ПОСЛЕ "СЕМНАДЦАТИ МГНОВЕНИЙ ВЕСНЫ" ВЯЧЕСЛАВ ТИХОНОВ ЕЩЕ ДЕВЯТЬ ЛЕТ "НЕ СНИМАЛ" ВОЕННУЮ ФОРМУ.

Тридцать лет назад, в августе 1973, состоялась премьера двенадцатисерийного телефильма-бестселлера "Семнадцать мгновений весны". Пожалуй, еще одним, восемнадцатым мгновением в судьбе фильма была его мгновенная слава. Об опустевших улицах не только в нашей стране, но и в других странах, где он демонстрировался, писать как-то стало уже тривиальным. Сразу пошел шквал вопросов, сплетен, анекдотов. Последнее -- самый главный аргумент суперпопулярности

Готовили фильм ко Дню Победы, но эфир "затянулся" к концу лета -- его вдохновитель и заказчик (как, впрочем, и самого романа), председатель КГБ Юрий Андропов самолично просматривал все 114 часов фильма. А из-за его занятости этот процесс проходил не так быстро. Но самое удивительное -- к фильму практически не было замечаний, что тогда было крайне редко. Наверное, приставленные Андроповым к съемкам консультанты из высших чинов его комитета очень хорошо справились со своим заданием. И, взорвавшись умопомрачительным зрительским "рейтингом", "Мгновения" зажили своей жизнью...

МГНОВЕНИЕ ПЕРВОЕ: БЕЗУСЫЙ ШТИРЛИЦ И МЮЛЛЕР-КАПУЛЕТТИ.

Впервые чекист, большевик Максим Максимович Исаев, ставший затем в тылу врага штандартенфюрером Штирлицем, "родился" в Коктебеле в 1965 году, где отдыхал набиравший большую популярность журналист и писатель Юлиан Семенов. Накануне он плодотворно поработал в архивах Дальнего Востока, что и отобразил в романе "Пароль не нужен". Затем Исаев "встречается" со своим сыном Колей -- помощником майора Вихря в небольшом эпизоде следующего романа Семенова "Майор Вихрь" (оба романа были экранизированы, как, впрочем, и большинство других). Но чекист Исаев уже работает в гиммлеровском штабе, как Штирлиц. И, наконец, третий роман -- "Семнадцать мгновений весны" полностью посвящен его приключениям среди врагов-коллег. Роман у писателя купил для экранизации "Ленфильм". Но о своем желании сделать этот фильм сказала Семенову уважаемая им режиссер Татьяна Лиознова (мелодрамы "Евдокия", "Три тополя на Плющихе", "Мы, ниже подписавшиеся", "Карнавал"). И тогда писатель совершил великий поступок -- возвратил "Ленфильму" деньги, а сценарий передал Лиозновой. Сам сценарий, в отличие от книги, ей не понравился, и она стала его дописывать и переписывать. Из-за этого к выходу фильма отношения с Семеновым испортились -- он не захотел делать ее соавтором. Тритейским судьей выступил их общий друг -- композитор Таривердиев, который принял сторону писателя. Лиознова обиделась и на него, даже его фамилию в титрах поставила после звукорежиссера, что в киношном производстве некорректно, и вычеркнула (по сплетням) его из списков на Госпремию (которую все равно никому из создателей так и не дали).

На ключевую роль Штирлица пробовались разные актеры. Сам автор даже предлагал Арчила Гомиашвили (Остапа Бендера в "Двенадцати стульях"), но Лиознова уже остановилась на Вячеславе Тихонове, который из всех реальных претендентов был свободен от других работ, ведь сниматься предстояло долгих три года (Андропов потом говорил, что этот фильм снимали дольше, чем длилась сама война). На фотопробах Тихонов предложил вариант с модными среди немецких офицеров усами. Но Лиознова пришла в неописуемый ужас. И решили, что актер будет сниматься со "своим лицом". Сам Вячеслав Тихонов считает, что этот фильм "лишил" его фамилии. После "Семнадцати мгновений" он еще девять лет не снимал военную форму и играл исключительно полковников и генералов (кстати, это ему предсказывала и Ванга, у которой побывали во время демонстрации фильма в Болгарии Лиознова, Семенов и Тихонов).

Гитлера предложили вначале Леониду Куравлеву, но потом его сыграл немецкий актер Фриц Диц. До фашистского переворота в Германии он был ресторанным комиком и выступал с пародиями на Гитлера. После прихода объекта его карикатур к власти, Дица, как ни странно, не арестовали, а наоборот, использовали в качестве живого примера демократичности фюрера. Дабы не искушать судьбу, Диц сбежал в Швейцарию. Гитлер долгие годы был объектом его глубокого актерского изучения, и он все-таки достиг просто мистического слияния со своим героем. Его неоднократно приглашали на эту роль и называли "лучшим Гитлером в Европе".

