ВОЛОШИН ПОДАРИЛ СВОЙ ДОМ ЛЮДЯМ, И ЕГО ЗА ЭТО ДОБИЛИ...

Пусть улыбаются себе на здоровье прагматики, не верящие, что с эрой Водолея, наступившей в нынешнем году, начнутся светлые перемены в жизни человечества. Интуитивисты же, в противоположность им, даже в первые месяцы новой эпохи могут привести факты, свидетельствующие о позитивных сдвигах в жизни землян. Один из них -- возвращение из забытья имени Максимилиана Волошина -- одного из наиболее таинственных поэтов Серебряного века, выдающегося философа и провидца. В московских, киевских, санкт-петербургских издательствах выходят его стихи, воспоминания современников и близких людей. Событием ушедшего лета стало издание книги его супруги и верной подруги Марии Волошиной "О Максе, о Коктебеле, о себе". Волошинский "Дом поэта" наряду с несколькими музеями мира в международном рейтинге "Золотая фортуна" отмечен в номинации "За патриотизм".

ЧЕРЕПИЧНАЯ КРЫША ВИДНА ОТОВСЮДУ

Почитатели светлого имени Макса уверены, что со временем Коктебель должен превратиться в курорт мирового значения -- подобно Каннам или Ницце. Имеется в виду по внешнему своему обустройству. А вот по духовному содержанию этот самый обычный, похожий на деревню, поселок с момента появления в нем неординарной личности Волошина, как считают поклонники творчества, благодаря "Дому поэта" всегда был одним из центров культуры человечества. Многие поэты и художники, приезжающие туда, прочувствовали глубинную тайну этого места уже после первых встреч с гениальным Максом. Андрей Белый, например, писал: "В Коктебеле он в уединении претворял все виденное и слышанное в то новое качество, которое впоследствии и создало дом Волошина как один и культурнейших центров не только России, но и Европы".

Черепичная крыша дома Макса видна отовсюду -- ищешь ее взглядом, спускаясь с горы Кучук-Энишар, на вершине которой похоронен поэт, или же с противоположной стороны -- со Святой горы... А ведь сколько высоких построек появилось здесь за последние десятилетия! Но дом Макса они не закрывают, и ты, любопытный путник, радуешься кусочку той черепичной крыши -- в ней столько родного тепла...

Заходишь во двор "Дома поэта", и, кажется, уютнее нет места во всем Коктебеле: тут можно спрятаться от самого невыносимого зноя. Не только благодаря кронам высоченных акаций, но, как рассказывают экскурсоводы, Максимилианов дом находится в месте, где особым образом создается воздушное течение, дарящее летом прохладу...

Этот двор помнит многих выдающихся людей. В разные годы у Волошина гостили Сергей Эфрон, Марина Цветаева, Алексей Толстой, Илья Эренбург, Валерий Вересаев, Корней Чуковский, Всеволод Рождественский... Весь цвет русской культуры! Создавая свой дом, Волошин как раз и хотел этого -- превратить его в духовный очаг для людей, стремящихся к великому в жизни. Вот что замечает в своих воспоминаниях на сей счет Марина Цветаева: "Он так же давал, как другие берут. С жадностью. Давал, как отдавал. Он и свой коктебельский дом, таким трудом добытый, такой выколоченный, такой заслуженный, такой его по духовному праву, кровный, внутренне свой, как бы с ним сорожденный, похожий на него больше, чем его гипсовый слепок, -- не ощущал своим, физически своим. Комнаты (по смехотворной цене) сдавала Елена Оттобальдовна (мать поэта. -- Авт.). Он физически не мог сдавать комнат друзьям. Еще меньше чужим..." И, как далее пишет в своих воспоминаниях поэтесса, у этого человека была одна лишь только собственническая страсть -- к собственным книгам. "Святая жадность", -- замечает на сей счет Марина Цветаева.

ЭТИ ДВЕРИ НИ ПЕРЕД КЕМ НЕ ЗАКРЫВАЛИСЬ

О земле, на которой поэт надумал построить себе дом, один почвовед, его современник, заметил: "Хуже не бывает". Но Максимилиана Волошина это не остановило, он радовался тому, что дом будет построен между двух речек, впадающих в море и, таким образом, его территория будет защищена от дачников, которые с утра до ночи варятся в соку мещанской жизни, слушая по вечерам на своих граммофонах пошлые песни...

