"У МЕНЯ ЕСТЬ СВОЯ ВЕРСИЯ ГИБЕЛИ ЛИНКОРА "НОВОРОССИЙСК",

Последние два года мир живет под впечатлением страшной российской трагедии -- гибели атомохода "Курск". Но при этом мало кто помнит, что почти полвека назад произошла черноморская катастрофа, унесшая гораздо больше человеческих жизней и такая же дикая по нелепости и непредсказуемости. Речь идет о взрыве и почти моментальной гибели советского линкора "Новороссийск". Сегодня в Донецке живет человек, который в тот страшный момент находился на судне и которому чудом удалось спастись. Анатолий Дмитриевич Теплов все эти годы скрупулезно, по редким упоминаниям в газетах и специальной литературе, в основном зарубежной, пытался восстановить картину трагедии полувековой давности и хотя бы самому себе объяснить ее причины: ведь правдивой версии случившегося нет до сих пор...

Рассказ -- правда, очень короткий и путаный -- о гибели "Новороссийска" вошел отдельной главой в книгу "100 великих катастроф всех времен и народов". У Анатолия Дмитриевича сохранилась фотография красавца-корабля тех послевоенных лет -- это было действительно уникальное судно. На Тегеранской конференции в конце 1943 года Сталин настоял на разделе итальянского флота между союзниками. СССР достались девять эсминцев, четыре подводные лодки, легкий крейсер и линейный корабль -- не считая всяческой мелочевки. Линкор назывался "Джулио Цезаре" ("Юлий Цезарь"); 9 декабря 1948 года он навсегда покинул родной порт приписки Таранто, и 3 февраля 49-го состоялась передача судна советской стороне. Приказом командующего Черноморским флотом "Юлий Цезарь" переименовался в "Новороссийск". Еще тогда принимающая сторона документально отметила, что судно находится в крайне запущенном состоянии, ведь в течение пяти лет, с 1943-го по 1948 год линкор стоял на приколе, не будучи законсервированным, с малочисленной командой, без надлежащего техобслуживания, ржавея и обрастая толстым слоем ракушек. Потребовалось более трех месяцев, чтобы привести судно хотя бы в относительный порядок. Но главные общекорабельные системы -- арматура, трубопроводы, обслуживающие машины и механизмы -- все равно нуждались в серьезном ремонте или замене. Но сделать это при всем желании было непросто: отсутствовала эксплуатационная техническая документация, нашлись лишь разрозненные чертежи с описанием на... итальянском языке. Не было и документов о непотопляемости. А само оборудование, по мнению специалистов, соответствовало скорее тральщику, чем линкору, -- то есть борьба за живучесть корабля представлялась весьма проблематичной. О чем можно было говорить, если отсутствовали автоматическая телефонная станция, громкоговорящая связь, радиолокационные средства, зенитная артиллерия малого калибра...

Тем не менее уже в июле сорок девятого года "Новороссийск" принял участие в маневрах в качестве... флагмана! А в августе судно буквально вытолкнули в море и направили в составе эскадры к турецким берегам. Правда, в последующие шесть лет на корабле постепенно выполнялся значительный объем работ по ремонту, частичной замене и модернизации боевых и технических средств. Несмотря на преклонный возраст, "Новороссийск" тогда был самым мощным по вооружению во всем советском флоте -- оттого и уделялось ему такое повышенное внимание. В мае 1955-го, рокового для себя года, линкор вошел в состав Черноморского флота и до конца октября несколько раз выходил в море, отрабатывая задачи по боевой подготовке.

