"ДЕТИ НЕ ЗНАЮТ, ЧТО ОТЕЦ В ТЮРЬМЕ, И ПИШУТ ЕМУ ПИСЬМА"

В этой истории (о ее первой фазе "Сегодня" когда-то писала) Фемида уже расставила все точки. И если бы не знать, что дама с повязкой на глазах и весами в руках тоже порой ошибается, можно было бы сказать -- справедливость восторжествовала, зло покарано. Но глядя на плачущую мать двоих маленьких детей, оставшихся без кормильца, начинаешь в справедливости сомневаться. Так же, как и в судебной трактовке произошедшего, особенно если учесть, что одно из главных действующих лиц истории -- тоже служитель Фемиды…

ПОКАЗАНИЯ БЫЛИ РАЗНОРЕЧИВЫ

Краткая фабула дела такова. В феврале 2001 года милиционеры ППС тогда еще Ватутинского райуправления Киева обнаружили на улице пьяного. Хотели его забрать (мог ведь и замерзнуть), но тут подошли двое незнакомцев и стали тому препятствовать. В итоге все вместе поехали в райуправление. Там-то и разыгрались события, приведшие старшего сержанта милиции Сергея Лемеша и лейтенанта милиции Александра Гладюка (теперь уже, разумеется, бывших) на скамью подсудимых и за решетку. Выяснилось, что один из тех самых незнакомцев -- судья N. Позже он показал, что милиционеры избили его, сломали ребро. Правда, те утверждали, что все было иначе, но Фемида поверила своему служителю. Объективности ради далее буду излагать события по тексту приговора Ватутинского суда от 21 сентября 2001 года.

Подсудимый Лемеш показал, что на просьбу назваться для составления рапорта N. (о том, что тот -- судья, милиционеры, по их показаниям, пока не знали) ответил отказом. А когда Лемеш попробовал провести поверхностный осмотр, N. будто бы ударил его рукой в лицо, потом ногой в пах и оторвал погон. На шум прибежал Гладюк, вдвоем они завели N. руки за спину, а тот упал на пол лицом вниз. Вместе с ним свалились и милиционеры. Затем N. сказал, что в кармане у него удостоверение, Гладюк достал документ и удостоверился, что перед ними -- судья. После чего последнего отпустили, а Гладюк отправился докладывать дежурному о случившемся.

Сам Гладюк в суде показал примерно то же, а вот судья утверждал, что Лемеш пытался запустить руки ему в карманы, он противился, возникла потасовка. Лемеш якобы ударил судью в левый висок, а затем вместе с Гладюком "стали наносить многочисленные удары руками в область головы, взяли за руки, повалили на пол и нанесли удары ногами, от чего потерял сознание".

Свидетели тоже дали разноречивые показания. Тот мужчина, которого хотели забрать милиционеры и из-за которого разгорелся сыр-бор, вообще сказал, что был здорово нетрезв и ничего не помнит. Милиционер Бурдий: "Лемеш... попросил выложить все из карманов, потерпевший (то есть судья. -- Авт.) стал нецензурно выражаться, нанес удар ногой Лемешу, начал срывать погоны…" Товарищ судьи, с которым они приехали в райуправление, заявил, что потасовку не видел, ибо стоял к ее участникам спиной. Однако, по его словам, когда повернулся, то заметил, что судья "лежал на полу, усмехался, у него была гематома и разбита губа". Позже этот человек дал в милиции пояснения, где указал, что они с судьей были нетрезвы, а на суде заявил, что это неправда. Хотя начальник штаба райуправления Семин также в суде показал, что "от потерпевшего был ощутимый запах алкоголя".

Конечно, истину при таком разнобое в показаниях установить было непросто. Но суд учел также рассказ N. о том, что с 22 февраля по 2 марта тот находился на стацлечении в больнице, а потом амбулаторно поправлял здоровье до 2 апреля. И не оставил без внимания показания эксперта, из которых следовало, что у судьи при проведении 26 апреля экспертизы было установлено сращивание перелома Х ребра. Это телесное повреждение могло быть получено по времени 20 февраля (значит, ребро могло быть сломано и в иное время? -- Авт.). В итоге суд решил, что истина все-таки установлена, милиционеры виновны в совершении действий, "которые явно выходят за рамки их прав и полномочий, которые сопровождались насилием". И вкатил каждому по три года лишения свободы. Однако, учитывая семейное положение подсудимых (у Лемеша сын 1998 года рождения, у Гладюка двое маленьких детей, к тому же хронически больных, из-за чего жена не может работать), решено было их реально за решетку не сажать, а освободить от отбывания наказания с испытательным сроком.

