ТАМ ЖИВУТ СЧАСТЛИВЫЕ ЛЮДИ-"ДИКАРИ"

Однажды друг -- а он работает в фирме, специализирующейся на стройматериалах -- поведал забавный случай. "Почем у вас эта краска? -- интересуется водила одного из заказчиков. -- Дорого, я дешевле взял". "Не может быть! За сколько?" "Ну... по правде говоря, я... украл".

...Когда я слышу сетования на растущую дороговизну отдыха "у самого синего моря", то вспоминаю эту историю. Потому что мой способ насладиться солнцем и морем -- не ворованный, а вполне "лицензионный" -- не только самый дешевый, но и, смею думать, один из наиболее увлекательных. Еще и в этом году его не поздно испытать, ведь бархатный сезон -- в разгаре. А если отпуск, увы, позади, то тем больше у вас времени "созреть" и как следует подготовиться к следующему лету. Скажем, прикупить палатку и научиться разводить костер, который на время отпуска заменит вам кухонную плиту.

"ГАСТРОНОМ" -- В ПЯТИ МЕТРАХ НИЖЕ УРОВНЯ МОРЯ

-- Супружник, схо-о-оди в "гастроном", -- нудит жена, разморенно потягиваясь на "диване" -- гладко вылизанном прибоем валуне. -- Скоро солнце сядет, а там и гости придут...

-- Ладно уж. Не корысти ради, а только волею пославшей мя... А че брать?

-- Возьми сотню мидий на плов, -- оживляется "достоевская", -- хорошо бы крабов с полдюжины, а там сам смотри, что интересненькое попадется.

В полудреме натягиваю ласты, футболку (в ней на глубине теплее -- уменьшает ток воды вокруг тела), маску, беру "авоську" -- натянутую на стальной обруч сетку для добычи -- и плюхаюсь в набежавшую волну. У поверхности море теплое, как бульон, но уже на глубине в 5--6 метров попадаются "отрезвляющие" течения. В полусотне метров от берега стоит "гастроном" -- бакланья скала, густо поросшая бурой морской травой и сплошь усеянная мидиями -- "очень съедобными" моллюсками. Уважающий обычаи "дикарь" не тронет ракушку меньше мизинца длиной, равно как на месте поимки "амнистирует" самку краба, даже если на ее широком ворсистом хвостике не будет икры. Заныриваю в нижнюю "секцию" -- там, в широкой нише, намедни присмотрел грозди поросших водорослями мидий, с куриное яйцо каждая.

...Мы обнаружили друг друга одновременно: ныряльщик и крупный лиловый краб, немедля затиснувшийся в узкую пещерку под скалой. Воздух в легких на исходе, но чувство самосохранения пасует перед азартом. Сильное движение ластой -- и вот уже кисть осторожно идет по своду норы. В лобовую атаковать краба, вооруженного мощными клешнями, не стоит: сие членистоногое запросто может отдавить ноготь до черноты. И если при этом не сдержишь истошный вопль, легкие вмиг наполнятся "целебной" морской водой. Рука ушла уже по плечо... ага, вот и он! Упираясь всеми лапами в стенки пещерки, кандидат на ужин бьет по ладони хитиновыми "ножницами", пытаясь цапнуть пришельца за палец. Пережженый воздух разрывает легкие, но, яростно стиснув загубник, я продолжаю борьбу. Еще чуть-чуть -- и бронированное чудовище зажато в ладони. Пулей взмываю к солнцу, растекшемуся по поверхности воды, ликую, чертыхаюсь и кашляю. А через мгновение разочарованно разжимаю руку: краб оказался "женщинкой". Неудивительно, что она так самоотверженно защищала свою каменную крепость: как и у людей, у крабов самцы, как правило, значительно пассивнее.

Вообще, с крабами в этот раз не сложилось. Зато с рапанами... Близкое присутствие этих красивых моллюсков выдают их плотоядные вкусы: рапаны засовывают щупальце-крючок в приоткрытые створки мидий и съедают сестру по биологическому классу. Похожие на шелуху от семечек, пустые жилища "травоядных" -- верный признак близости "хищника". И вот уже с глухим стуком падают в "авоську" витые ракушки, обещая гостям шашлык в виноградном соусе, а добытчику -- честь и славу.

