НА ИКОНЕ -- СОВЕТСКИЙ ЧЕЛОВЕК, "ВРАГ НАРОДА", ХИРУРГ

Мы думаем, что святые жили в незапамятные времена. А вот хирурга и епископа Валентина ВОЙНО-ЯСЕНЕЦКОГО причислили к лику святых только в 1995 году. Он жил среди нас, исцелял больных в мирное время и годы войны, в ссылках и... после смерти.

ДЕРЖАСЬ ДРУГ ЗА ДРУЖКУ, К ЕГО ДОМУ ШЛИ СЛЕПЫЕ

Сын провизора из Керчи, потомок древнего обедневшего польского аристократического рода Валентин Войно-Ясенецкий рос в атмосфере христианской любви и послушания. Мечтал стать художником и даже учился в Германии, но время и совесть подсказали иной путь: Валентина "мучила вина" перед мужиками. Те работали от зари до зари, жили и умирали в грязи, без элементарной помощи врача. Он увлекся идеей народовольчества и решил стать "мужицким врачом".

На первых курсах Валентина мутило от натурализма естественных наук. Но к концу учебы он увлекся анатомией, мог часами работать с трупами. Произошла удивительная вещь -- дар рисовать и чувствовать форму перешел в умение точно препарировать тело.
"Мужицкий врач" еще в институте готовился к жизни в захолустье. А в конце XIX века деревня с ее грязью и нищетой была очагом трахомы, от которой слепли крестьяне.

Чтобы помочь им, Валентин научился оперировать в киевской глазной клинике. Дом его с осени 1903 года превратился в лазарет: врач приводил больных, мать кормила. Однажды подошла целая процессия слепых, державшихся друг за дружку. Их собрал со всей округи молодой нищий, которому хирург вернул зрение. Войно-Ясенецкий падал с ног: за год он сделал 538 операций. А уже через пару лет мог делать по 1000 операций в год! Одновременно он писал докторскую диссертацию, для чего выучил французский язык.

ПЕРВЫЙ АРЕСТ

Началась гражданская война. Жена Войно-Ясенецкого Анна заболела туберкулезом, и семья переехала в Ташкент. Валентин работал главврачом горбольницы. В операционной у него висела икона. Однажды после того, как он пригрозил увольнением работнику морга -- пьянице и вору -- тот донес на врача. Мол, доктор перед операцией, даже гинекологической, крестит место будущего разреза. Врача арестовали. На счастье, большой партийный деятель, жену которого оперировал Войно-Ясенецкий, узнал и спас его. Как оказалось, всех арестованных в тот день расстреляли.

Дома Валентина ждало горе: его арест в прямом смысле слова убил Анну. Она умирала, а он сидел у кровати и... записывал на клочках бумаги ее последние слова. Возможно, так ему легче было не сойти с ума.

В госпитале бесчинствовали легкораненые красноармейцы: пили, приводили проституток, избивали врачей. Коллегу-профессора привлекли за развал дисциплины, и Войно-Ясенецкий выступил на суде свидетелем. "Скажите, поп и профессор, -- обратился к нему грозный глава ЧК латыш Петерс. -- Как вы можете ночью молиться, а днем проливать кровь?" "Я режу ради спасения, а вы для чего?" -- вопросом на вопрос ответил тот. "Почему вы верите в бога, которого не видели?" -- пытался Петерс вести идеологический спор. "Я много оперировал на мозге, но ума там не видел", -- парировал врач. Странно, но за это его не расстреляли. Больше того, отпустили и обвиненного. Видно, еще не возникло у чекистов чувство безнаказанности.

ЗА ЕПИСКОПСТВОМ -- В ТАЙНУЮ КОМАНДИРОВКУ

Идеологическая борьба с церковью переходила в террор. Большевики уже отделили ее от государства, но еще боялись разгромить этот общественный институт. Да и в Конституции свободу совести они сами провозгласили. Поэтому создали "карманную" церковь и назвали ее, будто в насмешку, "живой". Именно о тех временах говорится в анекдоте: секретарь райкома спрашивает секретаря по пропаганде: "Почему в уезде таком-то нет священника?" А тот отвечает: "Никак не подберу -- то еврей, то не коммунист".

Храмы закрывались: священников толпами гнали по этапу в Сибирь только за то, что они не хотели служить "живой церкви". В мирном 1922-м расстреляли 45 служителей культа, более 250 -- посадили. "Правда" сообщала о 1414 случаях народных столкновений с властью.