"Я НЕ ВЕРЮ В ВИНУ МУЖА"

Так постановил Ватутинский суд. Но… Судья-потерпевший с приговором не согласился, подал апелляцию, в итоге милиционеры по сей день отбывают срок. Позиция в этом деле самого судьи была в свое время детально изложена на страницах "Сегодня", потому мы решили встретиться с другой стороной. К экс-милиционерам, понятно, журналистам сейчас хода нет, так что поговорили с женой одного из них и с начальником районной милиции.

Надежда Гладюк:

-- Поначалу муж мне ничего не рассказывал. Не придавал особого значения... Первый раз его "закрыли" летом, на месяц. Потом отпустили, тогда, конечно, я расспросила, что же случилось. По словам Саши, он дежурил, когда привезли этих людей. У сержанта с одним из них возник конфликт, муж вышел посмотреть, в чем дело. Лемеш в это время "тягался" с мужчиной. Чтобы навести порядок, Саша, по его словам, сделал подсечку и надел на этого мужчину наручники. Кто это был, он не знал, так как тот не представился. Затем мужчина крикнул, что, мол, он -- судья. Посмотрели удостоверение -- точно. Тогда вызвали начальство. Других подробностей я не знаю.

Через два месяца мужа известили, что возбуждено уголовное дело. Когда его "закрыли", я пошла к судье. Но он со мной говорить не захотел, сказал, что надо было приходить раньше. Однако я была настойчива, просила судью объяснить, что произошло, так как не верю, что Саша мог его так избить, как это представлено в деле. Судья подтвердил, мол, да, побил, но в глаза мне упорно смотреть не хотел. И тогда я поняла, что муж не виноват, ибо в противном случае, думаю, судья бы со мной поговорил, объяснил... Если бы я поверила в вину мужа, я бы приняла удар судьбы: что же, виноват -- расплачивайся. Но мне показалось, что это не так...

Позже я была на судебных заседаниях и до сих пор уверена, что Саша действовал в рамках своих полномочий, а не избивал судью. Разговаривала со свидетелями-милиционерами, они тоже укрепили мою уверенность.

-- Как вам живется сейчас?

-- Моему младшему сыночку три годика, старшему семь лет. Они не знают, где отец, я говорю, что в командировке... Постоянно спрашивают о нем, даже письма пишут (тут Надежда не выдержала и зарыдала. -- Авт.)... Старший, правда, уже о чем-то догадывается, мне не верит, считает, что я что-то скрываю. Говорит: "Может, батько нас бросил?" А младшего я беру с собой на свидания с мужем, чтобы не забывал отца, которого забрали, когда сынок был совсем маленьким. Он пока не понимает, что происходит, так что старшему рассказать не может. Свидания у нас раз в месяц (Александр сидит в СИЗО на Лукьяновке. -- Авт.).

Младший у нас слабенький, часто болеет воспалением легких, за последнее время я с ним 10 раз лежала в больнице. Потому ни работать не могу, ни в село к родным поехать. Живем тем, чем помогают бабушка с пенсии, мама, близкие Александра -- кто деньгами, кто одеждой или продуктами...

Считаю, что руководство районной милиции не все сделало, чтобы защитить мужа. Надо было вовремя, например, отправить судью на экспертизу, на предмет алкоголя. Тогда бы, возможно, в суде все повернулось иначе...

"МОРАЛЬ И ПРАВО НЕ ВСЕГДА СОЧЕТАЮТСЯ"

Начальник Деснянского (частично бывшего Ватутинского) РУ ГУ МВД Украины в Киеве Владимир Тарасенко:

-- Я приехал в райуправление после 20 часов. Дежурный доложил о каком-то конфликте с участием судьи. Смотрю, сидит мужчина, возбужденный, требует прокурора. Мне показалось, что он был нетрезв. Минут сорок у нас шло препирательство типа: "Кто ты такой, давай прокурора!" Я позвонил одному из сотрудников горсуда, тот подтвердил, что такой судья у них есть. Потом приехал представитель горсуда... В итоге мы стали более-менее нормально общаться, причем вопрос о сломанном ребре даже не возникал. Я дал ему лист бумаги, предложил написать заявление, если судья считает, что сотрудники милиции были неправы. Он посидел несколько минут, потом говорит: "Знаете, Владимир Иванович, ну его... Давайте поддерживать нормальные отношения". Мы вышли на улицу, я предложил машину довезти судью до дома, он согласился. И тут же возле мусорника порвал свое заявление, еще и поджег его. Пожали друг другу руки и он уехал. Ушел и его товарищ, который при опросе признал, что они с судьей выпили в кафе.

