НЕМЦЫ ЛЮБИЛИ ПЕЧАЛЬНЫЕ ПЕСНИ СВОИХ РАБОВ

В истории, начавшейся 63 года назад, Второй мировой войны до сих пор написаны не все страницы. Одна из них, связанная с судьбами более двух миллионов наших соотечественников, угнанных в немецкое рабство, усилиями советских идеологов и поныне остается малоизвестной. Часто даже дети ничего не знали о прошлом своих родителей--остарбайтеров. Тем более ценны сегодня для нас воспоминания тех, кому довелось на собственной груди носить унизительный ярлык "Ost".

ДЕВУШЕК ЛОВИЛИ В КИНО

-- Многое пришлось пережить нам на чужбине, но было не только плохое, -- вспоминает Галина Михайловна Кожурина-Трошина. -- Я уроженка Обухова, что на Киевщине. С пяти лет воспитывалась в Киевском детдоме на Паньковской. Когда началась война, пошла в райвоенкомат на Тверской и попросилась на фронт добровольцем. По молодости лет вначале отказали, но я стояла на своем, и тогда меня взяли санинструктором. В боях под Прилуками наша дивизия попала в окружение. Помню, как немецкие автоматчики гнали нас куда-то, выстроив в огромную колонну.

Мне удалось бежать. Вернулась в родной Киев, но пробыла здесь недолго. В июне 1942-го в столичном кинотеатре "Ротефане" (в советские времена -- им. Ватутина) прямо во время сеанса фашисты устроили облаву. Схватили всех молодых девушек, в том числе меня, и отправили в Германию в товарных вагонах.

Наш эшелон был буквально набит девчатами со всей Украины. Все были подавлены, многие плакали, ведь впереди зияла пугающая неволя. В самой Германии на каждой большой станции поезд с живым товаром замедлял ход: там нас уже ждали. Будущие хозяева отбирали себе дармовые "кадры", словно рабочий скот. Противиться было бесполезно.

Попала я в город Ордруф (земля Тюрингия), работницей на льнофабрику. Мы сами выращивали и обрабатывали лен, потом здесь же из него шили военные палатки. Кроме украинских девчат, на фабрику пригнали румын и югославов. Работали под присмотром конвоя. Помещение, где мы жили, немцы называли лагерем. Это было что-то вроде казармы с рядами двухэтажных кроватей. Поначалу на окнах были решетки, но позже мы взбунтовались и потребовали их снять. Нескоро, но все же сняли...

ОПЕРАЦИЯ "БРЮХО"

Кормили плохо, особенно запомнился осточертевший сладковатый привкус брюквы в постной баланде. Мясо в этой похлебке не водилось. Очень редко давали по кусочку вареной колбасы. Но мы не унывали и довольно скоро нашли выход: по утрам совершали набеги на местные огороды и хозяйские поля, подворовывая семена льна и картошку. Такие вылазки мы называли "операцией "брюхо". Семя льна становится довольно вкусным, если его поджарить, затем растолочь и есть с вареной картошкой. Этим "лакомством" и набивали желудки.

Прямо напротив лагеря находился надзирательный пункт, где круглосуточно в проеме окна торчал полицейский, наблюдавший за нами. Когда мы, "отоварившись" этим нехитрым провиантом, пробегали мимо него, он наигранно строго вопрошал: "Галина, комси-комса?" Что значило: "Уже украли?" "Іди ти до дідька", -- радостно отвечала я. Он улыбался и ни разу не предал нас.

Но в самом начале нашего рабства поиск дополнительных харчей закончился трагически. Хозяева как-то привезли на фабрику отравленную пшеницу, чтобы изводить ею мышей. Девчонки нашли зерно и, не зная, что оно ядовитое, поджарили и съели. У них начали пучками выпадать волосы и пригоршнями валиться зубы. Одна девушка, наверно, съела больше всех: спасти ее не удалось. Отпевали Валю в часовенке, и немцы сами просили нас спеть ей прощальную песню. Вообще, мы жутко тосковали по родине и часто вечерами пели "жалісливі" украинские песни и плакали. Ну, а немцам наши песни полюбились, они просили петь еще и еще.

