"С ТАКИМИ ЖЕНЩИНАМИ, КАК Я, МУЖЧИНАМ НЕИНТЕРЕСНО"

Евдокия Колесник -- народная артистка Украины, лауреат Государственной премии СССР. Глядя на эту женщину, не скажешь, что она 35 лет отдала сцене. В ее репертуаре -- 47 оперных партий, и хотя певица уже больше года не работает в Национальной опере, если ее разбудят ночью и скажут: "Утром надо петь такую-то оперную партию", -- она споет.

В 70--80-е никто из наших оперных примадонн не мог сравниться по популярности с лучшей, по словам Дмитрия Шостаковича, исполнительницей партии Катерины в его опере "Катерина Измайлова".

-- Это был 1974 год. Я немного боялась браться за эту партию, потому что пела в основном классические оперы, -- вспоминает Евдокия Васильевна. -- Но после "сдачи" спектакля Шостакович пожал мне руку. А на фуршете, где присутствовало все Политбюро, сказал, что это было гениально. Из всех многочисленных постановок оперы нашу он считал образцовой.

-- Вашу судьбу это как-то изменило?

-- Можно сказать и так. Щербицкий был в восторге: "Ее нужно лелеять, нужно сделать все, чтоб ей было хорошо здесь". Мы получили тогда Государственную премию.

-- ...И вам предложили стать солисткой Большого театра?

-- Это было намного раньше. Еще в семидесятом году, сразу после Конкурса имени Чайковского, на котором я заняла третье место...

-- Вы ведь были одной из главных претенденток на первую премию, но у вас украли ноты?

-- Тогда первую премию разделили Елена Образцова и Тамара Синявская. А вторую не дали никому... Так вот, после конкурса дирижер Симонов и директор Большого театра Молчанов еще в семидесятом году приглашали меня. А министр культуры СССР Фурцева вместе со своим замом Кухарским даже заставляли остаться в Москве.

В том же году я была со Щербицким в Крыму. Брежнев устраивал там встречу для глав правительств социалистических стран на огромном крейсере "Ленинград". После моего выступления и Брежнев, и маршал Гречко -- в одну душу: "Забираем в Большой театр". Домой я летела в личном самолете Щербицкого (тогда еще Шелест был секретарем ЦК компартии Украины). Щербицкий был удивлен, что я ничего не прошу: я была уверена, что сумею заработать деньги и мне не нужно ни у кого ничего просить.

-- Как в родном киевском театре отреагировали на ваш успех?

-- Я пришла в театр лауреатом конкурса имени Глинки. А на конкурс Чайковского поехали несколько артистов оперного театра, а лауреатом стала я одна. У нас была зарплата по сто двадцать рублей. (Для сравнения: в консерватории у меня была Ленинская стипендия -- сто рублей). Директор театра Владимир Колесник после конкурса мне повысил зарплату до двухсот. Я была счастлива. Но когда вернулась после летнего отпуска и концертных выступлений -- получила сначала пятьдесят рублей, потом шестьдесят. Захожу к директору за разъяснениями. Он говорит, мол, это я вам начислил в качестве поощрения, а вы стажер и зарплату будете получать как прежде.

-- Но вас после этого еще раз приглашали в туппу ГАБТа в Москву?

-- Да, Борис Покровский -- главный режиссер Большого. Я там пела "Трубадур" Верди, и после этого Покровский пригласил меня на гастроли в Америку с "Пиковой дамой" и "Евгением Онегиным". Но руководство киевского театра не разрешило ехать. Обвинили меня в измене и даже зарплату урезали. Потом я еще не раз пела в Москве. На 200-летии Большого театра, например, -- одна из Украины. Но из Киева меня не отпускали. Хотя я и сама не поехала бы: у меня домашняя натура.

И все-таки я побывала два раза в Америке самостоятельно. Семь раз гастролировала во Франции. А еще -- в Болгарии, Испании, Аргентине, Португалии, Италии. У меня только в прошлом году закончился контракт в Греции, я там выступала с концертами. Любая поездка давалась, что называется"кровью". В Софию на конкурс оперных певцов меня просто не отпускали. И когда я все-таки поехала, то после возвращения режиссер Смолич снял меня со спектакля "В бурю" Тихона Хренникова. Но я с Виктором Борищенко в классе все-таки подготовила эту партию. И в день премьеры, когда все Политбюро сидело в театре, меня без единой репетиции выпустили на сцену. Многим мои успехи не давали покоя.

В Аргентине выступала в 86-м. Вернулась: в афише театра -- "Богема", на часах -- без пятнадцати семь... Солистка сообщает, что больна и голоса нет. Кто будет петь? Конечно, Колесник -- "с корабля на бал"! "Я же только что вернулась с гастролей!" -- говорю. "А кто вас отпускал"? -- отвечают мне. У одной солистки муж -- дирижер, у другой -- главный дирижер, у третьей -- директор театра...

-- Как вы это все переносили?

-- Работала. Я знала себе цену. У меня были личные связи -- меня приглашали на гастроли. Я и сейчас гастролирую. Вот, опять еду в Зубари под Афинами... Сложная была жизнь. Но если бы была возможность еще раз все повторить, даже в том же окружении -- я бы повторила...

...Потом был ттудный период. Я перенесла тяжелую операцию, начались проблемы с голосом. Давление -- 75 на 40, пальцы синели, совсем не было сил петь. Выступала порой не лучшим образом. Вот это меня волновало, а не окружение.

-- Ну а ваша личная жизнь?..

-- У меня дочь. Некоторое время я с мужем была счастлива, потом мы развелись. С такими женщинами, как я, мужчинам не интересно. Я ведь сильная натура, властная... Я хотела, чтоб муж писал диссертацию, но он не захотел. Пользовался моей славой. Когда "Ифигению в Тавриде" Глюка поставили в Афинах на руинах Акрополя -- муж тоже в Афины полетел. Его встречали -- красную дорожку постелили. Я сидела в отеле, учила партию, а он изучал страну. Вот такая история... Сейчас у меня хорошая семья. Дочка училась в Англии, получила хорошее образование. Два внука: старший, когда совсем маленьким был, говорил, что хочет быть моим мужем, а младший -- другом на всю жизнь.