ЖАН МАРЭ ПЕРЕД ТАТЬЯНОЙ ДОРОНИНОЙ СТОЯЛ НА КОЛЕНЯХ

"Вы любите театр, как люблю его я: то есть всеми силами души вашей, со всем энтузиазмом, со всем исступлением?" -- неистово вопрошала героиня Татьяны Дорониной в "Старшей сестре". Но на самом деле это был "крик души" самой актрисы, которая, как показало время, во имя театра пожертвовала абсолютно всем, пережив и поклонение, и ненависть.

На днях у нее был юбилей, и к ней, народной артистке СССР, бросились журналисты, а она к подобному ажиотажу отнеслась с иронией: "Надо же, вспомнили!" После раскола в 1987 великого МХАТа, когда Доронина, благополучная прима, совершила мужской поступок, возглавив знаменитый внутримхатовский бунт и став во главе "женского" МХАТа имени Горького, пленка ее жизни как бы стала отматываться в пустоту сцены. Всенародную любимицу коллеги травили и подвергали бойкоту. И более чем на десять лет она приняла боевую стойку -- одна против всех. "Если самое доброе, умное, верное животное, как собаку, постоянно бить и гнать, оно не вылезет из своей конуры. Вам не приходило в голову, что я сижу в своей "конуре" именно по этой причине?" -- как-то прорвало актрису. В ее театре-крепости как будто остановилось время. МХАТ на Тверском многие считают архаичным, а "злые языки" называют "крепостным". Татьяна Васильевна "правит" им, определяя все единолично: репертуар, постановочную группу (часто сама и режиссирует), распределение ролей. Естественно, что она и единственная звезда. Ее больше боятся, чем уважают. Сама же она просто живет в театре: здесь же и питается в театральной столовой, а ее служебная машина ездит преимущественно по одному маршруту: Фрунзенская набережная (где у нее большая квартира с любимой антикварной мебелью) и Тверской бульвар -- ее необитаемый остров, на котором остались одни воспоминания.

И прежде всего -- о необыкновенной популярности и преклонении. Мужчин она сводила с ума, а женщины ей завидовали. Недавно одну из планет назвали ее именем. Она и сама -- целая планета. В 30 лет ее уже называли великой, а патриарх-драматург Виктор Розов -- "роскошной актрисой", на Западе же окрестили "русской Мэрилин Монро".

По иронии судьбы у Дорониной оказалось пять театров и пять мужей. И всегда она должна была быть только абсолютной примой. Такой она себя почувствовала еще в Школе-студии МХАТ, где училась на одном курсе с Козаковым, Евстигнеевым, Любшиным и Басилашвили (своим первым мужем). Как-то ее даже разбирали за примадонство. Единственной она была и в ленинградском Большом драматическом у Георгия Товстоногова. В Париже на гастролях театра она имела огромный успех, и легендарный Жан Марэ встал перед ней на колени. И наверняка, если бы она не уехала в Москву, по-другому сложилась бы и вся жизнь. Актриса сама называет этот поступок и ошибкой, и судьбой. А судьбой стал МХАТ. Когда Доронина впервые туда пришла, худруком уже был Олег Ефремов, и она поняла, что ей никогда не стать для него той актрисой, какой была для Товстоногова. А по-другому она уже не могла работать. Потому и перешла в театр им. Маяковского и стала первой для Андрея Гончарова в легендарных спектаклях "Человек из Ламанчи", "Виват, королева, виват!", "Кошка на раскаленной крыше". А когда почувствовала, что мастер стал ей "творчески изменять" с Натальей Гундаревой, сразу же ушла. И снова во МХАТ!

Доронина "белая ворона" не только сегодня -- такой она была всегда. "Неправильная" актриса и прославилась в ролях необычных, с чудинкой женщин, хотя в кино ее долго не брали. Она шокировала не только какой-то идеальной красотой, но и странной манерой говорить: едва слышно, вкрадчиво, с придыханием (ее голос с трудом "вытягивали" звукорежиссеры). Первым решился Георгий Натансон со "Старшей сестрой", которому пришлось отвоевывать кандидатуру Дорониной на коллегии киноминистерства. Когда актриса приехала с фильмом в Италию, пресса написала, что после Орловой и Ладыниной она -- первая советская звезда. Здесь же, на декаде советского кино, Дорониной пришлось показать свой принципиальный характер. После успеха в Милане, где картину представляли творцы, ее должны были везти в Рим. Срочно приехал зампред кино Головня, пожелавший сделать это лично. И тогда возмущенная Доронина напрямую у него спросила: "Владимир Николаевич, кто вы такой?" -- "Как кто? Руководитель советской делегации". -- "Вы -- ничто! В Рим поедем мы с режиссером". -- "Вы не поедете!" -- "Нет, поедем, и считаю наш разговор законченным". В Риме успех Дорониной был еще большим. Там ее называли не только русской красавицей, но и секс-бомбой. Клод Лелюш, увидев "Старшую сестру", сказал: "Текст мне непонятен, но проход Дорониной по Ленинграду -- это гениально! Так даже Софи Лорен ходить не умеет!"

