НЕИСПРАВИМЫЙ МУШКЕТЕР ВИКТОР НЕКРАСОВ

В жизни писателя Виктора Некрасова удивительным образом соединились несколько эпох: дореволюционная -- с неистребимым аристократизмом и интеллигентностью, довоенная -- с внешним оптимизмом и внутренним страхом за близких, военная -- с внезапным погружением в ужас и кровь, послевоенная -- с потерей веры в "светлое" будущее, и, наконец, "брежневская" -- с полной утратой друзей и любимой родины...

Виктор Платонович Некрасов родился 17 июня 1911 года в Киеве на Владимирской улице (в доме напротив жил Врубель). Несколько лет провел с родителями в Париже, вернувшись, учился на архитектурном факультете инженерно-строительного института и параллельно -- в студии театра русской драмы. Родители были дружны с Лениным и Луначарским, сестра его матери работала с Крупской (кстати, это не спасло впоследствии Виктора Платоновича, напротив, вызвало особо пристальное внимание "органов" к нему). Вика (так называли его друзья, а для мамы он всегда был Викун, Бублик), как и вся детвора того времени, любил кино, и вместе с друзьями часто "просиживал штаны" в "Пятом госкино" на углу Крещатика и улицы Свердлова.

Киев был для него не просто местом проживания. Навсегда сохранил Вика Некрасов отношение к родному городу, чуть ли не как к семейному очагу. Причем, без малейшего оттенка сладкой словесной патоки и псевдопатриотического сюсюканья, которые многие его коллеги выдавали за любовь к родине. Некрасов умел выразить свои чувства так, чтобы не вызвать у читателя оскомину. И именно поэтому веришь каждому его слову, а все произведения (даже о женщине, Кире Георгиевне) воспринимаешь как автобиографические.

"Милый, милый Киев! Как соскучился я по твоим широким улицам, по желтому кирпичу твоих домов, темно-красным колоннам университета. Как я люблю твои откосы днепровские..."

Он был истинным киевлянином (к сожалению, в наше время эта категория людей уже постепенно вымирает) -- и когда служил актером и художником в российских театрах (Владивосток, Киров, Ростов-на-Дону), и когда ушел на фронт, отказавшись от брони -- инженер саперных войск Некрасов дошел до Сталинграда, командовал батальоном.

"...Николай три дня сидел с группой разведчиков в отрезанном от своих блиндаже. Дважды пересекал днем Волгу под обстрелом двух пулеметов и минометной батареи, отражал со своим взводом атаку танков. Дай Бог, чтоб этого никогда больше не было...

...Именно на фронте Николай понял, что товарищи -- это не просто твои товарищи, к которым ты привязан потому, что они тебе нравятся, а что это и есть народ, то самое, что для Николая было до войны большим, но все-таки до какой-то степени отвлеченным понятием. На фронте Николай узнал народ. Узнал и оценил..." ("В родном городе", 1954)

В 1947 году в журнале "Знамя" появилась повесть Виктора Некрасова "В окопах Сталинграда", за которую он получил Сталинскую премию. Писатель отдал все деньги на закупку колясок для инвалидов войны.

"Солдат, видавший будни войны и стремившийся рассказать правду о них...", -- писали критики. За публикацию следующей повести Некрасова, "В родном городе", был подвергнут суровой партийной критике журнал "Знамя", а главного редактора Всеволода Вишневского сняли с работы.

Какое-то время после демобилизации Виктор Платонович работал на киностудии Довженко -- писал сценарии. По одному из них -- "Солдаты" -- режиссер Иванов снял картину на "Ленфильме". Сценарий писался в холодной ленинградской гостинице, Некрасов принимал участие и в подборе актеров, и в съемках в Сталинграде. Именно в этой картине впервые появились на экране еще никому не известные Иннокентий Смоктуновский и Леонид Быков. За свой сценарий писатель был удостоен премии. Когда наступили тяжелые времена, Некрасова пригласили на студию хроникально-документальных фильмов, по его сценарию Рафаил Нахманович снял картину "Неизвестному солдату". Талантливый режиссер не воевал, но настолько проникся воспоминаниями фронтовика Некрасова, что снял фильм, который смотрели в переполненных залах. На Лейпцигском фестивале картину удостоили почетной награды.