Свой дом поэт строил, напрягая всю мощь творческого воображения, примерно так, будто он писал поэму, которая должна остаться в подарок людям -- на века. Что же, первый век дом Макса отстоял, и экскурсовод обязательно скажет, что он уцелел удивительным образом. К примеру, в годы Второй мировой войны его должны были поджечь, но человек, получивший это задание, незаметно полил водой солому...

Истинной хранительницей "Дома поэта" после смерти мужа стала его жена, Мария Степановна Волошина. В своем письме Всеволоду Вишневскому она написала: "Я, Воля, скорблю, что я умру -- и куда все это денется? Не разошлось бы по рукам, не растащили бы из коллекционерства, недомыслия..." И еще: "Я горжусь и счастлива, что была Максиной подругой, и, как он, при всех условиях ни перед кем не закрыла двери, а на всякий стук и призыв отвечаю готовностью".

В 1976-м году не стало этой женщины, но, благодаря воспоминаниям, которые она периодически писала, нетрудно проследить, что же вызвало столь раннюю кончину великого поэта. Озаглавив часть книги воспоминаний "История дарения дома", сразу же в подзаголовке Мария Степановна уточняет: "История о том, как Макс подарил свой дом, и как его за это добили, а теперь добивают меня".

Не только выдающиеся деятели культуры приезжали к Максу -- люд входил туда всякий, и супруги Волошины привечали всех. Случалось, ночевали и даже жили здесь длительное время бродяги, пьяницы, мошенники. За год проходило примерно 500 человек. И всех их гостеприимные хозяева старались накормить, уложить спать в чистые постели... Что говорить, непосильной оказалась эта ноша. Особенно для Марии Степановны. Однажды она в сердцах сказала мужу: "Макс, сожжем дом, а сами повесимся". Страдания усилились, когда представители советской власти стали высказывать подозрения в том, что Волошины зарабатывают себе деньги, сдавая комнаты отдыхающим. Даже налоги требовали, будучи уверенными в том, что Макс "отпускает обеды" в столовой. Куда уж было советской власти вместить идею полного бескорыстия, с которой великий поэт пришел в этот мир!

Одним словом, захотел поэт передать дом кому-то. Он желал подарить его в качестве дома отдыха Пушкинскому дому в Москве, но обстоятельства сложились таким образом, что решение пришлось переменить: Максимилиана Волошина знакомые убедили сделать такой подарок Союзу писателей России.

В том-то все ничтожество того (да, к сожалению, и нынешнего века), что шустрые дельцы сразу же решили погреть руки на большой, гуманной идее: Союз писателей России сдал в аренду "Дом поэта" Партиздату. Совершенно не воспринимающий аббревиатур и сокращений названий органов новой власти, Волошин не мог даже выговорить это слово, и вместо "партиздата" вначале, как правило, произносил: "партизаны".

О его душевном состоянии Мария Степановна пишет: "Макс как-то пассивно принял уже все дальнейшее, но я видела, что он страшно оскорблен. Он стал какой-то грустно-молчаливый. Старался не говорить, ничем не интересовался, что касается дома, а как-то таял и тускнел..." Как же он был потрясен, когда летом в доме появились люди, не отвечающие его духу -- корыстные, заносчивые, неинтеллигентные.

11 августа 1932 года поэта не стало -- в возрасте 53 лет после нескольких месяцев страшных мучений он скончался от инсульта. Мария Степановна с благодарностью вспоминает в своих записях его кротость и доброту, которые не покидали Макса в последние месяцы и дни жизни, несмотря на жуткие боли и страдания. Сама же эта удивительная женщина намного пережила мужа. Это о ней Евгений Евтушенко заметил как-то: " ...Есть, что смолоду задубели, ну а чем же она стара -- вседержительница Коктебеля, вседержительница добра?"

ВОЛОШИН НЕ ВЫДЕРЖАЛ БЫ ЭТОГО КОЩУНСТВА

Но "советскость" и нынче жива. Страшно подумать, что сегодня сказал бы Максимилиан Александрович и его верная супруга, если бы увидели, что творится в домике, расположенном рядом с "Домом поэта". Это строение принадлежало матери Волошина, Елене Оттобальдовне. Собственно, это и есть тот дом, от которого художник оттолкнулся, со всем максимализмом желая создать другой дом, нежели тот, который в свое время построила его мать. Ему не нравилась планировка, он хотел, чтобы дом был открыт навстречу всем ветрам, что не ощущалось там... Он мечтал иметь собственную вышку, с которой можно было бы видеть всю окрестность...

