БЫВШИЕ ЗАЛОЖНИКИ НАЧАЛИ ОБРАЩАТЬСЯ К ПСИХОЛОГАМ

Три дня все каналы показывали кровь, шприцы, чеченок, бомбы... Психологи говорят, что это стало для бывших заложников страшной вторичной травмой. И не только для них. К нашим медикам, побывавшим в Москве, сейчас начали обращаться за советом коллеги из Западной Украины: там многие люди жалуются на расстройство сна, беспричинные боли в разных частях тела... Оказалось, все это началось после просмотра репортажей о московских событиях.

КАК ПОЖИВАЕТ ВАША КОШКА?

Мой собеседник -- заведующий отделением пограничных состояний, психиатр, психотерапевт Украинского НИИ социальной и судебной психиатрии и наркологии, профессор Национального медицинского университета им. О.Богомольца, доктор меднаук Олег Чабан. Он побывал в Москве в составе рабочей группы врачей, организованной Министерством здравоохранения Украины для поддержки и помощи заложникам-украинцам.

-- Мы прилетели как раз во время штурма. Нам тут же выделили кабинеты для работы с пострадавшими. Но прежде надо было помогать их родственникам: состояние тревоги, неизвестности измучило их, довело до нервного истощения, возможно, даже больше, чем непосредственно заложников. С пострадавшими же сначала работали врачи, потом российские следственные органы. И все, вплоть до санитарок в больницах, выспрашивали подробности трех дней заточения. Потому неудивительно то, что когда заложники попадали к нам, почти автоматически начинали рассказывать о происходившем в театральном центре. Порой казалось, что словесный поток будет нескончаемым. А меня это совершенно не интересовало! Надо было вырывать их из этих воспоминаний, реконструировать... их будущее, которое как бы потерялось в хаосе переживаний близости смерти.

Поэтому психологи беседовали с ними о вещах обыденных. Разговор завязывался примерно такой: "У вас, оказывается, сиамская кошка? И что, она не злая? Такого быть не может! Сиамские кошки все злые". Естественно, человек вступал в полемику и, как бы стряхнув с себя груз страшного события, возрождался на глазах. Олег Созонтович фактически возвращал его в реальный мир, к той же кошке, о которой надо заботиться сегодня и завтра -- кормить, выгуливать, лечить.

-- Я наблюдал, как у людей происходила переоценка ценностей, -- продолжает Олег Чабан. -- Там, в зале, они были на волосок от смерти, за 60 часов заточения тысячи раз прокручивали в памяти свою жизнь. Но в этом я вижу и какой-то положительный момент. Люди начинали ценить своих друзей, своих родителей. Ведь, знаете, как бывает... Живут с мамой в одном городе и в лучшем случае только перезваниваются. Вроде бы и есть родители, вроде бы и нет. И вдруг такие страшные вещи происходят, и ты понимаешь, что мама плакала три ночи, переживала... Совершенно по-другому ценишь ее.

СКОРАЯ ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ПОМОЩЬ

В Украинском НИИ социальной и судебной психиатрии и наркологии уже давно готовят бригады специалистов, которые будут выезжать на экстремальные ситуации, например, в регионы стихийных бедствий. Необходимость создания такой "скорой помощи" возникла на опыте ликвидации последствий наводнения в Закарпатье. Люди не могли самостоятельно справиться с пережитым стрессом от внезапной потери крова, искали помощи у психологов. Порой специалистов не хватало, и врачи в регионах обратились в институт с предложением создать бригады специалистов для работы в "горячих" точках.

Впервые такая помощь была оказана во Львове после Скниливской авиакатастрофы. Тогда на летном поле ее непосредственными свидетелями стали 200 человек, а обращений к психотерапевтам и психологам было более 700. К специалистам шли родственники, знакомые, коллеги пострадавших. Шок, похоже, охватил весь город -- к психологам до сих пор обращаются те, кто близко к сердцу принял трагедию.

