"Я УЖЕ ДОСТАТОЧНО НАПЛЕВАЛА В ВЕЧНОСТЬ "

Когда она, прищурившись, заливисто хохочет (а хохочет она часто), не засмеяться за компанию просто невозможно. По-моему, сохранять угрюмое выражение лица при этом получается только у ее мужа, сатирика Михаила Мишина, да и то титаническими усилиями: имидж -- это наше всё...

"Я УЖЕ НЕ В ТОМ ВОЗРАСТЕ, ЧТОБЫ ТЕШИТЬ ЧЬИ-ТО ТАМ АМБИЦИИ!"

Татьяна Догилева -- артистка не только талантливая, но еще и умная. Просто нонсенс какой-то. Недаром она несколько лет назад сделала "финт ушами": взяла пьесу Ноэля Кауарда "Лунный свет. Медовый месяц" в переводе родного мужа да и поставила ее на сцене как режиссер. Похоже, режиссерская работа входит у Догилевой в привычку.

-- Татьяна Анатольевна, переход от профессии актрисы к режиссуре -- это все-таки единичный факт или вы намерены продолжать?

-- Я выпустила уже третий спектакль. После первого был большой перерыв -- целых три года. Потом прошлым летом вышел спектакль "Не отрекаются любя", а в мае этого года -- "Московские страсти" по пьесе Островского "Не все коту масленица".

-- Вы ведь сами и играете в этих спектаклях. Трудно быть одновременно самой себе режиссером и актрисой?

-- А я, когда репетирую, я не репетирую (ха!). Я как режиссер ставлю, а мою роль репетирует дублер. А потом я методом ввода вхожу в спектакль.

-- Это удобно -- дублер ведь может потом вас иногда заменять?

-- Нет, в антрепризе это невозможно -- публика-то идет на имена.

-- И все это вы -- без диплома режиссера, никаких курсов не оканчивали; только то, чему на практике научились?

-- Да. А я и не делаю вид, что я режиссер! Когда я делала свой первый спектакль, у меня еще были какие-то амбиции. Думала: вот сейчас поставлю, и мир вздрогнет от появления гениального режиссера! Но я получила жестокий урок. Я поняла, что режиссура -- это нечто совсем другое, на этом успокоилась и даже перестала называть себя режиссером. Придумала такое слово -- "организатор".

У меня почти 25 лет сценической работы. Я опираюсь на свой опыт и на опыт артистов, которые заняты в моих спектаклях. А в антрепризных спектаклях, как правило, работают высокие профессионалы. Это направление не то чтобы имеет право на жизнь -- оно мне просто очень нравится. Потому что, поверьте мне, хороших режиссеров очень мало. А быть материалом для самовыражения какого-нибудь субъекта, который мне не нравится и которого я не уважаю?.. Я уже не в том возрасте, чтобы тешить чьи-то там амбиции.

-- А раньше, в юном возрасте, как вы общались с режиссерами? Могли в лицо объявить, как он вам "нравится"?

-- В театре молодой артистке трудно бунтовать, если у нее папа или муж -- не главный режиссер этого театра. Но во всяком случае, я исхитрялась не играть там, где мне не хочется. Какими-то хитростями: то бюллетень возьмешь, то со вторым составом договоришься...

"ПОСЛЕ УХОДА ИЗ "ЛЕНКОМА" МНЕ ЕЩЕ ДОЛГО СНИЛСЯ МАРК ЗАХАРОВ"

-- Знаете, я впервые увидела вас на сцене лет 12 назад, когда в Киев приезжал Театр Ермоловой со спектаклем Романа Виктюка "Наш Декамерон". Насколько вам было интересно работать с Виктюком?

-- Очень интересно!.. Но, видите, больше же мы с ним не работали! (Фирменный хохот.) Я считаю, что он выдающийся режиссер, но я -- не его актриса, он -- не мой режиссер. Я его очень люблю, у нас прекрасные отношения -- при встрече целуемся, кричим "цьом-цьом-цьом", но в работе нас больше не тянуло друг к другу.

-- А с кем -- тянуло?

-- Знаете, я ведь была артистка с большим о себе самомнением!

-- Почему "была"?

-- Потому что у меня несколько изменилось отношение к режиссуре. Мне всегда казалось, что я лучше всякого режиссера знаю, что нужно делать, что все хорошее в спектакле -- от артиста, а все плохое -- от режиссера. (Смеется.) Но после того, как я сама занялась этим делом, я теперь с сочувствием отношусь ко всем режиссерам, даже к тем, с кем раньше была в конфликте. Я поняла, какой это ад...

Конечно, мне нравилось работать с Марком Захаровым. Я вообще считаю, что во мне сильная захаровская школа...

-- А правда, что Захаров вам ставил ультиматум: мол, если не похудеешь -- вылетишь из театра?

