"БЫЛО ОЧЕНЬ БОЛЬНО И ОЧЕНЬ СПРАШНО"

В тот день машинист комбайна донецкой шахты имени Засядько Александр Стаценко пришел на смену, как обычно. Нормальный здоровый мужик, много чего повидавший за двадцать лет работы под землей шахтер, 42-летний кормилец семьи...

Говорят, многие предчувствуют беду заранее, даже не в силах ее предотвратить. В случае со Стаценко ничего подобного не было. Кто сказал бы ему, что в эту последнюю свою подземную смену покинет он шахту не своими ногами, а назавтра войдет в учебные пособия по неотложной хирургии, -- подумал бы, что не о нем речь...

Все произошло моментально, и сориентироваться ему помогло лишь то, что давно работает и попадал уже под взрывы и обрушения. Как на автопилоте, экстренной остановкой вырубил комбайн и решил бежать в сторону выхода. К тому времени погасило уже всю арочную креп, но любой горняк знает лаву, как дом родной, ориентируясь даже в кромешной тьме. Только здесь кромешная тьма сразу же превратилась в ад кромешный.

Выбежать он не успел. Огромной глыбой ударило по затылку, сбило с ног, придавило вниз. Было очень больно. Обводненная выработка в мгновение стала вокруг него сечением ровно с комбайн. Почему-то все время он был в сознании и слышал -- судя по звукам, метрах в десяти от себя -- людей. Они сами тогда еще ничего не поняли. А он уже осознал: левая рука осталась где-то там -- под обрушившейся глыбой? под комбайном? вообще-то где-то в иной жизни?

Его откапывали, пробираясь по сантиметру, часов десять. Или двенадцать. Все это время он не видел ничего, кроме тьмы, -- лежал лицом вниз, и повернуться было нельзя: придавленная намертво рука отзывалась на любое движение дикой болью. Кто-то из тех, кто вместе с ним был в каменной ловушке, подавал ему воду, кто-то сразу разорвал винстал, обеспечив подачу воздуха в этот смертоносный пятачок. И постоянно стоял гул, обещающий в любой момент новые обрушения.

Было очень больно и очень страшно. Но почему-то с жизнью, как в книжках пишут, он не прощался. Попросил только, чтобы вместе со спасателями вызвали противошоковую. В какой-то момент погасла полностью выгоревшая лампа, и опять наступила темнота. И вместе со светом ушли остатки нервов, терпения и надежды. Он сказал товарищам: "Наколите меня чем-нибудь и пробирайтесь как-то, уходите. Я уже не выберусь", -- и вот тогда потерял сознание. Последнее, что почувствовал, -- слабый укол в правую ногу и ощущение, будто кто-то пилит руку, -- не больно, вроде понарошку...

Очнулся он уже в "скорой" -- на секунды. В тепловом мешке было холодно, как на Северном полюсе: это уже давала о себе знать огромная потеря крови и шок. Левая рука нестерпимо болела. Он не знал еще, что левой руки у него больше нет.

Рассказывает доктор медицинских наук, профессор, директор Института неотложной и восстановительной хирургии АМН Украины Владислав Гринь:

-- В истории по спасению Стаценко несколько участников. Во-первых, это горноспасатели. В считанные секунды, которые у них были, они приняли единственно верное решение: ампутировать конечность под землей. Рука была полностью разможжена, превратилась в месиво, сохранить ее не было шансов. Речь шла об экстренном спасении пациента. Вся операция заняла минут семь.

Начальник медицинской службы донецких горноспасателей генерал Величко вспомнил потом только один подобный случай из практики, когда лично он в аналогичной ситуации отрубил шахтеру, попавшему под завал, ногу. Точно так же, по принципу гильотины, отрубили руку Стаценко.

Следующие участники спасения -- врачи Института неотложной и восстановительной хирургии, куда Александра привезли в состоянии тяжелейшего шока -- травматического, геморрагического (от потери крови), эмоционального. Им занимались лучшие специалисты: профессор-реаниматолог Валентина Шано, сосудистый хирург профессор Алексей Штутин, руководитель ожогового центра профессор Эмиль Фесталь. Координировал работу консилиума замдиректора института по лечебной работе профессор Омари Миминошвили. Говорят, отрезать -- не пришивать. Но здесь операция выполнялась в крайне сложных условиях: массивная кровопотеря, инфекция, которая неизбежно присоединилась, жгут, пробывший над культей больше времени, чем положено в таких случаях. И самое главное: врачи во что бы то ни стало хотели сохранить как можно большую часть того, что осталось от руки, чтобы потом Стаценко мог носить протез. Для этого пришлось сделать еще одну операцию -- но часть предплечья удалось оставить.

Мы встретились с Александром через десять дней после трагедии -- его только что перевели из реанимации в обычную палату. Разговаривать лежа он не захотел -- галантно встал. О случившемся рассказывал без надрыва -- настоящий мужик всегда мужик. Признался, что по ночам нестерпимо болит, ноет, как на погоду, рука, -- та, которой нет. И только спасшие его доктора знают, что оставленная в шахте навечно конечность -- самая маленькая цена, которую он заплатил за то, чтобы остаться жить. Будь кто-нибудь из медицинских героев этой истории чуть менее профессионалом -- и платить любую цену было бы уже не за что...