ИДЕТ ОХОТА НА СКОРПЕН

Легкий бриз нервирует огонек свечи, приходится накрыть ее колпаком, вырезанным из обычной пластиковой бутылки. В костерок по случаю пира брошены высохшие до звона можжевеловые сучья. Сладко-горький аромат ладаном стелется по гальке, смешиваясь с соленым дыханием моря и йодистым запахом выброшенных штормом водорослей. В железные кружки налито "божоле" -- самодельное домашнее вино. Три недели бродил свежеотжатый сок в канистре, спрятанной от солнца в расселине скалы, чтобы теперь заставить нашу кровь кипеть и смеяться, глаза -- блестеть, а языки -- нести веселую чушь.

Абориген здешнего побережья Сергей, с марта по ноябрь промышляющий ловом рыбы и сбором моллюсков, которых сдает в рестораны по 10 гривен за кило чистого веса, привычно травит байки. "Утром возле скалы Акулий плавник видел трех горбылей -- не меньше, чем по два кило каждый. Пойдем?" "Да у меня подводное ружье стало заедать -- наверное, спуск тугой. Посмотришь? А сейчас -- айда скорпен бить!"

Подводный фонарь, маска и примитивная острога, сварганенная из трех гвоздей и кизилового древка -- вот и вся амуниция для охоты на морских ершей, сиречь скорпен. Огромная по сравнению с туловищем голова, безразмерный рот и жлобский характер этой рыбки отнюдь не умаляют ее достоинства в качестве главного компонента морской ухи. Наглую самоуверенность скорпене придает ее грозное оружие: костяные шипы спинного плавника, покрытые ядовитой слизью. Боль от укола напоминает многократно усиленный пчелиный укус. Тут уж не зевай, старайся как можно быстрее выдавить из ранки отравленную кровь -- быстрее заживет.

Скорпены, к вечеру выбравшиеся из своих убежищ, лежат на камнях, и их причудливые выросты на спине и "бровях" сливаются с бурыми водорослями. Выдают хищников их глаза, горящие жаринками в свете фонаря. Удар острогой -- и древко упруго трепещет вместе с пронзенной рыбкой. Есть "бубырь"!

А ПОУТРУ ОНИ ПРОСНУЛИСЬ

Семь. Солнце, забравшись под полог, раскаляет веки докрасна. А мне снится, что я наконец-то выбрался на море, и в легкий шторм катаюсь на волнах, изгибая тело наподобие челна... В момент пробуждения наваливается разочарование, но тут же его сменяет горячая волна радости: все взаправду, "свободная стихия" плещется в пяти метрах от палатки. Еще окончательно не проснувшись, чиркаю спичкой под котелком с водой, ведь кофе должен поспеть аккурат к концу "водных процедур". К слову, начинающему костровому нелишне выучить несколько выражений на случай, если голод клиентов (который, как известно -- лучший помощник повара) окажется слабее отвращения к его вареву. Итак, в зависимости от ситуации: "Кто ест горелое -- никогда не утонет"; "В грязи микробы дохнут"; "Горячее сырым не бывает"; "Больше грязи -- толще морда".

"Жен, вставай, кофе стынет!" Нечленораздельное мычание в ответ следует перевести примерно так: "Милый, после вчерашнего я не в силах самостоятельно вылезти из спального мешка, а посему прошу подать глоток бодрости прямо в постель". Кстати, о постели. Глубоко ошибается тот, кто мнит, что на гальке спать менее удобно, чем на родном диване. Но дабы умягчить ее угловатый нрав, под днище палатки стелют толстый слой травы, и непременно сухой: зеленая быстро начинает преть, и вас не будет покидать ощущение ночевок в силосной яме. Днище палатки покрывают термоизолирующими полиуретановыми ковриками -- калиматами, на которых автор с равной степенью комфорта спал и на леднике, и на раскаленных камнях. Сверху -- синтапоновый спальный мешок. Куда тому дивану! А днем калиматы перекочевывают на пляж, где с успехом заменяют лежаки цивилизованно отдыхающих "матрасников".

"Ну, и какие у нас планы на сегодня?" -- обращаюсь к "телу", заметив первые проблески сознания в еще сонных глазах. "У тебя "пунктом номер раз" -- поход по воду. У меня -- составление списка продуктов, которые необходимо купить в городе. И если мы сегодня поедем обозревать тамошние знаменитые руины, то заодно и отоваримся".

