ВЕЧНЫЙ ПУТНИК И ВЕЛИКИЙ МИСТИФИКАТОР

...Я никогда не была в Коктебеле. Но детские впечатления о здешних местах -- с неповторимыми запахами тамариска и дорожной пыли, палящим солнцем, знойным маревом над дорогой и поющими цикадами -- живут в памяти, пробуждаясь при каждом упоминании о Крыме...

Это была его страна. Художник и поэт серебряного века Максимилиан ВОЛОШИН называл ее не иначе как древним именем Киммерия. Рожденный в Киеве, повзрослевший в Тамбове, возмужавший в бесконечных путешествиях по миру (начиная от ссылки в Ташкент, заканчивая пешеходными странствиями по Европе и парижскими салонами художников-эмигрантов), он только здесь был дома. Удивительным образом переплелись в его жизни любовь к старине и неукротимый поиск нового в искусстве современности, тяга к мистификациям и вполне реалистичное отношение к действительности.

"...Корнями рода я связан с Украиной. Мое родовое имя Кириенко-Волошин, и идет оно из Запорожья, -- написал Максимилиан Александрович в своей автобиографии. -- Я знаю из Костомарова, что в XVI веке был на Украине слепой бандурист Матвей Волошин, с которого с живого была содрана кожа поляками за политические песни, а из воспоминаний Францевой -- что фамилия того кишиневского молодого человека, который водил Пушкина в цыганский табор, была Кириенко-Волошин. Я бы ничего не имел против того, чтобы они были моими предками..."

О матери художника написала в своем эссе "Живое о живом" Марина Цветаева: "Вся мужественность, данная на двоих, пошла на мать, вся женственность -- на сына, ибо элементарной мужественности в Максе не было никогда, как и в Елене Оттобальдовне -- элементарной женственности". Эта удивительная женщина выполнила свое предназначение -- подарила миру гения. В детстве она жила в Калуге, куда был сослан побежденный разбойник Шамиль, и волею судеб юная Елена попалась ему на глаза. "На Кавказе ты была бы первой красавицей, если бы у тебя были черные глаза"! -- говаривал грозный абрек голубоглазой россиянке, держа ее на коленях. Ее выдали в 16-летнем возрасте за мужчину вдвое старше, в браке она была несчастлива, потеряла первого ребенка, а со вторым уехала от нелюбимого мужа из Киева в Тамбов.

Они жили бедно, мама работала телеграфисткой, Макса воспитывала бабушка. Однажды после прогулки в городском саду Макс спросил маму: "Почему у других детей есть красивые лошадки и вожжи с бубенчиками, а у меня нет"? Услышав мамин ответ: "Потому, что у них есть папа, а у тебя нет", он очень серьезно сказал: "Женитесь"! Елена Оттобальдовна так никогда больше и не вышла замуж...

В 17-летнем возрасте Волошины поселились в Коктебеле, вернее, в двух километрах от селения. После окончания гимназии (на занятия приходилось ездить на велосипеде за 18 километров до Феодосии) юный поэт поступил в столичный университет. "Два года студенческой жизни в Москве оставили впечатление пустоты и бесплодного искания, -- напишет он впоследствии. -- В 1899 году я был выслан в Феодосию за организацию студенческих беспорядков. Потом уехал в первый раз за границу: в Италию, Швейцарию, Париж, Берлин. Я еще раз возвращался в Москву. Был допущен до экзаменов. Перешел на третий курс юридического факультета, опять уехал в Италию и Грецию; возвращаясь, был арестован, привезен в Москву и выслан в Среднюю Азию"...

Поняв, что юриспруденция -- не для него, Максимилиан решил изучать искусствоведение и отправился в Париж. Для этого он записался на курсы в Лувре, стал посещать салоны художников и в конце концов понял: чтобы по праву оценивать чью-то работу, надо научиться рисовать. Придя к одной из самых известных русских художниц-эмигранток, он просто сказал: "А можно я тоже порисую?" С тех пор Максимилиан уже не расставался с блокнотом для набросков и карандашом, а со временем стал одним из лучших акварелистов России. Его постоянно влекла дорога. С рюкзаком за плечами, этюдником и походным альбомом для набросков, один или с друзьями добирался Максимилиан из Франции до испанской границы, шел пешком по пыльным дорогам Андалузии и Кастилии... "Для того, чтобы узнать страну, -- говорил он, -- необходимо ощупать ее подошвами своих ног". Марина Цветаева называла его ненасытным и неутомимым ходоком, рожденным пешеходом и лазуном.

Они познакомились в Москве -- Максимилиан Волошин написал статью о ее первой книжке стихов "Вечерний альбом" и принес ее показать. Это было в 1911 году, и, как писала потом Марина Ивановна, "действие нашей встречи длилось с 1911 по 1917 год". За это время в ее жизни появился Сергей Эфрон, он писал акварели и статьи, она -- стихи и прозу. После нашумевшей волошинской мистификации с загадочной поэтессой Черубиной де Габриак, закончившейся его не менее нашумевшей дуэлью с поэтом Николаем Гумилевым, Максимилиан Александрович сделал предложение Марине Ивановне: "В тебе материал десяти поэтов и сплошь -- замечательных! А ты не хочешь все свои стихи о России, например, напечатать от лица какого-нибудь... Петухова? Ты увидишь, как их через десять дней вся Москва и весь Петербург будут знать наизусть... И одновременно мы создадим еще поэтессу и поэта, это будут поэтические близнецы, Крюковы, брат и сестра. Ты будешь, как тот король, Марина, во владениях которого никогда не заходило солнце"...

О нем говорили разное. Один поклонник рассказывал Цветаевой, что однажды Волошин работал за столом, из концов его пальцев и волос возникло пламя, и загорелся занавес за его спиной. В другой раз он поразил местных жителей умением общаться с животными. Когда на Волошина напала стая одичавших собак-овчаров, он поговорил (в прямом смысле слова) с вожаком и собаки его не тронули. А когда в новогоднюю ночь в 1914 году загорелась башня в его коктебельском доме, и все гости бросились таскать ведрами воду из моря, чтобы гасить пламя, один только Макс остался неподвижен. В этом доме была вся его жизнь, все самое дорогое, что у него было -- книги, археологические находки, картины -- свои и чужие... Он так посмотрел на огонь, что он... потух.

...Максимилиан Волошин завещал похоронить себя на высоком холме над морем, откуда открывался вид на всю коктебельскую долину. Он умер 11 августа 1932 года от воспаления легких. "Гроб поставили на телегу, и маленькая процессия потянулась через накаленную солнцем степь, -- вспоминал Н.Чуковский. -- Поскольку лошадь на холм подняться не могла, метров двести вверх пришлось нести гроб на руках. Солнце жгло немилосердно, и, добравшись до вершины, мы были еле живы от усталости. Отсюда мы увидели голубовато-лиловые горы и мысы, окаймленные белой пеной прибоя, и всю просторную, налитую воздухом впадину долины и далекий дом Волошиных с деревянной башенкой, и даже дельфинов, движущихся цепочкой через бухту. Знойный воздух звенел от треска цикад в сухой траве. Могильщики уже вырыли яму, гроб закрыли крышкой и опустили в светло-рыжую сухую глину"...

...Я никогда не была в Коктебеле. Но знаю, что и сегодня молодые (и не очень) поэты и художники едут сюда, как в поэтическую Мекку -- вдохнуть этот знойный крымский воздух, войти в знаменитый дом Волошина, подняться к его могиле...