Выпуск газеты Сегодня №95 (1440) за 26.04.2003
РУКОВОДИТЕЛЕЙ ЧАЭС СУДИЛИ... НЕ ПО ЗАКОНУ
-- Ночью 26 апреля 1986 года меня разбудил телефонный звонок, -- вспоминает Иван Павлович. -- Дежурный по райотделу милиции Иван Кононенко сказал, что на станции пожар. Честно говоря, я не принял его слова всерьез. Подниматься по тревоге для нас было делом обычным, и не раз, чтобы поторопить сборы, Ваня утрировал ситуацию. Одеваясь, думал, что это очередной его розыгрыш, поэтому не сильно спешил. Но когда пришел в отдел, понял: сегодня не до шуток. Людей собрались много, начали съезжаться милиционеры из соседних районов. Все говорили о взрыве реактора и о том, что там сейчас работают пожарные... Мы тогда не задумывались, какой подвиг совершили эти ребята. Понимание пришло позже, когда в больнице пришлось опрашивать очевидцев аварии. Они были в таком состоянии, что на них было страшно смотреть, не то что задавать вопросы.
Очень ярко запомнился следующий день -- последний, который наша Припять прожила в обычном режиме. Работали школы, детские сады, рынки, справлялись свадьбы, а в центре города во всю крутились недавно открытые аттракционы. Об опасности никто и не помышлял -- ну загорелось, так загорелось. И 27-го, когда объявили эвакуацию, особой паники не было: раз сказали, что уехать надо только на три дня, значит на три дня...
Меня с несколькими коллегами, судебным доктором и представителями милиции оставили в Припяти. Мы считали, что предстоят какие-то важные дела, но время шло, никакой специальной команды не поступало. 29 апреля наша бригада на последнем автобусе покинула Припять. Сначала приехали в Чернобыль, оттуда -- в Иванков, где пришлось сменить всю одежду и лечь в местной больнице под капельницу. Честно говоря, я не чувствовал себя больным, и все же еще три недели нас продержали в киевской лечебнице.
СПРАВКА "СЕГОДНЯ"
29 июля 1987 года судебная коллегия по уголовным дела Верховного суда СССР вынесла приговор шестерым обвиняемым в аварии на ЧАЭС. Директор станции Виктор Брюханов, главный инженер Николай Фомин и заместитель главного инженера Анатолий Дятлов были осуждены к десяти годам лишения свободы. Еще троих должностных лиц станции приговорили к срокам от пяти до двух лет заключения. Приговор выносился в высшей инстанции, обжалованию не подлежал.
Тем летом Иван Елфимов был в Чернобыле -- работал юрисконсультом на атомной станции. На вопрос, почему не посетил уникальный в свое роде и наверняка любопытный для юриста процесс, отвечает просто:
-- Потому, что считал: судят "стрелочников". Правовая оценка ситуации мне, как и многим моим коллегам, была известна. А в результате я не сомневался. Тогда многие говорили: судят не человека, судят должность. (Полтысячи энергетиков ЧАЭС просили суд о помиловании их руководителя, но безуспешно... Авт.) Я очень хорошо знал, глубоко уважал Виктора Брюханова как человека и как специалиста. Трудно было смириться с мыслью, что его назвали главным виновником случившегося, ведь на самом-то деле атомной станцией руководили из Москвы. И корни аварии, по моему мнению, уходили туда же. В уголовном деле, казалось бы, отследили все до секунды, но четкая техническая причина катастрофы так и не была сформулирована. Всех устраивало определение "ошибка персонала". В этом деле есть еще один интересный момент. Приговор был вынесен по 220-й статье Уголовного кодекса Украины (в редакции 1960 года. -- Авт.): "Нарушение правил безопасности на взрывоопасных предприятиях или во взрывоопасных цехах". Парадокс заключается в том, что де-юре Чернобыльская атомная не являлась взрывоопасным предприятием. Не берусь говорить за все атомные станции, но знаю наверняка, что ЧАЭС не было в утвержденным государственными органами списке взрывоопасных объектов. Суд вышел из положения, назвав ЧАЭС "потенциально взрывоопасным объектом", а такого определения в УК не было. Вот и получается, что уголовную статью применили незаконно.