Заготовка воды и дров -- неизбежная рутина, впрочем, занимающая малую толику времени. Если, конечно, вас не угораздило устроить бивак в трех переходах от источника живительной влаги, да еще и в открытой степи. В противном случае не обойтись без примуса или портативной газовой плиты и бочки с пресной водой -- а значит, без авто. Например, "дикарям", обитающим на Тарханкуте, без колес -- никак. Мы же обходимся по принципу "все свое ношу с собой". И если вас не пугает тридцатикилограммовый рюкзак, вмещающий, кроме палатки, всю необходимую снарягу и продовольствие на первое время -- значит, вы свободны в поисках еще не "облагороженных" бетонными волнорезами и разносчиками пахлавы участков побережья.

ПОЙМАЙ СВОЮ ЗВЕЗДУ

Закат хорошо встретить, заплыв далеко в море, в надежде увидеть последний, зеленый луч солнца, погружающегося в пучину. По "дикарскому" поверью, это сулит удачу. Коротки здешние сумерки, и вот уже крупные черешни южных звезд созревают над головой. Таких никогда не увидишь в местах "организованного отдыха трудящихся": электрическая подсветка "размывает" звездный купол, как вода, попавшая на акварель. Я уже молчу о запыленных и закопченных мегаполисах...

Мы молча лежим на разогретых камнях, мечтаем и караулим падающие звезды. Порой крупинка внеземной материи, пробившись сквозь плотные слои атмосферы, сгорает так близко, что несколько секунд виден ее дымный след. Успеешь загадать желание, пока падает звезда -- непременно сбудется. Только никому не говори, иначе все пойдет прахом. Небесную твердь то и дело бороздят "корабли ледяной пустыни" -- искусственые спутники. Но им можно заказать разве что 5001-ю серию "Санта Барбары".
Наскучив любованием космическими звездами, я отправляюсь к морским. В удачный год ночью море вокруг пловца светится холодным фосфорическим огнем, жутковатым, но безумно завораживающим. Стоит нырнуть -- и в глубине перед тобой несутся сполохи этого русалочьего света, вызывая в воображении причудливые образы. Вмиг забываешь, что это светятся всего лишь мириады микроорганизмов, реагирущих на движение воды под твоими руками. И в какой-то момент, растворившись в белесом свечении и собственных фантазиях, вдруг ловишь себя на мысли: а ведь это и есть настоящее счастье, старик.

ОСЕНЬ ВЫЧЕШЕТ НАС СЕРЫМ ГРЕБНЕМ ДОЖДЕЙ

Шторм в два балла зарядил, похоже, надолго. Сверху его ворчанью вторит шепоток унылого дождя. Уже исхожены все окрестные горы, перепеты все песни у костра, уже разъехались почти все друзья. Каждая следующая история аборигена Сергея -- грустнее предыдущей. И все вместе это значит, что вышел наш срок. Что желтая проседь в шевелюре падуба -- не от жары, а от наступившей осени. Что нужно снова вспоминать, какой нынче день недели и число и опять приниматься кроить цельное полотно жизни на лоскутки часов и минут. Которых, как у плохого портного, вечно не хватает.

Но мы увозим в столицу не только отснятые ролики фотопленки и дагерротипы смешных и курьезных, радостных и страшноватых воспоминаний. В маленькой промоине "буфета" -- скалы, под которой мы хранили овощи-фрукты и прочие продукты -- я нашел аптекарский пузырек коричневого стекла. А в нем -- записку и карандашный набросок, свидетельствующие о "пире богов", который на этом же самом месте устроили наши "предки-дикари" в... 1964 году. И подумалось мне, что наше племя заядлых "троглодитов", которым не сидится в четырех стенах, пребудет вовеки.

Пройдет еще сорок, а может -- и четыреста лет, а на эти скалы все так же будут приходить люди, которым за год так успевает надоесть телевизор, автомобиль и бетонная клетка жилья, что они ни за что не согласятся пользоваться этими благами и во время своего короткого отпуска. И, уезжая в города-муравейники, -- обветренные, с исцарапанными ракушками и колючками руками и душой, очищенной от нагара цивилизации, они будут так же тосковать по брезентовым стенам палаток, чистым, не замутненным электрическим светом звездам и искренним беседам у костра. Чтобы снова обязательно вернуться...