-- Порой мы просто заставляли человека выговориться, чтобы снять эмоциональное напряжение, устранить видимые неврологические симптомы, нейтрализовать острые шоковые реакции, -- объясняет Олег Созонтович. -- В Москве я поработал с более чем десятью украинскими заложниками и с таким же количеством родственников потерпевших. Тогда держались почти все они молодцом. Но я понимал, что пройдет неделя, две, и у некоторых из них может начаться развитие посттравматических стрессовых расстройств. Поэтому и я, и мои коллеги оставляли свои телефоны, чтобы освобожденные обращались за помощью. Уже было несколько звонков.

НЕ ВЕРЯТ ДО СИХ ПОР

Посттравматические стрессовые расстройства формируются в несколько этапов. На первом наступает отрицание. То есть люди, пережившие происшедшее 23 октября, просто не верят, что это могло с ними случиться. На втором этапе это состояние сменяется гиперактивностью. Последний этап -- возможные невротические расстройства, часто депрессивное состояние. У одних какие-то признаки такого стресса проявляются сразу после пережитого. До других "доходит" дней через 5--7. У третьих какие-то нарушения вроде бессонниц или депрессий могут начаться и через год.

-- Мои коллеги-психологи в Москве говорят, что большинство бывших заложников до сих пор переживают этап отрицания, именно поэтому они не обращаются к психологам за помощью, -- продолжает профессор Чабан. -- Очень часто в центр приходят их родственники. Они жалуются на появление страха и чувства вины за то, что их близкие оказались в заложниках, так как они уделяли им мало внимания.

У некоторых бывших заложников наблюдался астенический синдром, то есть характерно пониженное настроение и слезливость, а также раздражительная слабость -- состояние, сочетающее повышенную возбудимость и быстро наступающее бессилие. У многие из них повышена чувствительность к яркому свету, громким звукам, резким запахам, прикосновению, а то и их непереносимость. Часты головные боли, расстройства сна -- постоянная сонливость или упорная бессонница.

После 60 часов под дулами автоматов у бывших заложников часто наблюдалось разбалансировка гормональной системы. Надпочечники, которые вырабатывают адреналин, чтобы поддерживать сердечную, дыхательную, сосудистую деятельность, истощились к концу первых суток. А от долгого сидения в креслах сердца пострадавших недополучали кровь. Из-за дефицита воды она еще и сгустилась, как кисель. К концу первых 10 часов в зале фактически был минимум кислорода, люди дышали своей углекислотой, потом еще газы из оркестровой ямы. Тяжелейшая гипоксия, обезвоживание и голод только усилили стресс.

Клиницисты говорят, что у бывших заложников возможны чрезмерная ранимость или агрессивность, резкое и без видимых причин ухудшение здоровья, замкнутость, панический страх, произвольные судороги. У жертв таких стрессов часто появляются галлюцинации, их мучают по ночам кошмары -- во сне они опять переживают ужасы.

ВЬЕТНАМСКИЙ СИНДРОМ

Признаки посттравматического стрессового расстройства впервые описал еще Гомер. После троянской войны его герои переживают "страшную тревогу", у них "огорченные души" и "мрачное сердце". А систематическое исследование того, как участие в боевых действиях влияет на психическое здоровье, началось в конце XIX века, во время гражданской войны в Северной Америке. В 70-х годах прошлого столетия, после военных действий США во Вьетнаме, комплекс послевоенных осложнений стали называть "вьетнамским синдромом".

Американские ребята по возвращении на родину, в благоприятные, казалось бы, условия, вдруг становились то неестественно агрессивными, то впадали в депрессию. По данным медицинского обследования ветеранов войны во Вьетнаме, в 1988 году у 30,6% из них наблюдалось полное посттравматическое стрессовое расстройство, у 22,5% -- частичное. А у 55,8% были обнаружены пограничные нервно-психические расстройства. Вероятность оказаться безработным у вернувшихся из Вьетнама была в пять раз больше по сравнению с другими американцами. Разводы были у 70%, выражение враждебности -- у 40%, попали в тюрьму или были арестованы -- 50%. До 90-х годов прошлого столетия 58 тысяч бывших американских солдат, воевавших во Вьетнаме, покончили жизнь самоубийством. Это ровно столько, сколько их полегло во время войны.

