"КАРТИНЫ ПЕРЕД СМЕРТЬЮ НУЖНО СЖИГАТЬ!"

Его мастерская -- всего в двух шагах от шумной городской улицы, но здесь удивительно тихо. Посреди комнаты -- старый полуразобранный, но еще работающий бобинный магнитофон "Маяк", на столе -- мутные стаканы, в общем, традиционный "художественный" хаос. Александр ПАВЛОВ показывает свои работы -- яркие, разные, неожиданные. Его манера общения удивительно напоминает его живопись: те же многоцветье и ассоциативность, огромное количество мелких деталей и разнотемье...

"У КАЖДОГО ХОЛСТА ЕСТЬ ПРАВО ЖИТЬ СВОЕЙ ЖИЗНЬЮ"

-- Я кандидат архитектуры. Так что можете представить этот мученический путь. Я чуть не стал доктором -- и слава Богу, что не стал! Потому что сидел бы сейчас на цепи в какой-то проектной организации и так бы кончил свою жизнь. Но где-то к 30-ти годам я рассчитался с этим делом и ушел из НИИ в фонд Союза художников. За три месяца отрабатывал свою зарплату, как хотел, а остальное время занимался "чистой" живописью. Пришлось многое, конечно, поломать, многим пожертвовать. Никто ведь ничего подобного (имеется в виду абстрактная живопись. -- Авт.) не признавал, пока не стали показываться все, кто хотел. Мне надоело быть художником по выходным дням, живопись меня втянула. Я и в аспирантуру поступил, чтобы уйти из НИИ. Защитил кандидатскую, но при этом написал массу картин -- "картонок", преимущественно темперой. В них была какая-то терпкость незрелого плода. Но уже было понятно: пишет хорошая рука.

• Все начиналось очень хорошо -- году в 89-м. Я был одним из первых, обо мне знали в городе. Пошли выставки, выставки, выставки, (с иронией) известность -- мировая. Я иронизирую, потому что это нужно только мне, а картины надо сжигать перед смертью! Если бы все художники сделали это, очень хорошо было бы! Ведь что осталось? Вы видите Леонардо или то, что читаете, листая картинки. Это никому не надо, кроме художника. Это уже право каждого холста -- жить своей жизнью: валяться в курятнике или быть сожженным на аутодафе. Но существует грех чадоубития -- вот в чем дело. Позиция художника заключается в том, что он никому не обязан и ни перед кем не должен объясняться. Точно так же, как рождение: вас никто не спрашивает, почему вы здесь появились, и никто не спросит, когда вас отсюда заберут. Искусство тоже никому ничего не должно, тем более не должно отвечать на вопрос "почему?". Ты работаешь годы. Выставил -- и за 20 минут понятно, что ты сделал. Сразу видно: это -- барахло, а это -- отличная штука.

• В 75-м году я сделал первую серьезную выставку в Доме кино. Тогда я был совершенно маргинальным человеком. Меня поддержали немногие в Киеве, но этого было достаточно. В том числе и Параджанов, который впоследствии сделал мне первую выставку в Тбилиси. Он тогда только вышел из тюрьмы, в Киеве жил у оператора Беликова, где мы и познакомились. Я привез и показал ему все свои этюды, а пять работ выставил на фортепиано. Сергей посмотрел на них, и мы стали говорить о другом. Параджанов спрашивал: "Что, козликом потягивает от меня? Почему-то все мыло дарят. Чемоданы мыла!" Он все время оборачивался на этюды, и вдруг сказал: "Слушай, у них вторая жизнь есть! Давай сделаем выставку в Тбилиси!" Она имела неожиданный успех. Тонкая, капризная Грузия! Там понимают цвет. Мне кто-то сказал: "Знаешь, Саша, это так вибрирует! Выставка -- это коньяк, вино, поцелуи, букеты. Но потом человек уезжает, и его забывают. А вот тебя не забудут". Через год я сделал выставку в Вильнюсе, мелкобуржуазная Литва тоже приняла очень хорошо. Но на признание мне было, в общем-то, начхать...

А с Параджановым мы больше как-то и не общались. Он был очень занят своими выставками, на одной из них я побывал. Он сделал замечательный коллаж. Это мастер версификации, сопоставления. У него было гениальное видение! Он видел, какому актеру можно играть Карла Маркса, он считал, что Плисецкая сыграла бы лучшего Демона. Дворжецкого приглашал -- это я понимаю, но Плисецкую на Демона!