Некоторые актеры, например, Василий Лановой (Карл Вольф) или Евгений Естигнеев (профессор Плейшнер), поначалу не хотели сниматься. Не горел желанием участвовать в фильме и Юрий Визбор, которого утвердили на роль "серого кардинала" Третьего рейха Мартина Бормана. Журналист и бард Визбор был непрофессиональным актером, хотя к тому времени уже с довольно интересным киноопытом ("Июльский дождь", "Красная палатка", "Начало"), куда он попадал примерно по таким доводам: "Там нечего играть, но нужен интеллект!" О самих съемках он потом вспоминал с едкой иронией: "Иногда нам, артистам, которые снималсь в роли немцев, казалось, что мы участвовали в каком-то жутком, низкопробном боевике. Формы эти, пистолеты... Но думали так, что в Урюпинске где-то по четвертой программе проскочит... Броневой Леня, у которого была чрезвычайно сложная, многоходовая роль, просто взял роль Капулетти (из "Ромео и Джульетты" Шекспира. -- Авт.), которую поставил ему Эфрос в театре, и перенес ее непосредственно на Мюллера. Он так себе его представил... Но потом как-то картина смонтировалась и как социальное явление была поразительна. Народ в полном составе сидел и смотрел в ящик. А после проката в ФРГ Олег Табаков-Шелленберг получил к Рождеству открытку: "Дорогой герр Табаков! Мы Вас благодарим за то, что Вы с такой любовью исполнили роль нашего незабвенного дяди Вальтера. Семья Шелленбергов".

МГНОВЕНИЕ ВТОРОЕ: ФАЛЬШИВКА

Когда композитору Микаэлу Таривердиеву позвонила Лиознова с просьбой написать музыку к ее новому фильму, он, тогда работая в фильме "Ошибка резидента", отказался, решив, что еще один шпионский фильм -- уже перебор. Но сценарий все же прочел и... тут же согласился. Вообще музыки было написано в два раза больше, чем вошло. Новой темой должна была начинаться каждая серия. Композитор сам отказался от этого. В последнее время Лиознова нелицеприятно отзывается о его работе в фильме, говоря, что он самоустранялся. Но это опровергают не только воспоминания самого Таривердиева, его вдовы-музыковеда, но и... сама музыка, которая могла родиться только от огромной работы сердца и души. И трудно представить, каким бы без нее был эффект фильма.

Таривердиев был нетипичным советским композитором, эдаким раком-отшельником, предпочитавшим не тусоваться, не участвовать, не привлекаться ко всему, что происходило в официальной композиторской жизни. Это, конечно, многих раздражало. Но еще больше раздражал его успех и неординарная музыка. А удачу в "Семнадцати мгновениях" пережить было просто невозможно. И тогда была придумана "шутка", которая стоила композитору первого инфаркта. На радио Микаэлу сказали: "Звонили из французского посольства с протестом, что музыка "Семнадцати мгновений" содрана у композитора Франсиса Лея из фильма "История любви" (за которую он, кстати, получил "Оскар"). Но Таривердиев только посмеялся. И вдруг события стали так быстро и нелепо разворачиваться, что стало уже не до смеха. В Союзе композиторов ему показали международную телеграмму: "Поздравляю с успехом моей музыки в вашем фильме. Франсис Лей". Ее показывали всем кому не лень, и понеслось: "Микаэл украл музыку!" Композитор даже стал оправдываться: "Может быть, там похожа только первая интонация, но это ничего не означает, тем более, что моя музыка написана раньше -- фильм же снимался три года, поэтому картина Лея успела выйти раньше". Но снежный ком травли уже покатился. Музыку Таривердиева стали выкидывать из радио и телепрограмм, поползли слухи, что правительство заплатило сто тысяч долларов штрафа. Чтобы это прекратить, доведенный до отчаяния композитор начал легально и нелегально искать пути встречи с самим Леем. Видя, что все так далеко зашло (уже стала вмешиваться зарубежная пресса), подключилось КГБ. Через представителя "Совэкспортфильма" в Париже нашли Лея. Возмущенный этой историей и своей "ролью" в ней, французский композитор прислал телеграмму, в которой написал, что никаких телеграмм он никогда не писал, так же как и никаких звонков из посольства не было. Выяснилось, что телеграмма в Союз композиторов была фальшивкой. Кто-то на московском телеграфе взял международный бланк, туда наклеил напечатанный латинским шрифтом текст и принес (даже не отослал!) в Союз. И никаких концов. Но шлейф от этой пакостной истории остался навсегда: до сих пор многие так и не знают ее финала. А сам великий музыкальный романтик Таривердиев незадолго до смерти написал: "Я перестал доверять им всем. Когда раньше я выходил на сцену, я всегда любил зал, где бы и какой бы он ни был. Я перестал его любить. Помнил то любопытство, с которым смаковали подробности сплетен. Музыка интересовала меньше. Скандал -- больше".

МГНОВЕНИЕ ТРЕТЬЕ: ВСТРЕЧА И СТАРАЯ НЕМКА.