Трудно пробивалась и вторая картина Дорониной и Натансона -- "Еще раз про любовь". Идея поставить фильм специально на Доронину принадлежала автору пьесы Эдварду Радзинскому, увидевшего ее еще на съемках "Старшей сестры". Вскоре она станет не только его музой, но и женой. На главную роль пробовался Владимир Высоцкий, но рядом с Дорониной не подошел ни внешне, ни по темпераменту. На эту же роль пригласили и Бориса Химичева (потом ставшего ее мужем после Радзинского). Вот его впечатления от первой встречи: "Приводят меня в гримерную, представляют Татьяне Васильевне. И таким взглядом она меня смерила с ног до головы -- снисходительно-небрежным, менторским, оценивающим. Вышел я из гримерки с горящими щеками и говорю помрежу: "Передайте мадам, что я не только играть с ней, но и пробоваться на эту роль не стану. Хотя она мне очень уже тогда нравилась, да и сниматься в кино сильно хотелось". Но сыграл Александр Лазарев, который на съемках тоже побаивался Дорониной. И сразу же "лучшая девушка Москвы и московской области" стала лучшей актрисой года. "Три тополя на Плющихе" закрепили успех нашумевших фильмов. В своей героине она играла черты своей мамы, ее манеру разговаривать и петь. А еще этот фильм стал очередной встречей с Олегом Ефремовым, который в смысле столкновений судеб стал в ее жизни главным мужчиной. Вместе они дебютировали в фильме "Первый эшелон". Ефремов же был среди четырех гостей на свадьбе Дорониной с Басилашвили. Потом их кинодуэты в "Еще раз про любовь", в многосерийной "Ольге Сергеевне". И везде играли любовь! Он же дважды приглашал ее во МХАТ, который и стал их яблоком раздора.

"Я влюблялась каждый год, даже могла в течение года влюбляться в двоих", -- признается Татьяна Васильевна. Но даже это, очень личное, у нее тоже было подчинено профессии. Свои браки она сегодня называет "жизненной школой": "Я -- актриса, и мне нужно, выходя на сцену, знать все внутренние импульсы, связанные со счастливыми и дурными браками". Кроме Басилашвили, Химичева и Радзинского был еще театральный критик Анатолий Юфит. А ее последняя большая взаимная любовь -- крупный чиновник Роберт Тахненко. Но по делам бизнеса он уехал в Данию, она же не захотела. О всех своих мужьях она уважительно говорит, как о талантливых, красивых и лучших мужчинах на свете. А Борис Химичев делится: "Несмотря ни на что, я ни о чем не жалею и считаю время, прожитое с ней, замечательным -- судьба на целое десятилетие подарила мне общение с неординарным человеком, умной и талантливой женщиной". Он же точно подметил: "Вот у Дорониной всего десяток фильмов, но из них пять -- шедевры. А мне из 90 своих ролей такую пятерку назвать трудно. Жалко, что и единственный наш общий с Дорониной фильм "На ясный огонь" прошел незамеченным. Доронина в нем пела песни Окуджавы".

Бесспорным доронинским шедевром еще называют фильм "Мачеха". "Да, я не родила, но зато стала актрисой! -- часто повторяет Татьяна Васильевна. -- Я очень боялась двух вещей. Первое -- что они мне очень помешают в моем деле. А второе поняла намного позже. Несмотря на мои сожаления, что я не родила тех, кто так или иначе обозначился (а их было достаточно много), если бы я их родила, то замучила бы своей любовью и желанием подчинять себе. Зная про опасности и боясь за них безумно, я бы сделала их жизнь адом".

Ее до сих пор очень любят и считают своей в Ленинграде-Питере, а в Данилове, городе ее детства, даже есть музей Дорониной. Сама актриса по поводу своей творческой и человеческой изолированности философски, с мягкой и неповторимой улыбкой говорит: "Если вы вспомните биографии русских и европейских больших актрис, их жизненный финал всегда был предопределен -- одиночество".