Именно в это время Войно-Ясенецкий решил стать священником. В начале мая 1923 года ссыльный епископ постриг его в монахи и нарек именем Луки -- апостола, евангелиста, врача и художника. А 31 мая Войно-Ясенецкого рукоположили в сан епископа Ташкентского и Туркестанского (духовенства не хватало). Для этого пришлось тайно выехать в Пенджикет к ссыльным епископам. Прямолинейный, несгибаемый, презирающий опасность врач открыто бросил вызов общественному страху и избрал путь мученичества. Уже через месяц епископа Луку арестовали.

НА УРАЛЕ И КАВКАЗЕ МОЖНО БЫТЬ ОДНОВРЕМЕННО

Обвинение было абсурдным: "С оренбургскими казаками готовил контрреволюционный заговор, шпионил в пользу англичан через турецкую границу и выступал с пламенными речами на Урале и на Кавказе". Одновременно... Когда Луку увозили из Ташкента, люди легли на рельсы, не желая отпускать профессора и епископа.

Его увезли в Туруханск. И там у него, ссыльного, просили отпущения грехов и благословения, а на работу возили, как епископа, в санях, покрытых ковром. Так будет во время всех ссылок: епископ ни о чем не будет просить власти, но всегда -- лечить людей, заниматься наукой, даже преподавать в университетах и писать труд всей свой жизни "Очерки гнойной хирургии".

Бог, в которого твердо и истово верил Лука, провел его дорогой протопопа Аввакума -- раскольника и мученика за истинную веру, страдавшего на том же Енисее. 400 км не довезли Луку до Ледовитого океана, оставив в енисейском станке Плахино, четвертом по счету поселке за Игаркой. В избе на окнах снаружи были приморожены плоские льдины, на полу лежала куча снега. Но и там епископ выполнял свой долг и даже крестил младенца. "И я сам сочинял молитвы, -- вспоминал он. -- Убогое жилье рыбака было так низко, что я мог стоять только согнувшись. Купелью служила деревянная кадка, а во время совершения таинства мне мешал теленок, вертевшийся около купели. Миро у меня не было, но я вспомнил, что я преемник апостолов, и заменил миропомазание наложением рук, как это делали они в свое время".

Через полтора месяца Луку возвратили в Туруханск. Да еще с каким шумом! Заболел крестьянин, а хирурга нет. Вспыхнул бунт: тут умирают люди, а на Ледовитом океане -- доктор. Народ вооружился вилами и пошел громить ГПУ и исполком. За епископом послали гонца.

ПОСЛЕ ПЕРЕЛИВАНИЯ КРОВИ НЕЛЬЗЯ ВОСКРЕСНУТЬ

После ссылки Лука не мог вернуться в Ташкентский университет, где все больше прижимали интеллигенцию. Он стал частным лицом, лишенным епископской и научной кафедр. Но не оставил ни то ни другое: писал книгу, служил в церкви, принимал по 400 больных в месяц... Следующее обвинение, в отличие от первых, стандартных, оказалось криминально-научным и было достойно детективного романа.

...В 1926 году Лука впервые продемонстрировал коллегам операцию переливания крови от донора реципиенту из сосуда в сосуд. Этим увлекся физиолог профессор Иван Михайловский и прославился публичными опытами "оживления собак". Из вены животного выпускали кровь, наступала клиническая смерть. Когда кровь возвращали, собака оживала. Тогда эта операция граничила с чудом. Когда от скарлатины умер сын Михайловского, тот, одержимый идеей воскрешения, мумифицировал тело мальчика и спрятал в университетском шкафу. Студенты бегали смотреть мумию, а ночью ее грызли крысы.

История этого старика-профессора, которого довела до сумасшествия любовь к студентке, довольно грязная. Но Лука воспринимал духовную грязь, как и гной физических ран, -- во врачебном аспекте. Лечил и то и другое. Поэтому, когда 5 августа 1929 года Михайловский застрелился, чтобы можно было его отпеть и похоронить на кладбище, Лука свидетельствовал: "Профессор покончил жизнь самоубийством в состоянии несомненной болезни, от которой страдал более двух лет".

Но властям не было дела до несчастного, они хотели раздуть процесс "против попов". И материалы еще идущего (!) следствия попали к известному журналисту Эль Регистану. Тот написал фельетон, заменив собаку обезьяной. Он утверждал, что прогрессивного врача убили попы. Разразилась кампания в защиту якобы убитого ученого и против Луки. Странным образом сюжет именно этого фельетона раскручивают Борисоглебский в романе "Грань", Тренев в пьесе "Опыт", Сергеев-Ценский в пьесе "Ребенок и обезьяна". Борис Лавренев использует его для пьесы "Мы будем жить!". Все они, может, и невольно, выполнили политический заказ.