Поблизости от нашего барака находилась пекарня. Ее хозяин с женой часто по вечерам пили чай. Завидев нас в открытое окно, они кивком головы приглашали войти. Я всегда шла. Они, улыбаясь, давали мне огромный мягкий каравай хлеба. Это была для нас очень существенная подкормка. За угощение фрау ставила единственное условие -- прибрать во дворе или в сарае, но делала это всегда тактично. В праздники нас кормили чуть сытнее, а на Пасху каждая получала персональный кулич. Это сдобное душистое диво еще долго потом терзало наше голодное воображение.

Была у меня подружка Вера Скирда -- проворная, добрая девчонка из Винницы. Она как-то умудрялась особенно часто дежурить по столовой. И когда Верочку в очередной раз "командировали" в пищеблок, под моей подушкой чудесным образом оказывались ломтики хлеба. Я приходила с работы и немедленно совала руку под подушку, где ждал гостинец. Где ты, моя милая искусница, жива ли?

НЕ ОБИЖАЙ ЗАЙЧОНКА, ЕГО МАМА ПЛАКАТЬ БУДЕТ...

Помнится, хозяин фабрики относился к нам без вражды. Была также хозяйка-распорядительница, вроде кастелянши. И о ней ничего плохого сказать не могу. Она обращалась с нами по-доброму, может быть, даже жалела. Ведь мы, по сути, были детьми, оторванными от дома. Зарплату рабочим платили понедельно. Вручала и нам хозяйка тощенькие конверты. Но купить на этот мизер можно было разве что бусы или брошку. Одежду бесплатно выдавали на специальном складе, где горами лежали поношенные вещи (не те ли, что были сняты с замученных в концлагерях? -- Ред.).

Нашим надзирателем был колченогий югослав Йоган. Никто из немецких "хозяев" не смел бить нас, а этот тип рукоприкладствовал. Как-то одной из девушек от нестерпимой жары стало совсем худо, она прилегла невдалеке. Приковылял Йоган и ударил ее по лицу. Надя вскрикнула и побелела. Тогда я схватила грабли и погнала нашего мучителя прямо в контору. Он пытался укрыться в кабинете хозяина, куда я ворвалась с криком: "Я все равно тебя убью, прямо этими граблями!" Хозяин верно оценил ситуацию и заступился за нас. А Йогана вскоре отправили на другую работу. И еще хочется отметить, что во время работы, когда было особенно жарко, нам часто привозили воду, причем сладкую.

Однажды на поле мы поймали зайчонка и принесли его в лагерь. По молодости лет нам нужна была хоть какая-то забава в тягостной неволе. Однако нашу игрушку быстро заметил полицай (участок полиции находился совсем рядом) и сказал: "Этого у нас делать нельзя. Отнесите его туда, где взяли. Его мама будет за ним плакать". Пришлось отнести. Думал ли тогда этот гуманист, что у нас на родине некому утереть слезы нашим матерям?..

В цехе было много немецких рабочих, и отношения у нас с ними были нормальные. Я учила немецкий в школе и могла общаться, когда в том была необходимость. Помню, как ошеломили нас немецкие подвалы, в которых мы вместе с хозяевами прятались во время бомбежек. Огромными штабелями там были аккуратно сложены целые горы мясных консервов и других припасов, от вида которых у нас мутилось сознание.

НА РОДИНЕ МЫ СТАЛИ ИЗГОЯМИ

Освободили нас американцы в апреле 1945-го. Тогда у нас был определенный выбор, и некоторые могли остаться на Западе. Но я твердо решила вернуться на родину. На рукавах у нас были нашивки "остарбайтер", и по пути домой соотечественники часто кричали нам вслед проклятия: "Чтоб вы не доехали!"

Я вернулась в Киев и вскоре вышла замуж. Пропаганда сделала свое дело и на таких, как я, посматривали косо. Недоверие и непонимание со стороны соседей еще долго шло за нами по пятам. Мы вынуждены были всячески скрывать свое рабское прошлое. К счастью, прямые репрессии меня миновали, но тягостное моральное отчуждение и страх не покидали практически всю жизнь.