"ЖЕНЩИНЫ -- САМОЕ БОЛЬШОЕ ЗЛО В МОЕЙ ЖИЗНИ"

-- Конечно, хотелось -- раньше, не сейчас, -- чтобы слава шла впереди, проталкивала первые предметы и первые бастионы знакомства, погружала сразу в тот, иной, мир. Я видел, как любят людей. Меня так никто не любил -- поверх всего, а не за что-то. Я слышал, как Вертинский говорил: "Каждая кгасивая женщина оставит цагапинку на сегце". Это был великий соблазнитель, но это всегда плохо заканчивалось. Плохо закончилось и в ленинградской гостинице. Известная киевская шлюха присутствовала при последних минутах жизни Александра Николаевича. Он -- великий киевлянин! Слабенький поэт, опрятная проза, как-то мелко-мелко, а в результате -- вызрела такая любопытная личность. Он бы мог стать Папой Римским, если бы захотел...

Параджанов книг почти не читал, но все "по воздуху" знал. Он Коцюбинского сначала услышал, а потом узнал. Телевизор смотрел, оседлав стул, всего 20 минут. Принесли ему когда-то кинокартину Бондарчука "Красные колокола" с замечательным актером Пьетро Неро. Он посмотрел минут 10, обернулся, встал и сказал: "Кто досмотрит -- вернется" (как у Осыки: "Кто долюбит -- вернется"). Сейчас, кстати, о Параджанове хроники выходят, там страниц тридцать -- мои.

• У меня семьи нет. Есть дети, которых я вижу, когда вижу. Так что сам собой распоряжаюсь, хотя тоже неправильно. Правильно -- это соблюдать правильный режим работы, устраивать себе день молчания... А женщины -- самое большое зло в моей жизни. Я постигаю все их очарование, но на это нужна уйма времени, и это всегда проблема. Потому это малый чин для меня.

• Литературой занимаюсь с 79-го года, печатаюсь в журнале "Соты" вместе с такими киевскими поэтами, как Бураго, Лапинский, Зморович. Показывал как-то Кире Муратовой свой сценарий "Близнецы", но она сказала: "Я сейчас таким не интересуюсь". Думаю, что эту вещь могли бы снять Параджанов, Феллини -- не сочтите за дерзость.

Две музы соревнуются и спорят, доставляя мне мучения. Я должен уделять им внимание, но не всегда могу. Это две такие дамы!.. Я не начинал с их изнасилования -- очень рад был тому, что они меня посетили.

"ЗАУЧЕННЫЕ МОЗГИ -- ЭТО СТРАШНО"

-- Считаю, что кто выучился, тот и лучше. Заученная рука -- это не страшно, заученные мозги -- страшно. Если в художнике живет постоянное стремление к совершенствованию, чистой живописи, знание своей культуры, понимание, что Архипенко и Малевич -- киевляне, создавшие мировые шедевры, -- у него есть будущее. Мне достаточно было увидеть "Синих девочек" Дега, чтобы моментально стать убежденным пессимистом.

• У нас земля щедрая -- это питомник, в котором выращивают таланты. Но они гибнут здесь или уезжают туда, где всем холопам добавляют -офф: Нестеренкофф, Кураленкофф... Почему я остался? Вижу себя в Испании, потягивающим малагу. Мое "украинское" меня уже не волнует. Но у меня -- единственный путь, и он здесь, для этого я всем пожертвовал. Что я буду делать в Германии на 500 марок социала? Писать, как Довлатов, о своих родственниках? Заказов у меня нет. Если бы я был по-настоящему признан на Западе, то проводил бы там очень много времени, возвращаясь иногда назад. Это, пожалуй, самое лучшее, что могло быть. А здесь я нищий.

• Столкновение с внешним миром для меня оскорбительно! Я с ним сосуществую, выставляюсь. Все остальное -- пустое. Вне всякого сомнения, я тщеславный человек. И во мне живет еще и честолюбие. Из-за этого я и занялся творчеством. Здесь я выше всяких миллионеров (в мастерской. -- Авт.). Если добавить физическое здоровье, то более счастливого человека не было бы, потому что он сидит и работает.

СПРАВКА "СЕГОДНЯ"

Александр Федорович Павлов родился 2 мая 1939 года. Кандидат архитектуры (1962). В 1965 г. познакомился с такими армянскими художниками и скульпторами, как Аветисян, Кочар, Чахмахчян, которые существенно повлияли на его творчество. Тогда же началась выставочная жизнь картин Александра Федоровича в НИИ, которые в то время "пригревали авангардистов". Наиболее важные выставки: Литва (1984), Украина (1975, 1989, 1999), Грузия, Германия (1975). 1979 г. -- начало литературной деятельности Павлова ("Неудачница"). "Снег на болоте" -- последний на сегодняшний день и пока незавершенный роман, которым, впрочем, уже заинтересовался известный литературный журнал. Картины Александра Павлова можно увидеть в частных коллекциях в Голландии, Германии, Франции, Японии, Израиле, Чехии, России, Грузии и Украине.