Вспоминает Анатолий Дмитриевич Теплов:

-- Когда в 1953-м меня призывали на срочную, сам попросился на флот. Служил на разных кораблях, был штабным работником. В 1955-м перевели на "Новороссийск" -- тогда это был флагман Черноморского флота, там располагался штаб эскадры, где я служил. 28 октября в семнадцать ноль-ноль мы как раз вернулись с испытаний, корабль стал на свои бочки. Это была суббота, матросов отпустили в увольнение, а офицеры, у кого в Севастополе были семьи, ушли домой ночевать. Мы с ребятами, как всегда, погуляли в городе, сходили, как водится, на танцы, и уже к 24.00 вернулись на судно. А как раз в тот день к нам пришло пополнение -- новобранцы. Этот факт потом часто описывали в статьях о "Новороссийске" -- ребята были еще не в морской форме, а в сапогах; это вызывало недоумение. А все дело было в том, что их собрали с расформированной базы и привезли к нам, накормили и разместили в кубриках носовой части -- как раз там, где через несколько часов прогремел взрыв...

Где-то в половине второго ночи (комиссия установит потом точное время -- 01.31 -- прим. авт.) мы с ребятами находились в кубрике. Я лежал на своей верхней койке и просматривал книжки, которые накануне купил в Севастополе, -- как сейчас помню, одна называлась "Мать и дитя"; меня тогда уже в Снежном -- городке возле Донецка -- ждала невеста, и я готовился к будущей семейной жизни. В тот миг, когда я эту книжку передавал вниз товарищу, раздался взрыв. Он был какой-то странный, как бы двойной -- потом кто-то объяснял, что вслед взрыву "рикошетом" прозвучал резкий шум от поверхности воды... В первую секунду промелькнула мысль -- это, наверное, "Водолей"! Огромное судно с тысячами тонн пресной воды как раз швартовалось рядом. От толчка мы иногда падали на палубе. Но тут качка была не привычная, бортовая, а килевая. Погас свет, началась суматоха. Наш кубрик располагался на корме -- это нас и спасло. С носа бежали десятки матросов, все в крови и мазуте, полуодетые, в шоке. Я кинулся в носовую часть. Вскоре к нам приблизилось спасательное судно "Карабах", они опускали шланги в огромную пробоину в днище нашего корабля. Но когда потом туда проник водолаз, оказалось, что дыра сквозная, и они откачивали воду практически из моря...

Пробоина действительно была громадная -- от борта до борта, палубу закрутило, как рулон обоев. Анатолий Дмитриевич вспоминает, как на его глазах в этот "рулон" закрутило человека -- без головы, без ноги. Очень много кругом было грязи, мазута и ила.

В тот момент на судне находились около двух тысяч человек: примерно полторы тысячи по штатному расписанию, а остальные -- вновь прибывшие, которых даже не успели зачислить в команду. Личный состав -- и это отмечали потом все исследовавшие катастрофу -- вел себя просто героически: он четко знал, как действовать по боевой тревоге. На корму стали стаскивать раненых и трупы -- там находился основной трап. Погибших штабелями складывали друг на друга. Одновременно команда штабистов, где служил Анатолий Теплов, эвакуировала документы. А судно медленно кренилось на бок...

Потом выяснилось, что машинисты, находившиеся внизу, были готовы в любой момент завести двигатели, но -- ждали команды, как положено в армии, от вышестоящего начальства. Но так и не дождались -- в трюмах "Новороссийска" они остались заживо погребенными в морской пучине заложниками воинского долга. Очевидцы рассказывают, что из отсеков до последнего раздавался стук и даже... песня "Врагу не сдается наш гордый "Варяг". Когда корабль окончательно затонул, много живых людей оставалось в образовавшихся воздушных подушках. В днище прорезали отверстие и на глазах Теплова достали девятерых -- но весь спасительный для матросов воздух с шумом вышел через эту дыру, а остальные просто захлебнулись хлынувшей в отверстие водой. В 04.15 судно опрокинулось через левый борт. Люди стали прыгать в воду, многих просто неудержимо сносило в море.

