РАДИАЦИЯ -- КАК ПУЛЯ. ПОПАЛА -- УМРЕШЬ, НЕ ПОПАЛА -- ЖИВИ

Своими воспоминаниями о полигоне поделился с нами ведущий технолог российского Института ядерной физики Александр Иванович Курсаков. Ядерные исследования сопровождают его всю жизнь. Еще мальчишкой он видел и ощутил ядерные взрывы на Семипалатинском полигоне. Затем служил в Приозерске на комплексе противоракетной обороны А-135 "Амур". Сегодня он живет в академгородке Новосибирска и занимается разработкой ускорителей для получения управляемой термоядерной реакции. И надеется, что эта техника будет применяться только на благо людям.

ВЫЗОВ БОГАМ

Семья Курсаковых с 1960 по 1976 год проживала на "точке". Отец, офицер, служил в зенитно-ракетном полку, который прикрывал Семипалатинский полигон и базу Дальней авиации в Чагане. Первые два года Курсаковы жили в Курчатове, тогда он назывался Москва-400, а затем перебрались непосредственно на территорию военного дивизиона.

-- Все было настолько секретно, что доходило до курьезов. Однажды нашим соседям даже принесли телеграмму от родственников: "Будем проездом в Москве на Павелецком вокзале. Встречайте". Все долго смеялись.

Домики, в которых жили семьи офицеров, обслуживающие технику, располагались в непосредственной близости от полей, где проводились ядерные испытания. Эпицентры ближних взрывов находились в 18 километрах от построек, дальних -- в 40--70.

С 1962 по 1969 год мы располагались в 5-м дивизионе. Он находился недалеко от площадки "Ш" (площадка "Ш" предназначалась для размещения штаба и энергосилового обеспечения опытного поля). Воздушные взрывы вели тогда в том районе. Самолет-носитель ядерного оружия в сопровождении двух истребителей заходил для сброса бомбы. Ракетчики контролировали этот момент: в случае уклонения от заданного полета, бомбардировщик должен был быть уничтожен.

Перед запретом взрывов в атмосфере наши провели интенсивную серию испытаний. Взрывали чуть ли не каждую неделю, причем на меня большое впечатление производило облако после вспышки. В нем переливался и перекатывался огонь, а с земли к нему устремлялся хобот смерча. Там чувствовалась такая мощь -- вызов богам. Классический гриб стоит недолго: ножка отпадает, а облако уносится в дальние края. На месте таких взрывов теперь заросшие камышом степные озера.

Во время испытаний людям рекомендовали выйти из помещений, открыть двери и окна. Взрывная волна выбивала в домиках стекла, земля качалась под ногами. Поврежденные дома быстро ремонтировали, вставляли стекла, а через неделю-две все повторялось вновь.

Моя мать работала тогда в исследовательском центре: проявляла кинопленки, отснятые во время ядерных испытаний. Вблизи эпицентра воздушного взрыва вмуровывали в бетон стальной контейнер, верх которого был сделан из бронированного стекла. Внутри была кинокамера, которая фиксировала происходящее.

Мама потом рассказывала о тех фильмах: как танк превращался в каплю металла, как сносило сооружения и другие подобные вещи. Кстати, где-то в том районе было и крупнейшее хранилище ядерных боеприпасов. Офицеры говорили, на несколько тысяч мегатонн. Оно было подземное и выполнено как плавающий кокон.

ПОЛИГОН -- ТРАГЕДИЯ МНОГИХ, НО ЭТО ТОЖЕ ЧЬЯ-ТО РОДИНА

Однажды в 1965 году я побывал недалеко от этой сверхсекретной зоны. Дело было в декабре, мы всей семьей отправились в отпуск. Выехали ночью на "газике", в машине только четверо человек: мой отец, тогда капитан, солдат-водитель и мы с мамой. Мне было 6 лет, но я помню все как сейчас. Мороз был около сорока градусов, мела поземка. На полпути машина заглохла и завести ее уже не смогли. Положение сложилось очень серьезное -- продержаться на таком морозе долго нельзя, ибо казахская степь не украинская. Вокруг на десятки километров никакого жилья. В полутора километрах от нас были заметны какие-то огоньки. Отец тогда сказал: "Туда нельзя, там ядерное хранилище. Охрана стреляет без предупреждения". Кончилось тем, что в темноте отец с солдатом нашли какие-то бревна, облили их бензином и зажгли огонь. Так мы грелись до утра. На рассвете я увидел хранилище: ряды колючей проволоки и какие-то приземистые сооружения. Оттуда так никто на помощь и не пришел, хотя было видно, что люди в бедственном положении, тем более, что среди них женщина и ребенок. Позже приехал вызванный ночью тягач, он увез нас с машиной обратно. Автомобиль так промерз, что у него не крутились колеса.

Школу я заканчивал уже в Чагане, где базировались самолеты дальней авиации Ту-95. Время было интересное. Большущие самолеты из Чагана за один вылет успевали побывать над Северным полюсом, Дальним Востоком и вернуться домой. А почти каждый второй офицер-ракетчик прошел через Вьетнам. Кстати, зенитно-ракетный комплекс С-75, на котором служил мой отец, сбил там множество американских самолетов. У ракетчиков даже шутливый девиз был: "Сами не летаем и другим не дадим".

Помню, на какой-то праздник у нас было застолье, в гости пришли и авиаторы. Они рассказывали, что в случае войны самолеты должны вылететь на север, в районе полюса дозаправиться и лететь дальше -- бомбить объекты в США. После выполнения боевого задания они планировали садиться на военной базе на Кубе. По предварительным расчетам, с такого вылета вернулось бы только 4% самолетов.

Для Александра Ивановича полигон -- воспоминания детства и юности. Окрашенные романтическим ореолом, а потом ужасом понимания того, что случилось когда-то.

-- О радиации никто особенно тогда не думал. Мы, ребятишки, после взрывов собирали под окнами домов груды битого стекла и уносили их в ведерках. Недалеко от нашей "точки" был заброшенный агатовый карьер. Я находил там камни удивительной красоты. Под сопкой стоял остов старинной машины, наверное, времен революции -- весь изрешеченный пулями. А на окрестных холмах возвышались древние каменные бабы. Это была территория полигона. Немногочисленное гражданское население было выселено, и вся эта красота сохранялась в первозданном виде.

Напоследок хотелось бы сказать: Семипалатинский полигон -- одновременно и трагедия для многих людей, и чья-то Родина. Тысячи людей вложили туда свой труд. Тысячи людей выросли там и состоялись как личности. Я не хочу все красить одним цветом -- белым или черным. Я где-то слышал, что радиация действует как пуля: попала -- убила, не попала -- живи. Надеюсь, что это так. Я -- выжил.