С домом матери поэта в эти дни происходит примерно то же, что и в начале тридцатых годов: этот дом дивным образом арендовал один богатый человек и сейчас вовсю, без какого-либо стеснения, как Партиздат семьдесят лет назад, раскромсал этот памятник культуры. Теперь там создаются люксы, вовсю идет евроремонт.

-- Больно смотреть на все это, -- рассказывает директор дома-музея Максимилиана Волошина Наталья Мирошниченко. -- В тех комнатах жили когда-то сестры Цветаевы, Николай Гумилев, позже -- Платон Воронько, Максим Рыльский. Сотрудники нашего музея столько били во все колокола, пытаясь остановить это преступление против культуры: писали письма на имя Президента, председателя Союза писателей Украины, но ничего не помогло: дом Елены Оттобальдовны отобрали.

Еще не поздно вернуть все на свои места, сохранить уникальный памятник культуры. Хочется верить, что в дни празднования столетия "Дома поэта" найдутся люди, которые скажут об обратной стороне этой замечательной даты. Не думаю, что такие выступления смутят торжественность прекрасного мероприятия -- речь идет о крайне важных вещах. Право же, Волошин не выдержал бы такого кощунства...

СПРАВКА "СЕГОДНЯ"

В истории ХХ века, как ни странно, очень мало примеров, чтобы поэт или художник сам строил себе жилье или мастерскую. Обычно они арендовали, покупали или, в лучшем случае, заказывали проект архитектору. Летом 1893 года вдова члена Киевской палаты уголовного и гражданского суда Елена Оттобальдовна Кириенко-Волошина за гроши покупает пустынный прибрежный участок у восточного подножия горы Карадаг, в нескольких километрах от татарско-болгарской деревни Коктебель. В мае 1901-го мать поэта покупает участок земли в треть десятины на берегу моря, между двумя ручьями. И начинается строительство (это еще не знаменитый "дом Пра", а небольшое одноэтажное строение). 5 апреля 1903 года Елена Оттобальдовна покупает соседний участок в полдесятины для сына, и Волошин начинает строить дачу по собственному проекту: что-то вроде средневекового замка, средиземноморской виллы. Знаменитая мастерская, напоминающая романский храм, тогда еще не была построена, дом был двухэтажным (по три комнаты на каждом этаже), с лестницей, террасами и одноэтажной пристройкой ("хвостом") из семи помещений. В октябре 1913 года верхний летний кабинет отделен от мастерской стеклянной перегородкой, балкон над Таиах расширен, сделаны диваны в "каюте". На этом заканчиваются все достройки и перестройки, и "Дом поэта" обретает знакомый нам облик.

Волошин строил свой дом в течение десяти лет на свои весьма скромные гонорары, и он получился простым, но удивительно интересным -- Дом-храм, Дом-корабль. Поэт словно оставил нам слепок своей души, свою раковину. Двери своего Дома Волошин широко распахнул для друзей. "Сейчас в России нет нигде такого сосредоточия интересных людей", -- писал о коктебельском Доме Валерий Брюсов. А Мария Степановна Волошина любила повторять: "Проще назвать тех, кто не бывал в Доме, чем тех, кто в нем бывал! Вполне можно представить ограду Дома, выложенную из мемориальных досок: Цветаева и Мандельштам, Гумилев и Грин, Брюсов и Белый, Алексей Толстой и Михаил Булгаков, Горький и Вересаев, Зощенко и Всеволод Рождественский, Чуковский и Эренбург, художники: Петров-Водкин, Богаевский, Лентулов, Фальк, Габричевский, Кругликова, Остроумова-Лебедева... А во второй половине века: Солженицын, Бродский, Даниэль, В. Некрасов, А. Мень, Аксенов, Битов, Ахмадулина, Евтушенко, Чичибабин, Искандер, Сапгир, Каверин, Стругацкие, Михайловы, Белов, Радзинский, Рыбаков, Приставкин, Нейгауз, Уланова, Рихтер... Словно охраняемый незримыми силами, прошел Дом через все бури ХХ века...