Как-то через много лет я заглянула к соседке, которая делала дома ремонт. Зашла и обомлела: в одной из женщин, красивших окно, я признала свою "подругу по несчастью". Она здорово изменилась, но я ее узнала. По глазам было видно, что и она меня -- тоже, но мы предательски отвернулись друг от друга. Я выбежала в подлом, жутком страхе. Мы боялись признать свое прошлое, это чувство было унизительно, отвратительно и, казалось, никогда не пройдет. Сначала у нас, 17--18-летних, отобрали элементарное право человека на свободу, а потом наши души еще долго уродовал страх и терзания без вины виноватых.

Но все же я счастлива, что дожила до момента исторической справедливости. (Галина Михайловна имеет в виду признание Германии своей вины перед такими, как она, жертвами национал-социализма.)

ИЗ ТРУДОВОГО ЛАГЕРЯ -- В КОНЦЕНТРАЦИОННЫЙ

Мы решили дополнить эту историю жизни откровениями еще одного нашего соотечественника, которому, кроме трудового лагеря, довелось пройти еще и концентрационные.

-- Поначалу мне пришлось работать у бауэра (так называют у них фермеров) в Австрии, куда я попал в 15-летнем возрасте, -- рассказывает Борис Сергеевич Галайда. -- Работали мы вместе с родственниками хозяина по 8--10 часов, в зависимости от наличия заказов. Ели за одним столом. Но ночевали они в своем доме, а нас отводили в специальный спальный барак. На ночь его закрывали, на окнах стояли решетки. По субботам -- работа до обеда, воскресенье -- выходной. Ходи, где хочешь, только вовремя являйся в барак. Каждые две недели хозяин с улыбкой отсчитывал 20 дойчмарок -- как он говорил, на мелкие расходы.

Потом из-за конфликта с полицаем я бежал. Но в Словакии попался немцам и вскоре очутился в концлагере Освенцим. Прошел также через Бухенвальд и Дору. Похожие судьбы были у многих узников концентрационных лагерей, где бы они прежде не работали -- на фермах, фабриках или заводах. В концлагеря отправляли за сабботаж, неповиновение, неугодные разговоры, вредительство и по многим другим причинам.

Лично мне не пришлось работать на заводе, но по рассказам знаю, что наши люди трудились посменно, как все другие, в том числе и немецкие, рабочие. Жили в рабочих лагерях под надзором. Среди них обязательно назначался старший, ответственный за содержание бараков и соблюдение гигиены: немцы очень щепетильны в этих вопросах.

Рабочие на предприятиях, как правило, были застрахованы, им платили зарплату, но, разумеется, не такую, как немцам. Воскресенье -- опять же, выходной. Все остарбайтеры имели право свободного передвижения по городу при условии, что к одежде будет прикреплен матерчатый четырехугольник с надписью "Ost". Они могли запросто заходить в магазины, деньги тратили в основном на тряпки.

ЭКСПЕРИМЕНТИРОВАЛИ НА... ДЕТДОМОВЦАХ

Были среди рабочих и матери с детьми, и даже целые семьи. Дети, насколько мне известно, не работали. В трудовых лагерях создавались группы наподобие "детского сада", где за малышами присматривали родители -- по договоренности и по графику, согласованному с руководством предприятия и лагерным начальством.

Общеизвестно, что над некоторыми малолетними узниками проводили изуверские эксперименты. Но откуда были те дети? До последнего времени это было тайной за семью печатями. И лишь недавно в открытую заговорили о том, что советские власти практически дали фашистам возможность вывозить детей целыми детскими домами! Кстати, из Киева тоже. За редким исключением, детдома не удосуживались эвакуировать, их воспитанников в буквальном смысле слова бросали на произвол судьбы. Именно эти беззащитные, "ничьи" дети чаще всего попадали в руки фашистских извергов. Наверное, сейчас не найдешь ни одного из тех детдомовцев. Если кто чудом и уцелел, то живет в Германии и с полной уверенностью считает себя немцем.

P.S. Выписка из постановления ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР от 27 июня 1941 года. Подпункт "б" гласит, что эвакуации подлежат "квалифицированные рабочие, инженеры и служащие вместе с эвакуированными с фронта предприятиями, а также население, годное для военной службы и ответственные партийные работники". Вот и все, кто был нужен тоталитарной системе для борьбы за выживание. Остальной "человеческий мусор" бросали на милость оккупантов...