МЫ ЖИВЕМ НЕ ЗНАЯ, ЧТО НАС УЖЕ ПОХОРОНИЛИ

Небольшие холмы на Северном кладбище с табличками "Останки" затерялись среди могил бомжей. Сторож объяснил: "Здесь похоронено то, что отрезают у больных на операциях". Люди живут и не знают, что частично их уже похоронили.

Гуманно ли это по отношению к самим прооперированным, да и где гарантия, что послеоперационные отходы, "покоясь" в земле, не распространяют болезни?

Профессор одной из клиник НИИ свое мнение выразил так: "Эта проблема -- на стыке медицины, этики и религии. То, что принадлежало людям, надо предавать земле в какой-то мере торжественно и со скромным отпеванием".

Иду к специалистам, имеющими дело с останками каждый день, в патоморфологическую лабораторию. Заведующая предложила посмотреть все самой: "Если, конечно, хватит духу. Ведь останки готовят к отправке в морге". По спине пробежали мурашки, но отступать уже некуда.

За врачом-патологоанатомом иду к одноэтажному зданию в углу двора. Никакой таблички.

-- Для безопасности, чтобы любопытные не заглядывали, -- объясняет врач, открывая дверь.

Повеяло холодком. Проходим через большую комнату со "столами" из нержавейки, похожими на операционные. Темный коридор. А вот морозильная комната, откуда "бьет" жуткий запах. Посредине -- металлические "каталки" для покойников. Здесь же штук 20 больших ведер и эмалированных баков, заваленных полиэтиленовыми кульками с... К горлу подкатывает ком. От "морозильных" батарей на стене холод почти не ощутим, хоть они и покрыты инеем. Трудно представить, как здесь летом. Доктор рассказывает, что оборудование очень старое. Мощное современное запах могло бы нейтрализовать. Но об этом нечего и думать. Средств у института едва хватает, чтобы спасать живых людей.

Еще одна комната. Накрытый клеенкой стол, мойка, шкаф. Из хирургии принесли почти целое ведро "операционных материалов" (с утра прошло 14 операций). Врач и лаборант -- в халатах, резиновых перчатках, масках. Все, что удалено, упаковано в полиэтиленовые пакеты. К каждому прикреплен бланк с информацией о болезни. Кульки выкладывают на стол. Начинается "вырезка" (так медики называют процесс подготовки к микроскопическому исследованию кусочков тканей, по которым потом в лаборатории диагностируют болезнь -- от этого зависит дальнейшее лечение).

Врач и лаборант работают стоя, изредка обмениваясь короткими фразами. Из удаленного органа (ткани) вырезается несколько кусочков. Помощница складывает их в лабораторные чашки, ставит отметки в "сопроводительном" документе. Остальное -- захоронят. У медиков к "останкам" отношение иное.

-- Еще с почестями хоронить? -- возмутились они.-- Если бы эти опухоли не удаляли, то большинства больных уже не было в живых.

Самое жуткое, что увидела, -- ампутированная женская грудь... В шкафу, в банках со специальным раствором, -- два человеческих зародыша.

-- Кстати, это тоже "останки", удалены у беременных онкобольных, -- поясняет доктор. -- Храним больше года, студенты изучают... Работаю шестнадцать лет. Привыкнуть к этому невозможно, хоть и приходится в среднем за год обследовать "материалы" после 1200--1500 операций. Часть вырезанных тканей готовится для длительного хранения в архиве.

-- Что дальше происходит с останками? Даже с коллегами об этом откровенно говорить не принято, -- поведала заведующая лабораторией. -- Не знаю, как происходит это на Западе, но, на мой взгляд, идеальный вариант -- кремация. А мы много лет заключаем договоры с ритуальными службами. Хороним примерно 2--3 гроба в два месяца (каждый обходится около 300 гривен). Главное, чтобы останки были утилизированы (сожжены в крематории или захоронены на кладбище), а не в силу бедности медицины закапывались в случайных местах, где потом их смогут откопать.

Отправляюсь в столичный крематорий.

-- Кремируем послеоперационные отходы уже два года по поручению городской санэпидемстанции (было соответствующее решение Киеврады), -- говорит директор Алексей Иващенко. -- Сначала обслуживали чуть больше десятка лечебных заведений, а в 2002-м с нами заключили договора 50 больниц. В основном те, что подчинены Главному управлению здравоохранения столицы, и лишь единицы медучреждений, подчиненных Минздраву Украины. На последних городская санэпидстанция повлиять не может, хоть и находятся они на территории города. Документов, обязывающих или рекомендующих послеоперационные отходы по всей Украине кремировать и быть не может -- крематории есть только в Киеве, Одессе и Харькове. Сожжение одного мешка останков (40--50 кг) и транспортировка по городу обходится в 137 гривен. За месяц кремируем 60 мешков.

Кремация -- самый гуманный способ "погребения" послеоперационных останков. И если в Киеве есть возможность сжигать, то странно, что некоторые медучреждения хоронят их так же, как периферийные больницы, на кладбищах.