Как истинный киевлянин, Некрасов до конца своих дней не смог простить массовое убийство евреев в Бабьем Яру. Писатель Семен Лунгин рассказывал: "Именно Некрасов не дал построить на месте Бабьего Яра стадион. В годовщину расстрела, двадцать девятого сентября, он всегда приходил туда с цветами. С каждым годом людей приходило все больше, и его обвинили в организации сионистских сборищ... А до всего этого еще было исключение из партии, куда он вступил в разгар самых страшных боев в Сталинграде. Как сказал его друг-фронтовик, тогда это было равнозначно вступлению в смертники. У него забрали медаль "За оборону Сталинграда", которой он дорожил больше всех остальных наград, а их было немало. Правда, потом вернули. Очень сильное испытание. Бесследно оно не прошло. После обыска Некрасов написал открытое письмо Брежневу "Кому это нужно?" Вместо ответа его выдворили. Сказали: "Не хочешь на Запад -- поедешь на Восток".

Некрасов был в Киеве мозолью, бельмом для тамошнего КГБ, ему было наплевать на все запреты, он свободно общался с западными журналистами. Вместе с академиком Сахаровым он протестовал против возрождения сталинизма в стране, вместе с Линой Костенко и Иваном Дзюбой подписывал письмо в защиту украинского языка в Украине. Именно поэтому его называли "сапером в литературе", а друзья считали неисправимым мушкетером.

Тучи сгущались. Печататься было негде. За 10 лет удалось опубликовать всего несколько очерков и небольшую книжку "В жизни и в письмах", вышедшую мизерным тиражом. А несколько очерков, описывающих впечатления от зарубежных поездок, сыграли в его жизни роковую роль. После резких слов Никиты Хрущева в адрес писателя, мол, знаю только одного Некрасова, а другого быть не может, в печати появились статьи, обвиняющие лауреата Сталинской премии в "низкопоклонстве" перед Западом.

И на 64-м году жизни он принял отчаянное решение -- уехать. В 1974-м Некрасов эмигрировал в Париж. Писал для газет и журналов, для радио, читал лекции о русской литературе, публиковался -- "Сталинград", "Как я стал шевалье". Во Франции он написал свою последюю книгу.

"...Выяснилось, что самое важное в жизни -- это друзья. Особенно, когда их лишаешься. Те, тех лет, сложных, тяжелых и возвышенных. Те, с кем столько прожито, пережито, пройдено по всяким Военно-Осетинским дорогам, ингурским тропам, донским степям в невеселые дни отступления, по Сивцевым Вражкам, Дворцовым набережным, киевским паркам, с кем столько часов проведено в накуренных чертежках, в окопах полного и неполного профиля, на кухнях и забегаловках, и выпито Бог знает сколько бочек всякой дряни. И их, друзей, все меньше и меньше, и о каждом из них, ушедшем и оставшемся, вспоминаешь с такой теплотой, с такой любовью. И так мне их не хватает..." ("Маленькая печальная повесть", 1985 г.)

...В восемьдесят четвертом году Виктор Некрасов написал советскому послу в Париже: просил разрешения на поездку в Киев и Москву. Хотел пойти на могилу матери Зинаиды Николаевны, которая умерла еще до его отъезда... Письмо осталось без ответа. "А после восемьдесят пятого он ждал, мне кажется, что его пригласят в СССР, -- вспоминал Семен Лунгин. -- Так бы, наверное, и случилось, если бы он не умер. Видимо, я был последним человеком, с кем Некрасов разговаривал по телефону. Он был уже в больнице, умирать не собирался, сказал: "Приезжай завтра ко мне часов в двенадцать, выпьем с тобой свои сто грамм..." А в шесть утра он умер".

Похоронен Виктор Некрасов в чужой могиле и в чужом отечестве, на кладбище Сен Женевьев де Буа. Многим нашим землякам (вплоть до литературных персонажей) нынче ставят памятники на родине. Дойдет ли когда-нибудь очередь до Виктора Некрасова?