"У МЕНЯ ПРОБЛЕМА ВСЕГДА ОДНА: ХОЧУ ЛИ Я ВООБЩЕ СНИМАТЬ"

Одних режиссеров называют украинскими, других российскими, а этого однозначно -- РОМАН БАЛАЯН, и, как говорится, no сoment. Он уважаем, любим и авторитетен везде, и дело не только в его фильмах, ставших киноклассикой ("Каштанка", "Бирюк", "Храни меня, мой талисман", "Полеты во сне и наяву", "Поцелуй", "Филер"), но и в особом отношении, как к человеку чести и справедливости. По большому счету, Роман Балаян -- это отдельный, малообитаемый остров в бурном кинематографическом море.

Он выделяется, прежде всего, своей несуетностью, внешней флегматичностью (ого, сколько в ней внутреннего творческого темперамента!), отсутствием амбиций и гонки за рангами и местами. Сам он называет это инертным отношением к жизни и не очень приветствует в себе. И как когда-то он не отходил от возмутителя умов Сергея Параджанова, жадно ловя каждое его слово и жест, так сегодня уже он, Балаян, -- "гуру" для молодых.

У него обожают сниматься актеры, даже самые звездные. И не только потому, что его съемки -- это особенное состояние души и неповторимая балаяновская аура, в которой все "купаются", но артисты уверены в том, что Роман Гургенович всегда увидит в них что-то свое, никому неведомое. Потому и признается амбициозный Александр Абдулов: "Я готов у Балаяна сниматься даже в эпизоде!", а рафинированная Татьяна Друбич называет его "абсолютным мужчиной" и "самым порядочным из кинематографистов". И хотя Балаян считает, что "сегодняшнее безвременье страшно тем, что границ нету ни подлости, ни честности -- плывешь, плывешь, а берега нигде не видно, нету ориентиров", его собственный кодекс чести и генетическая кавказская мудрость позволили вписаться в свое, отведенное судьбой время. Он не часто балует зрителя новыми фильмами, но если выпускает, то взвешивает всю ответственность (так, пять лет он работал над замыслом фильма "Дальше пойдут драконы" с новым героем Янковского и все же отказался от него -- что-то внутренне его не устроило). На интервью идет очень тяжело -- как человек дела, не любит лишних разговоров, особенно без повода. Но повод-таки нашелся: съемки нового фильма "Ночь светла". И вот, сидя в кабинете его студии "Иллюзион фильмс", с привычной неохотой и характерным балаяновским акцентом получаю ответы на свои вопросы.

-- Как вы "вышли" на этот сюжет Александра Жовны, писателя-учителя из детского дома в Кировоградской области?

-- Ко мне пришел режиссер Слабошпицкий и попросил прочесть материал. Оказалось, что я это года два назад уже читал. А потом объявился сам Жовна и заявил, что, видите ли, даст это снять только Балаяну. Я сказал, что пока не решится вопрос с тем молодым режиссером, с которым он уже, видимо, был связан, я не буду и приближаться. Когда это произошло, я снова перечел рассказ. Мы с Рустамом Ибрагимбековым (с которым Балаян работал на фильмах "Филер" и "Храни меня, мой талисман". -- Авт.) воспользовались его фабулой, многое изменив по-своему. Вот и все. Больше я ничего про фильм не могу сказать, пока не выйдет.

"ИНСТИТУТ ГОТОВИТ ГЕНИЕВ, А НЕ ПРОФЕССИОНАЛОВ"

-- Роман Гургенович, а у кого вы занимались в Киевском театральном?

-- Я перешел из Ереванского театрального на третий кинорежиссерский совершенно случайно. Вообще должен был переводиться во ВГИК, но там третьим был только научно-популярный. А я тогда считал, что это что-то такое низкое. И вот, в горах Армении Тимофей Левчук снимал фильм, а я случайно узнал, что он ведет третий кинорежиссерский в Киеве, и в 1964-м перевелся сюда. Но мои новые однокурсники уже все прошли, и была только практика. Потому, к большому сожалению, я не смотрел мировую киноклассику, не учил теории, а бухнулся сразу в сценарные постановки, ничего еще не зная про это. И только в 1970-м наконец с трудом закончил вуз.

-- Почему с трудом?

-- Все уже сделали свои дипломные работы, а я три года не мог получить деньги на нее. Но, честно говоря, мне и не утверждали дипломный сценарий, который я сам писал. Может быть, считалось, что закончил -- пусть уезжает к себе. А в Армении говорили, что у них нет мест. На студии Довженко тоже говорили, что она занята более достойными. С трудом, благодаря Параджанову и Мащенко, я туда устроился.

-- А как вы сейчас относитесь к обучению в театральном, какие новые имена могли бы отметить?