Предвидя арест, Лука готовил самосожжение, но и этого ему не дали сделать -- 6 мая 1930 года арестовали в третий раз. Епископ страдал склерозом аорты, кардиосклерозом и значительным расширением сердца. Но коллегам не разрешили передать в тюрьму даже лекарства. Это был самый тяжелый арест: на допросах Лука терял сознание. Его поднимали и снова предлагали подписать ложь. Но он снова писал: "Виновным себя не признаю".

Через год мучений Луку приговорили к ссылке "в северный край на три года". Он пытался убедить спецслужбы, что, умерев в Сибири, никому пользы не принесет и просил отправить его в такую местность Средней Азии, куда опытные врачи не едут. Но ему отказали. Лука подумал, что "замахнулся" на слишком хорошее место, и попросил о высылке в Китайский Туркестан. "Оттуда я не смогу никуда уехать, -- писал он. -- Ни переход через Гималаи в Индию, ни шестимесячный путь в Китай через пустыню Гоби совершенно невозможны при моем больном сердце. Если и это невозможно, Вы могли бы обменять меня на осужденных в Персии советских граждан". Но Луку отправили в Сибирь.

ЗНАХАРКА В УНИВЕРСИТЕТЕ

Наука и религия... Они не противоречат друг другу, говорил Лука на одном из допросов. "Задушив" в себе художника во имя схимы, он не в силах был "убить" врача и ученого.

В Архангельской ссылке епископ Лука живет на квартире у некой Веры Вальневой, которая, как и Лука, лечит гнойные раны, но делает это при помощи мази со странным названием катаплазма. Рецепт прост: земля, сметана, мед и травы. Две-три перевязки с мазью -- и фурункул, требующий операции, сам рассасывался или прорывал. Почему?
Свойства трав известны, но зачем земля? Лишь в книге немецкого врача дочитался: есть "гормоны почвы", вещества, действующие аналогично половым гормонам! Они-то и помогают организму справиться с нагноением. Лука оформил знахарку в штат университетской лаборатории. Ведь он (ссыльный!) собирался создать в Архангельске институт гнойных болезней. Но "ненаучные" работы закрыли.

После ссылки в 1933 году Луке предложили архиерейскую кафедру, но он хотел заниматься наукой... После всю жизнь рассматривал отказ как грех. Мистическим наказанием чудится ему лихорадка, осложнившаяся отслойкой сетчатки левого глаза, катастрофа, в которую попадает сын Михаил, психлечебница, где оказывается второй сын Алексей... Луку преследовал сон: он на алтаре режет голый человеческий труп. Может ли епископ проливать кровь, пусть даже во спасение? И однажды он услышал голос: "В этом не кайся".

Во время Второй мировой о хирурге вспомнили коллеги и попросили Сталина возвратить Луку из ссылки. Тот пообещал, и вскоре епископу выдали новый паспорт, без отметок о судимости, назначили главным хирургом сводного госпиталя Пензы. Священный синод приравнял лечение раненых к доблестному архиерейскому служению и возвел Луку в сан архиепископа. А советская власть присудила ему сталинскую премию 1946 года Первой степени за труды по медицине. Деньги, весьма приличную сумму, он отдал сиротам и вдовам. В том же году Лука стал архиепископом Симферопольским и Крымским.

В конце жизни он ослеп -- сказались 11 лет тюрем, мучений, пыток, лагерей. 11 июня 1961 года в День всех святых скончался. И случилось чудо -- 35 лет люди на его могиле исцелялись. В 1995 году Луку причислили к лику святых, а его мощи перенесли в кафедральный Свято-Троицкий собор Симферополя. В крестном ходе шло больше 40 тысяч человек.

За 10 лет до открытия антибиотиков он нашел возможность противостоять гнойному процессу хирургическими методами. В 20-е годы приблизился к представлениям, которые утвердились в медицине лишь в 70-х годах. В труднейших условиях Севера успешно оперировал раковые опухоли желудка и мозга. Сделал мужчине в 1924 году пересадку почки теленка (на 10 лет раньше киевского хирурга Ивана Вороного). Лука оставил нам 55 научных трудов и 10 томов проповедей.