СТАРИКИ-ПОДКИДЫШИ

Сорокалетнюю Татьяну похоронили месяц назад. Ее мать и 12-летняя дочь до сих пор об этом не знают. Они не интересовались судьбой родственницы, и адреса своего не оставили. Впрочем, здесь к такому поведению относятся философски -- Бог судья. Татьяна была обитательницей Дома милосердия Свято-Михайлово-Архангельского женского монастыря.

НАРКОМАНКА ОКАЗАЛАСЬ НЕ НУЖНОЙ НИ МАТЕРИ, НИ ДОЧКЕ

Еще три года назад на подворье этого возвращенного православной церкви монастыря послушницы помоложе выкорчевывали старые пни, в прямом смысле слова просеивали землю, отделяя ее от булыжников. Сегодня здесь все в цвету -- вот что могут сделать любящие и щедрые сердца. Как взлелеяли цветы и деревья, так же лелеют и обитателей Дома милосердия, на строительство которого настоятельница монастыря матушка Серафима положила все силы, подняла весь город. Сегодня здесь доживают "последнюю жизнь" 60 человек, как говорят монахини, наши бабушки и дедушки. Приходят новенькие, потому что, увы, почти каждый день кто-то уходит на вечный покой. В таком случае панихиду служат здесь же. Вчерашние подружки искренне оплакивают ушедшую, некоторые даже "примеряют на себя" эту процедуру, представляют, как все будет, когда наступит их последний час. И, представьте себе, довольны и спокойны -- уйдут по-человечески. Причем независимо от того, есть ли у них родственники, платят ли за них. Перед Богом все равны.

Судьбы у этих людей разные. Да вот хотя бы Татьяна, о которой уже шла речь. Жизнь жила, как песню пела -- все было, казалось, складно и весело. Даже когда с дочкой осталась "без мужика", не горевала -- веселые компании находились. Как "подсела" на наркотики, уже и не помнила. Но затянуло в омут с головой. В одну из ночей -- уже и не зимней, но еще морозной, очнулась под каким-то забором, не чуя ног -- в прямом смысле слова. Больница, ампутация -- и безысходность. Ни мать, ни дочь ни разу не появились. Врачи их разыскали, но те отказались забирать Татьяну домой -- наркоманка оказалась никому не нужной. Мать отказалась от дочери, как говорили, с благой целью -- уберечь от дурного влияния внучку… Долго не знали, что же с Татьяной делать. Сжалилась матушка Серафима, приняла в Дом милосердия. Да недолго прожила здесь Татьяна -- вич-инфекция, "заработанная" на игле, "съела" организм в считанные дни…

ИМ ТАК ХОЧЕТСЯ ДОМОЙ...

Александру, тоже с ампутированными ступнями, принесли на табуретке и поставили "посреди двора". Приняли, хоть была в таком непотребно пьяном виде, что, наверное, все святые молились за эту грешную душу. Обмыли, привели в чувство, накормили, приучали к покою и послушанию. Нет, не приучалась -- то материться начнет, то буянить. Все порывалась уйти. И таки ушла.

-- Где теперь душа мается? -- крестится монахиня, которая еще помнит ее.

Валентина тоже уходила -- не согласна она была с тем благочестивым образом жизни, который заведен в Доме милосердия. Ей бы выпить, да погулять хорошо -- хоть бы и разок, хоть бы и на последние… Пару месяцев выдержала и ушла. А недельки через две вернулась присмиревшая: поживу, говорит, хоть напоследок как человек.

Ольга, суетливая, на вид немного не в себе, женщина, но улыбчивая, "активная", практически старожил -- более двух лет уже в этом доме. И все годы в одном осталась непокорной -- ни в какую не покрывает голову платком…

Матушка Евгения рассказывает о подопечных, а глаза на мокром месте.