В романе не было встречи Штирлица с женой, а лишь глава, где Штирлиц пишет ей письмо и вспоминает эпизоды их жизни. И поэтому в телефильме сцена встречи рождалась коллективно. В свое время Тихонов был дружен с полковником госбезопасности с необычным именем -- Конон Молодый, бывшим советским резидентом в Англии, которого потом выменяли на сотрудника иностранной разведки. Его рассказ о том, как была устроена встреча с женой, потряс актера и запомнился. Во время съемок он рассказал его Лиозновой, и она решила подобной сценой усилить человеческую сторону фильма, к чему все время стремилась. В результате родилась единственная в своем роде киносцена на семь с половиной минут молчания -- только крупные планы и музыка.

Элеонора Шашкова, актриса театра имени Вахтангова, сыграла немало киноролей ("Тени исчезают в полдень", "Ошибка резидента", "О любви"), но в историю навсегда вошла "женой Штирлица". Ей позвонил второй режиссер Зиновий Гензор и пригласил на пробы. Когда ее увидела Лиознова, то спросила: "Не против постричься?" Актриса с великолепными длинными волосами мужественно сказала: "Если того стоит...", а узнав, что завтра уже съемка, удивленно спросила: "А сценарий? Когда же я успею выучить слова?" На следующий день чувства она должна была играть молча, одними глазами, глядя просто в камеру, так как уставшему Тихонову в этот день дали выходной. Но без живого человека не получалось -- даже когда под камеру сел второй режиссер, потом сама Лиознова. -- "Нет. Мне нужны глаза "мужа"! -- чуть не плакала актриса. И тут прямо мистика какая-то: открылась дверь кафе "Элефант", и вошел сам Тихонов. Ему было любопытно увидеть "свою жену". "Он сел под камеру, и я мгновенно влюбилась в него! Тихонов так мне помогал: он со-пе-ре-жи-вал! Эти несколько минут я любила его безумно!" Вся съемка заняла около двух часов. Шашковой сказали "спасибо" и попрощались. Но на следующий день уже снимали крупный план взволнованного Штирлица-Тихонова. И он сказал: "Я не буду сниматься без Эллы". И ее снова вызвали -- и все повторилось сначала. Когда же Шашкова поступала в Союз кинематографистов и показала именно этот эпизод, то одна народна артистка сказала: "Мы не можем принять ее, так как она не говорит с экрана ни слова". -- "Тем не менее я обожаю этот фильм. Хоть за него я не получила ни наград, ни званий. Он сыграл мистическую роль в моей судьбе. А мой муж его очень любил: периодически запирался и смотрел все серии". Сама Лиознова сокрушалась, что отдельно бы дала премию за две гениальные роли (роль жены и ее сопровождающего в исполнении Евгения Лазарева, которого позвали на эпизод за сорок минут до съемки). По ее словам, их сложнее сыграть, нежели Штирлица, на которого "работает" весь фильм.

И еще один персонаж был рожден исключительно фильмом -- старая немка, с которой Штирлиц играет в шахматы и выезжает за город -- фрау Заурих. Ее "рождение" также связано с желанием Лиозновой "нарастить" вокруг "нордического" героя Штирлица "людей". По ее просьбе Юлиан Семенов написал несколько сцен с Заурих, а на ее роль наметила свою любимую Фаину Раневскую. Но та, прочитав сценарий, наотрез отказалась. И тогда Лиознова позвала свою приятельницу, характерную актрису Эмилию Мильтон, большую любительницу импровиза. Практически все сочинялось и находилось по ходу съемок. Так, дамский мешочек фрау собрался из старых "мелочей", найденных у себя режиссером и художником фильма Борисом Дуленковым у своей жены: флакончик с остатками духов, лорнет, бусы... К ним придумывались истории, которые и "рождали" биографию. На это срабатывали и сцены игры в шахматы (в которые сама актриса никогда в жизни не играла и на съемке фигурки хватала невпопад) и в карты, и начальная сцена в лесу. Старые боты для этой "прогулки" отыскали на складе родной киностудии им. Горького, а маленький букетик лесных весенних цветов придумала сама Мильтон и тыкала им в лицо Штирлица тоже по своей "инициативе". А вот настроенческая сцена вечеринки в доме Штирлица, куда он пригласил фрау Заурих и влюбленную в него Габи, полностью "рождена" режиссером. Ее кульминацией стала знаменитая фраза интеллектуала Штирлица: "Из всех людей на планете я больше всего люблю стариков и детей". Лиознова спустя время вспоминала: "Больше всего я ждала ударов именно по этой сцене. Кто-то мог заявить, что Штирлиц вообще голубой. Я очень этого боялась. У меня была даже написана, можно сказать, любовная сцена, которой должна была начинаться вся картина. Штирлиц лежит на траве в лесу, а Габи собирает цветы. И когда она обратилась к нему с каким-то вопросом, вдруг увидела, что он спит. И тут во сне он восклицает по-русски: "Мама!" Заявочка для начала фильма была будь здоров! Но я эту сцену сама и отвергла. Во-первых, мне нужна была бы Джульетта Мазина, чтобы ее сыграть. А во-вторых, пришлось бы развивать и тему русского "мама!" Мне так не хотелось впутывать сюда гестапо!"