Теперь о наших милицейских "просчетах". Это, скорее, эмоции. Мы не имели права доставить судью на экспертизу по алкоголю, это запрещено законом. На лице каких-то следов побоев не было видно. Спросили о претензиях, судья в итоге ответил, что таковых нет. Сказал только, что, мол, Владимир Иванович, когда приду в себя, мы с вами встретимся и поговорим. И уехал. Я на следующий день звоню в суд -- его нет. И через день тоже. Вот я и решил, что инцидент исчерпан. Не оправдываюсь, а просто анализирую ситуацию и свои действия -- где я поступил неправильно?

Ну, а потом, вы знаете, было-таки следствие и суд. На мой взгляд, судья поступил не совсем этично, нарушив нашу с ним договоренность. Плюс газетные публикации, в том числе в вашей газете, подлили масла в огонь... Ватутинский суд, считаю, исходя из имеющихся в деле материалов (следствие вела прокуратура), поступил более-менее справедливо, не применив реального лишения свободы. Там учли и семейные обстоятельства подсудимых, и, возможно, неоднозначность случившегося... Милиционеры согласились, понимая, что в сложившейся ситуации могло быть и хуже, а адвокат их тоже не настоял на обжаловании... Зато судья, профессиональный юрист, выждал время и подал апелляцию. И Апелляционный суд "посадил" Гладюка и Лемеша, взяв их под стражу прямо в зале заседаний. Накануне они ко мне приходили, говорили: "Владимир Иванович, мы чего-то боимся..." Но сделать уже ничего нельзя было. Верховный суд, к сожалению, оставил приговор в силе. Не хочу никого упрекать, но, думаю, существует на свете корпоративная солидарность... Конечно, решение суда -- закон. Однако не всегда, на мой взгляд, сочетаются мораль и право...

Если говорить о фактической стороне дела, то доставка в райуправление и пьяного, и судьи с товарищем признана правомерной и в возбуждении дела внутри дела отказано. Вообще, если бы потерпевший в самом начале представился, ничего бы не было -- нам приказом запрещено доставлять ряд категорий, в том числе судей, в райуправление...

Подведем краткий итог. Автор не был на месте происшествия и не может судить, как все было. Но для условий неочевидности, мне кажется, окончательный приговор излишне суров. Возможно, милиционеры действительно превысили полномочия, но ситуация их к этому подталкивала. И, на мой взгляд, вполне хватило бы им первого, условного срока. Ведь не маньяки же, чтобы обязательно изолировать от общества. Да и о детях подумать следовало бы...

А как считает руководство столичного милицейского главка? Говорит первый замначальника генерал Анатолий Слипченко:

-- В каждом деле надо учитывать все обстоятельства -- это аксиома. На сей раз, думаю, не в полной мере было учтено то, что милиционеры не только могли, но и обязаны были наводить порядок. Даже если допустить, что они в чем-то ошиблись -- неужели им место только в тюрьме? Суровость закона не должна приносить вреда...

Свое слово сказал и заместитель госсекретаря МВД -- начальник ГУ МВД Украины в Киеве генерал Петр Опанасенко:

-- Для нас любой проступок милиционера -- это большое ЧП. И поверьте, мы не защищаем тех, кто действительно виновен, более того, сами таких выявляем, избавляемся от них, а то и направляем к следователю. Но здесь -- не тот случай. Я глубоко убежден, что милиционеры действовали в рамках своих полномочий и обязанностей. И это мнение я отстаивал на всех уровнях судебной власти, обращался и письменно, и устно. Только у главы Верховного суда был трижды. К сожалению, эту стену пока "пробить" не удалось, и страдают, в первую очередь, дети. А также, на мой взгляд, справедливость...