-- Жалею я их сильно, -- вздыхает. -- Хорошо им тут -- и досмотр, и медицина опять же, и покормят четыре раза в день, и слово ласковое скажут. А все душа сжимается, ведь им так хочется домой, к родным и любимым детям. Ко многим приходят часто, заботятся и все время перед нами как бы извиняются: мол, работаем много, дома брошенной остается мама, а здесь ей лучше. Правильно говорят, и, действительно, выхода порой нет, а чувствуется -- совесть-то их мучает. Это хорошо…

К столу медсестры как раз подошла заплаканная женщина в черном. Как оказалось, вчера у нее здесь умерла мама, и она все сокрушалась: "Как же так, я ведь полдня пробыла у нее, а только ушла, она и умерла…"

Сегодня тоже хоронили женщину. Невольно попав на панихиду, увидела много цветов, веночки -- родственники позаботились. Их стояло не так уж и мало, принимали соболезнования. А вот в семье все-таки не оставили доживать последние дни.

-- Терпения и милосердия, даже при любви к родным, не у всех хватает, -- спокойно поясняет мне монахиня. -- Человек же не помнит, как с ним возилась мама, когда он немощным был, сколько ночей у его постели просидела, когда болел, как ночами глаз не смыкала, если где-то задерживался… Ведь лет до 15, а многих и дольше, мама душой вела по жизни. Да и потом, когда трудно, сразу кидаешься к маме -- она спасет, она поможет… А когда понадобилось с мамой посидеть, то сразу дела находятся… Но ведь и она работала, а на деток силы находили. Ну, да Бог им судья. А только скучают по теплу домашнему наши старички.

Учитель в прошлом попал в этот дом избитым до полусмерти. Не помнил почти ничего. Кое-как нашли родных. Те первое время часто приходили, приносили фрукты. Потом пореже. А сейчас и вовсе забыли сюда дорогу, даже перестали платить. А он так их ждал, больше всего внучку хотел увидеть. Конфетки, что давали к чаю, все под подушку складывал: "Ларочке моей, она скоро придет"… Не приходил никто. Выходили его здесь, вылечили. Вспомнил он все -- и улицу свою, и дом. Поехали искать вместе с ним. Нашли. Там открывают добротную дверь в хорошо обставленную квартиру и удивляются. Неужели решили, что "сплавили"? А он увидел внучку, достает из кармана все конфетки, что сберег, и яичко крашеное еще с Пасхи припасенное, улыбается и протягивает ей, как будто это самое главное, что он хотел еще успеть в этой жизни сделать…

Анна Петровна и Сергей Александрович (имена изменены) попали сюда доживать, оставшись без крыши над головой. Был у них когда-то дом, где растили детей, где думали и "домовину" их в большой гостиной поставят. Но дети что-то меняли, продавали, покупали -- и остались два немощных старика "у разбитого корыта". Правда, дочка приходит, платит за них в помощь монастырю, даже настояла, чтобы жили они вдвоем в одной келье, будто семья сохранилась, только "адрес" поменяла. Но трещину в душе чем старикам "заклеить"? Тут никакие деньги не помогут…

...Легкий свежий ветерок после долгой жары в Одессе "вывел" на прогулку многих обитателей дома -- кто с палочкой, кто в коляске, кто "по стеночке" приковылял посидеть на завалинке… Все они смотрели на меня -- молодую и здоровую -- с любопытством: кто ж такая, к кому это родственная пташка вдруг залетела? За кого порадоваться? Стало неловко -- будто чем перед ними виновата. Поторопилась уйти за монастырский забор -- в суету улиц (а это центр города), звон трамваев, гомон молодежных стаек. За спиной остались люди, судьбы которых -- целый роман, но не в одном из них, уверена, не предполагалось такого финала, как окончить жизнь в богадельне… Из глубин памяти всплыла фраза, которую, может, уместно было бы написать у ворот Дома милосердия: "Поступай с людьми так, как хочешь, чтобы поступали с тобой".