-- Он со всеми так! Ну, так грубо-то -- "вылетишь" -- не было. Но он мог подойти, взять за щеку и спросить: "Сколько лишних килограммов? Не походить ли вам в бассейн?" А зачем ему толстая героиня? Нам нужны худые... Нет, он -- выдающийся и режиссер, и главный режиссер. Другое дело, что он и так всегда больше занимался мужчинами-артистами, а когда у него появилась любимая артистка в лице Александры Марковны Захаровой, тут уж всем остальным делать стало нечего, и я ушла. Ушла вроде как с легкостью -- расстались мы хорошо -- но на самом деле я очень переживала из-за того, что в "Ленкоме" не состоялась моя судьба. Я ничего не играла -- только то, что перепадало от других актрис. Это было очень болезненно. После ухода из "Ленкома" мне еще долго снился Захаров, я с ним советовалась во всем -- вот только сейчас сниться перестал, когда я сама стала говорить артистам: иди налево, иди направо... (Хохот.)

-- А трудно убедить артиста делать то, чего он не хочет?

-- От его характера зависит. Но у меня все равно один метод -- метод пряника. Ну не могу я орать на народного артиста Невинного! (Я сейчас выпускаю спектакль с Вячеславом Михайловичем). Поэтому я его обцеловываю и кричу: "Любимый, дорогой, а теперь вот здесь -- побыстрее, пожалуйста!" А он мне -- спокойно: "Я и так быстро". (Снова заливистый хохот.) Так что, я, в основном, подлизываюсь.

-- Вообще, это же кошмар -- женщине командовать мужчинами!

-- По моему глубокому убеждению, это вообще профессия не женская. И я не уверена, что женщине надо этим заниматься.

-- У вас ведь до сих пор трудовая книжка лежит в Театре имени Ермоловой...

-- Лежит. А я вообще не люблю что-либо менять! Не люблю резких шагов. Ни в какой другой театр я идти не намерена -- так что забирать необязательно.

-- Вы ведь, кажется, очень дружили с Олегом Меньшиковым. До сих пор журналисты предпочитают расспрашивать о его жизни -- у вас, поскольку сам он человек крайне скрытный...

-- Мы с ним были не разлей вода, просто ни дня не проводили друг без друга. Безусловно, сейчас мы реже встречаемся -- уже нет той энергии на дружбу, что была в юности... Мы все были свободные, легкие, у нас очень много энергии уходило на то, как бы повеселее провести время. А сейчас энергия уходит на семью, на работу... Но те годы нас очень связывают, у нас общее прошлое, и связь у нас непрерываемая.

-- На семейные праздники друг друга зовете?

-- Без фанатизма. Я вообще не люблю семейные праздники. Я нервничаю, когда приходят гости. Не люблю свой день рождения. А он -- любит. Я к нему хожу. Я его очень люблю, очень. Он говорит, что тоже.

"ОТ ДОМАШНЕЙ РАБОТЫ МОЙ ОРГАНИЗМ БЕСИТСЯ"

-- Вы еще книжки писать не надумали?

-- (С блеском в глазах.) Хотелось бы! Мне хотелось написать женский роман. Я сама -- читательница женских романов. Хороших авторов. Меня восхищает умение женщин "подключить" читателя к этой истории, вызывать такой азарт, что я могу ночь напролет читать. А поскольку они все равно написаны, грубо говоря, по стандарту, по схеме (через столько-то страниц -- секс, через столько-то страниц -- разлука), то я и подумала: раз они все пишут -- почему мне не попробовать? Но что-то у меня не тянется рука к перу, а перо к бумаге.

-- У вас же такой хороший пример рядом по квартире бродит!

-- Миша-то за компьютером сидит часами... А у меня другие механизмы. Я могу себя заставить сесть писать три дня подряд. А потом на три месяца оставляю это занятие... Нет, я уже одну толстую амбарную книгу исписала -- роман! Правда, у меня одни герои исчезают, другие появляются. (Хохот.) Но мне объяснили, что это такое новое направление -- вот сейчас такой роман "Букера" получил. Так что, говорят, все нормально -- пиши!

Но, видимо, я все-таки не очень люблю писать книги. А вот ставить спектакли и играть в них -- это одно из самых больших удовольствий в моей жизни. Я вообще ко всем людям, которые приходят в зал, отношусь с нежностью. Потому что они уже -- мои партнеры, они пришли со мной сыграть в эту игру. Это же недаром называется "игра". Вот сейчас, поскольку дочка маленькая, я часто наблюдаю, как они играют. Когда им удается попасть в этот общий эмоциональный настрой, они могут играть часами, часами существовать вместе и получать от этого невероятный заряд энергии и счастья.

-- В одном из ваших интервью я прочла, что Катя больше играет в театр с папой, а не с мамой-актрисой...

-- Это было пару лет назад. А теперь Катя больше любит играть с детьми своего возраста, и они часами играют в Гарри Поттера.

-- Катя ведь уже целый год отучилась в школе. Как вы относитесь с ее школьным занятиям?