Вспоминает Анатолий Дмитриевич Теплов:

-- Я среди сотен моряков был на юте. Паники не помню; стояли, сцепив зубы. Но команды прыгать не было -- а как мы могли покинуть боевой корабль без команды? Потом нас стало просто сносить в воду. Многие матросы не умели плавать (?! -- прим. авт.), они хватались мертвой хваткой за тех, кто держался на воде, топили и их, и себя. Знаете, если, не дай Бог, придется тонуть и за вас кто-то будет держаться, -- никогда не пытайтесь оттолкнуть, берегите силы. Если не можете спасти его, опускайтесь вместе на дно, там этот человек непроизвольно от вас отцепится, и вы спокойно вынырнете. Там, на "Новороссийске", просто целыми группами уходили под воду! Многие именно так утонули. Я плаваю очень хорошо, старался и других удержать на воде. Потом с подошедших спасательных судов стали помогать нам баграми. Море было полно мазута и крови...

Всего в ту ночь погибло 604 человека. Вышедшие на следующий день советские газеты ни словом не обмолвились о трагедии. Офицеры "Новороссийска", направлявшиеся на корабль после выходного, узнавали о том, что "что-то случилось" из разговоров в троллейбусах. Одной женщине сообщили в Ленинград, что ее сын погиб. Она приехала в Севастополь на похороны и обнаружила, что хоронить нечего, -- мальчишка превратился в месиво. Возвращаясь домой, еле живая от горя мать рассказала о трагедии попутчикам. Сосед по купе заявил: "Все это вранье, в Советской Армии такого случиться не могло!" и сдал ее на первой же станции в милицию "за антисоветскую пропаганду". Уцелевший личный состав предупредили: никому ни слова! Началось расследование причин взрыва. Анатолий Теплов, которого подобрал из воды крейсер “Молотов” и который у себя на судне числился погибшим ( едва не послали скорбное известие родителям!), продолжил службу на корабле "Ангара". И случилось так, что именно он печатал секретный доклад ЦК о причинах трагедии -- в единственном экземпляре с грифом "Совершенно секретно" под диктовку одного из адмиралов.

Версий взрыва было выдвинуто всего две: диверсия, поскольку не было обеспечено должной охраны Севастопольской бухты, и кто-то вполне мог проникнуть на "Новороссийск" и подложить взрывчатку; и -- линкор подорвался на мине, оставшейся со времен Второй мировой войны. Анатолий Дмитриевич Теплов считает, что эти версии, особенно вторая, мягко говоря, уязвимы: бухту заблаговременно и очень тщательно протралили на все виды мин, которые на тот момент существовали. И выдвигает свою собственную, личную версию происшедшего:

-- Корабль находился в 280 метрах от берега, как раз напротив Аполлоновой пристани. Возле нее швартовались маленькие лодки, названные нежными женскими именами, -- "Надежда", "Светлана", "Наташа". В этих лодчонках находились бочки для помоев, в которые собирали с кораблей пищевые отходы, чтобы потом продавать севастопольским хозяйкам для кормления домашней живности. Диверсанты вполне могли замаскироваться под одну из таких лодок, начинить бочку любой взрывчаткой, подойти к кораблю (эти ведь "Светланы" с "Наташами" никто не проверял!) и в пасмурную погоду, оставшись незамеченными, опустить под днище корабля.

Официальной версией, как и ожидалось, был признан взрыв на мине, оставшейся с войны. Матрос Теплов продолжил службу -- он говорит, что страха почему-то не испытывал. Но… Его кубрик находился как раз под камбузом, и если на камбузе падала кастрюля, непроизвольно все-таки вздрагивал, и первая мысль была -- снова что-то взорвалось? Через полтора года "Новороссийск" подняли. Был туман, сыграли боевую тревогу (все задраиваются) -- чтобы никто не увидел, как восстает из глубин бывшее чудо и мощь советского флота...

В том же году закончилась военная служба Теплова. Он приехал в Донецк, женился на своей любимой, 43 года проработал на одном рабочем месте -- токарем на Донецком металлургическом заводе, ушел на пенсию. Теперь в его жизни две отрады -- та самая невеста Рая, которая вот уже почти полвека пребывает в статусе жены, и книги -- в их однокомнатной квартирке едва умещаются десять тысяч томов, собранных Анатолием Дмитриевичем за всю жизнь. Ни с кем из сослуживцев по "Новороссийску" он никогда больше не встречался -- из двадцати человек их команды уцелело тогда только шестеро...