Скорбную эстафету "синдромов" перенял Советский Союз, развязав войну в Афганистане. С нее в мирную жизнь приходили молодые ребята с изломанной психикой и изувеченными судьбами. Общество не смогло залечить их душевные раны. Последствия "афганского синдрома" всем известны: самоубийства, а также всплеск преступности, когда бывшие герои, не найдя поддержки и сочувствия, уходили в криминал, где ценилось умение убивать и обращаться с оружием.

Теперь другое время, но и другая война. Люди, пришедшие посмотреть спектакль, тоже невольно стали участниками боевых действий. Однако нельзя утверждать, что многим из них не избежать посттравматических стрессовых расстройств и психологических проблем.

КАК ВЫЙТИ ИЗ СТРЕССА

Можно ли привыкнуть к крикам, стрельбе? Забыть гортанные песни террористов, их молитвы, угрозы все взорвать? Можно ли быть готовым к тому, что в любой момент станешь заложником или жертвой насилия? Конечно, нет. Эффект неожиданности будет всегда. Потому в подобных ситуациях надо исходить из того, что в стрессе обе группы: и жертвы, и нападающие. Это опасно тем, что возможны какие-то нелогичные, непредвиденные действия, значит, надо избегать резких движений, критики. Вести себя спокойно, даже успокаивать захватчиков. А потом прекрасными психотерапевтами могут стать родители, друзья, отвлекая от пережитого.

-- Люди вполне могут компенсировать свои переживания и только как страшный сон вспоминать то, что было, -- говорит Олег Чабан. -- Разовьется посттравматический синдром или нет зависит от того, в какое окружение попадут потерпевшие. Во-первых, важно, насколько сильно их поглотят бытовые хлопоты, насколько они будут ощущать себя защищенными, как их встретят друзья... Во-вторых, многое зависит от типа нервной системы. Если человек раним, то ему достаточно и маленькой обиды, чтобы пережить новый стресс. Очень важны компенсаторные возможности человека. Все это настолько индивидуально, что давать какой-либо прогноз, у кого может появиться невротическое расстройство -- крайне непрофессионально. А к тому же зачем людей, которые и так столько пережили, еще и мне программировать на психические отклонения. Наоборот очень важно оградить их от повторных расспросов о деталях пережитых событий, уйти от повторных переживаний.

Но есть вещи, которые знают только профессионалы, психологи, психотерапевты, психиатры, они применяют специальные приемы реабилитации, назначают успокоительные, транквилизаторы.

-- Главное -- не "топить горе" в рюмке, -- советует Олег Созонтович. -- О спиртном после стресса лучше вообще забыть месяца на два.

В течение этого периода у пострадавших наиболее вероятны осложнения заболеваний поджелудочной железы, селезенки, печени. Поэтому противопоказано все острое, жареное, жирное и продукты, содержащие уксус (кетчуп, майонез, горчица, маринады). Необходимо ежедневно в течение двух месяцев употреблять от половины до целого стакана сока тыквы или делать салат из кусочков сырой тыквы с добавлением репы. Лучше ограничить себя в растительных жирах (употреблять не более десертной ложки в день). Из пряных трав в качестве антидепресанта очень полезны кориандр и зверобой поэтому щедро добавляйте их в свои блюда. Хорошо попить свежевыжатого сока манго, разведенного пополам с молоком.

-- А при появлении каких-либо нарушений здоровья, которые не может объяснить терапевт и не подтверждают лабораторные методы исследования, лучше обратится к нам -- психотрепевтам, клиническим психологам, психиатрам, -- сказал в заключение Олег Чабан.

P.S. Российский Совет Федерации почти единогласно одобрил поправки к закону о СМИ. Теперь свободное освещение терактов практически невозможно. Запрещено писать и о детях, погибших во время штурма и после спецоперации. Украинские психиатры тоже просят журналистов воздержаться от встреч с бывшими заложниками и их родственниками. Рассказывая одно и то же двадцатый раз, эти люди переживают все снова и снова...