-- С тех пор как закончил, раза три всего посетил его и мало кого знаю из выпускников, но считаю бедой нашего института то, что он готовит гениев, а не профессионалов. И вряд ли это зависит от педагогов -- я даже не знаю, кто там преподает, полагаю, что весьма приличные люди. Я вообще считаю, что по-другому надо поставить дело в киноинституте. Когда-то меня Цвиркунов усиленно звал преподавать, и я сказал, что этого не умею делать и не хочу. Мне действительно это неинтересно. Но если бы пришлось, то разве что с единственным условием. Во время вступительных экзаменов -- никаких науськиваний, кого брать, кого нет. И основной принцип: я вызываю на свой вступительный экзамен Панфилова, Иоселиани, еще третьего кого-то -- кардинально противоположных художников, чтобы определить самых лучших, если они есть. А потом в течение года раз пять вызывать таких же разных мастеров, чтобы "вправлять мозги". То есть создать смятение умов. Если человек вылезет из этого смятения с чем-то своим -- из него получится режиссер. Ну, естественно, все в институте говорили: "Зачем это? Денег на это нет, а ты что, хуже?" Считаю, что должен преподавать средний профессионал и учить ремеслу (я этого ремесла, кстати, не знаю -- не проходил). Однако меня уговорили преподавать в Москве на Высших режиссерских курсах. Я как раз в это время там был ("Леди Макбет Мценского уезда". -- Авт.) и сразу сказал: "Пускай ходят ко мне в ресторан, Дом кино, ко мне домой, на съемку".

-- Согласитесь, что в Москве легче снимать -- там деньги и другое отношение. Вас туда звали, и не раз. Все-таки, почему остались?

-- Хочется нескромно сказать: Чехову было все равно, где он живет -- в Ялте или Евпатории. Когда МХАТу он был нужен, его находили. Поэтому, если ты более или менее состоялся, неважно на какой территории ты находишься. В Москве у меня может быть больше единомышленников и друзей. Так я еду в Москву и там снимаю, общаюсь.

-- А в 90-х, когда наступила эта жуткая ситуация в кино, вас наверняка посещала мысль уехать?

-- Нет. Дело в том, что все фильмы после 90-х я снял как раз за счет Москвы. У меня этой проблемы -- доставать деньги на кино -- не было, как, впрочем, нет и сейчас. Если я что-то придумал -- то дадут. У меня проблема всегда одна: хочу ли я вообще снимать. Но с 1986 года я редко уже этого хотел. Последним, с легкостью снятым фильмом, был "Талисман". После этого уже из серии "могу, но не хочу".

-- А чем вы это объясните?

-- Даже не знаю. Думаю, что у меня выросли дети, а я зарабатывал очень мало -- больше тратил, и как-то в семью мало денег уходило. Может, осознал это. Сразу стало скучно в кино. Но, честно говоря, к нему, как к единственному явлению в своей биографии, перестал относиться еще с 1979-го после "Бирюка". До этого считал, что ради кино можно пойти на все -- эгоизм высочайший. Тот, у кого открыт этот эгоизм, действительно, творит и творит и мечтает попасть на съемочную площадку. Для меня же съемочный процесс -- это потеря замысла. Может быть, в театре я был бы лучше. Кино -- массовая профессия, зависящая от многого, а я слишком быстро соображаю и также быстро остываю -- видимо, когда задуманное не происходит сейчас же, становится неинтересно.

"В ТЕЧЕНИЕ ЧЕТЫРЕХ-ПЯТИ ЛЕТ Я КОРМЛЮ ОКОЛО СОРОКА ЧЕЛОВЕК"

-- У вас же уже был театральный опыт: ТВ плюс "Современник" -- и экранизация двух спектаклей.

-- Я даже потом сам ставил в "Современнике". Слава Богу, заболел за десять дней до премьеры, потому что это был бы полный провал. У меня другой подход к театру. Надо идти не в репертуарный театр, а самому набирать артистов. Театру надо отдаться полностью, а не просто там отдыхать. Но редко у кого получается так. И чтобы туда идти, нужно быть очень обеспеченным человеком или болезненно любящим его, чего во мне нет.

-- А продюсерская деятельность -- это что?

-- Ничего, кроме зарабатывания денег. И тоже случайно. Когда я должен был снимать "Две луны, три солнца" (тоже на московские деньги), украинская сторона захотела участвовать какой-то шестой частью. Но если бы эти деньги пришли на студию Довженко, то она бы 60--62% механически забрала. Тогда на НТВ-профи сказали: "На фиг нужны эти деньги в таком мизерном количестве" и посоветовали открыть свою студию. И я был первым, кто получил государственные деньги на частную фирму, чем создал прецедент. Во многих инстанциях считали, что это неправильно: помню, мы вместе с Мащенко писали письмо президенту страны. Тот же Николай Павлович и Анна Павловна Чмиль понимали: раз в Москве это движение уже есть, то почему не должно быть в Киеве?

-- А вот производство вашей студией тех же сериалов -- это все тот же компромисс ради зарабатывания денег?