-- Без фанатизма. Она достаточно болезненная девочка, и для нас важнее другое. Оценки -- точно не главное.

-- А маленький ребенок не мешает реализации ваших творческих порывов?

-- Мешает, конечно! То есть... "мешает" -- это не то слово. Но это именно к вопросу о том, почему женщина не может заниматься режиссурой. Когда ты выпускаешь спектакль, живешь только этим, ты практически сумасшедшая, и в этот период заболевает ребенок, по ночам кашляет -- это вообще вопрос выживаемости! Ты раздираешься между репетицией и болящим ребенком. Тем более, что мой ребенок (наверное, как и любой другой) в больном состоянии требует только маму. Когда ребенок заболевает -- это ад! Такие эмоциональные, физические и психологические нагрузки!.. Я всерьез подумываю, надо ли вообще заниматься этим тяжелым трудом.

-- И что? Уйдете в домохозяйки? Вы можете представить себя домохозяйкой?

-- Домохозяйкой -- нет! Мне было бы намного труднее. Я настолько все это не люблю, у меня настолько бесится организм и я так устаю от домашней работы, что мне лучше сыграть восемь спектаклей, чем просидеть месяц дома. И вообще, я хочу вам сказать, что труд домохозяйки -- самый тяжелый!

-- Кто-то вам помогает?

-- Безусловно. Есть няня, без нее я вообще не знаю как... То есть, я знаю, как, -- но не хочу абсолютно!

-- Это правда, что вас принимали за жену покойного Григория Горина?

-- Правда. Это было очень смешно.

-- Но почему вдруг?

-- Да потому что оба -- евреи, оба -- писатели-сатирики, оба с бородой, в конце концов. Народу все равно (хохот) -- что тот, что этот. И Горин даже в конце концов перестал сопротивляться. Его спрашивали: "Как Танечка?" Он отвечал: "Хорошо". -- "А как ребенок?" -- "Спасибо, растет". Хотя никакого повода не было -- я не была его любовницей, романа у нас не было...

"ЗАЧЕМ ДЕЛАТЬ ВИД, ЧТО ТЕБЕ 25, КОГДА ТЕБЕ УЖЕ СТО?"

-- Вы сейчас в кино востребованы -- если не по количеству, то по качеству. Режиссеры вас приглашают...

-- Какие режиссеры? Последние съемки у меня были три года назад у Режиса Варнье в фильме "Восток-Запад".

-- И что, после этого не посыпались предложения?!

-- Нет. Были какие-то -- но очень плохие. Я отказывалась.

-- Как говорила Раневская: сняться в плохом кино -- все равно, что плюнуть в вечность?

-- Да нет, у меня были и очень плохие фильмы -- я уж наплевала в вечность достаточно... Лишний плевок уже не помешает. Просто не хочется. Потому что снималась и у хороших режиссеров, были хорошие роли... Я так долго не появлялась на экране, что уже и не тоскую по кино. А зачем заниматься тем, чем не очень хочется? Только чтобы мелькнуть? Я не вижу в этом необходимости. Был период, когда я комплексовала по этому поводу, нервничала, когда меня спрашивали, снимаюсь ли я в кино. Я отвечала "нет" и мне было стыдно. Теперь я абсолютно спокойна, потому что сама считаю, что кинематограф -- это занятие молодых. Я раньше была артисткой, которая думала только о ролях; мне казалось, что это -- главное в жизни... Сейчас настал другой возраст, пришло другое понимание жизни.

-- Вы рассказывали, что происходит постепенное превращение из Танечки в Татьяну Анатольевну. А хочется ли вам в нее превращаться? И нужно ли?

-- А это помимо тебя происходит. Была все "Таня, Таня" и вдруг на концерте подходят какие-то рок-певцы и обращаются по имени-отчеству. Я для них уже Татьяна Анатольевна. Ну а что, глупо же до 60 лет быть "Танечкой"!

-- Почему, есть такие дамы, которые именно к этому и стремятся.

-- Поверьте мне, я ничего для этого не делаю. Я человек естественный и поняла, что буду существовать так, как существую, как мне удобно. Молодость проходит, так зачем делать вид, что тебе 25 или 30, когда тебе 100?

-- Для вас это звучит болезненно?

-- Ну, какая-то печаль в этом, безусловно, есть... Как веселы мы были, как молоды мы были... Я не хочу сказать, что мой возраст меня угнетает -- он мне в принципе нравится. Я льщу себя надеждой, что стала мудрее или, по крайней мере, опытнее. И жизнь с этого ракурса выглядит намного интереснее. Когда уже про многое знаешь и ко многому относишься не с той истерикой, как в молодости. А чего-то, конечно, очень жалко. Чего-то, чего уже никогда не будет.

-- Вам хотелось бы что-то в том времени изменить?

-- Менять? Нет! Жалко тех ощущений, которых уже никогда не будет.