-- Когда мы снимали "Две луны", у меня работало много людей. Думал, закончили и расстанемся. Но услышал: "Роман Гургенович..." Пошел в Москве к Валерию Тодоровскому на РТР и предложил "украинские цены". Он сказал: "Может, да, но актеры очень устают, ведь граница -- ночью дважды вставать. Мы в Белоруссии это делаем". Мне подсказали позвонить моим большим приятелям Мамедову и Досталю, которые тоже делают сериалы. Позвонил, пришел -- и через десять минут получил предложение делать сериалы на моей студии. То есть мы снимаем дешевле, чем Москва, и намного. И, может быть, мне приятна такая эгоистическая мысль, что в течение четырех или пяти лет я кормлю около сорока человек. Хотелось бы, конечно, каких-то более интересных сценариев.

-- Сейчас вообще со сценариями плохо...

-- Я считаю, что сценаристы в Украине отсутствуют. Слышал, что у нас хотят открыть сценарный факультет. А кто будет учить? Это ведь совершенно другая профессия. Надо посылать учиться в Америку или в Москву. И чем раньше, тем лучше. Потому что по сценариям будет определяться завтрашний рынок. Скажем, у меня единственный фильм, который более-менее смотрел народ -- "Полеты во сне и наяву" Мережко. Ведь я собирался сам писать, а потом обратился к нему. Очень важно, когда сценарист -- человек, знающий зрителя и умеющий его увлечь. А так режиссеры сами пишут сценарии, в том числе и я. Якобы авторское кино.

-- В тех же "Полетах" дебютировал Олег Меньшиков. Вам никогда больше не хотелось снять с ним фильм?

-- Он у меня снимался еще в "Поцелуе". Нужен сюжет, в котором необходим Меньшиков. А сам он появился в кино благодаря мне, и даже не в "Полетах". Оператор Сурен Шахбазян как режиссер снимал трехсерийный "Жду и надеюсь" (должен был снимать я, но мой односерийный вариант запретили). Туда и пригласили Меньшикова. А через пятнадцать дней съемок Сурен попросил меня помочь. Увидев снятый материал, я хотел заменить Меньшикова. Мне он не понравился визуально. Этим же вечером в гримерной я увидел какого-то веселого парня, играющего на гитаре. "Кто это?" -- спросил я. "Тот, кто тебе не понравился". -- "Да вы же его неправильно снимаете!" Но даже не из-за этого он мне должен. А из-за того, что мне позвонил Михалков и сказал, что хочет его вызвать на три дня на съемки в "Родне". Я сказал: "Ты что? Он же каждый день занят". -- "Я тебя умоляю", и предупредил, что Меньшикова постригут наголо. Я в тайне от Сурена попросил гримершу приготовить Меньшикову парик. И когда он обратно приехал, мы с дрожью этот парик примеряли, ведь у Сурена "глаз-алмаз". И вот он смотрит в кадр и спрашивает: "Олег, ты что, помыл голову?" -- "Ага". -- "Удачно, каждый день мой". Я потом Сурену говорил: "Мальчик способный. Если он хотя бы пробежится в картине Михалкова -- его запомнят".

-- А есть сюжет, который вам давно хотелось бы снять?

-- Когда-то давно я хотел сделать "Барьер" по Павлу Вежинову и даже планировал съемки, но оказалось, что эту повесть уже экранизировали. В 1979-м были планы в Италии сделать фильм по рассказу Макса Фриша с Марчелло Мастроянни. Но вдова писателя, молодая актриса, запросила за права $600 тысяч, и мои продюсеры сказали "нет". Была хорошая заявка фильма "Ангел-хранитель", которую я попросил написать Ренату Литвинову, но московское Госкино не утвердило. Думаю, это из-за Ренаты -- тогда, лет восемь назад, к ней относились настороженно.

-- В вашей жизни был Иван Миколайчук.

-- Я не могу сказать, что мы дружили с Иваном, но друг друга хорошо знали. Были какие-то два года, когда я делал курсовую и дипломную, в которой пела его Маричка, а слова в песнях переделывались Иваном. Я вообще считал, что Иван -- это единичное явление, и никогда не относился к нему только как к актеру, а как к философу, писателю, создателю. И когда я вдруг узнал, что Иван заболел... Вообще, во мне есть излишнее чувство сострадания. Я и Маричка -- два человека, которых Иван за три-четыре дня до того,что случилось, допустил до своего исхудавшего тела. Я многое тогда предпринимал, денег не было, я в долг брал. Почему-то я считал, что могу его вытащить. Но...

-- Ваш сын Сурен со своим сыном Романом Балаяном-младшим живут в Ницце. Там недавно такие пожары были...

-- Я когда впервые был там, мы поехали за город. Сказал сыну: "Давай шашлыки сделаем, у меня есть мясо". А он ответил: "Ты что, вертолет сразу прилетит, здесь нельзя жечь костры". Наверное, там наших стало больше!..