1998  1999  2000  2001  2002  2003  2004  2005  2006 

Выпуск газеты Сегодня №263 (1608) за 19.11.2003

ОН ТАК УПАЛ, ЧТО ПУБЛИКА ЗАВОПИЛА: "КАЧАЛОВА УБИЛИ!"

С именем актера Василия КАЧАЛОВА связано начало не только Московского Художественного театра, но и целого этапа в развитии русской культуры. Он проработал на сцене более пятидесяти лет. Несмотря на успех и признание, актер был всегда недоволен собой. Он говорил: "Актеру мало хорошо играть разные роли, он должен в новой роли заново родиться".

"Я -- ВРАГ НЕБЕС, Я -- ЗЛО ПРИРОДЫ..."

Родился Вася Шверубович 30 января (11 февраля) 1875 года в провинциальном городе Вильно в большой семье приходского священника отца Иоанна. Младший сын был всеобщим любимцем в семье. Однажды, сбежавшись на крики из "детской", домашние увидели младшего, стоящего на шкафу в отцовской поповской рясе с засученными рукавами и маминым медальоном в волосах. Воздев оголенные руки к потолку, он орал на всю квартиру: "Я -- тот, кого никто не любит и все живущее клянет! Я -- враг небес, я -- зло природы..." Такие сцены, к ужасу домочадцев, повторялись неоднократно. Васю, копирующего актера Брыкина в роли Демона, стаскивали со шкафа и "кляли" за святотатство и нарушение тишины. В гимназии юный талант был участником всех самодеятельных спектаклей, а на переменах собирал одноклассников и "шпарил" наизусть монологи Гамлета, Отелло и Уриэля Акосты. Окончив гимназию, Василий, по примеру старшего брата, поступил на юридический факультет Петербургского университета и стал активным участником любительской студенческой труппы. Увлечение театром сделало свое дело: вскоре Василий ушел из университета и поступил в труппу Алексея Суворина. Антрепренер посоветовал ему сменить "тяжелую" фамилию на более "легкую", невольно сказав каламбур ("швер" с немецкого -- "тяжелый"). Глядя в договор об ангажементе, Василий на минуту замешкался. Как подписаться? На глаза попался некролог некоему В.И. Качалову в газете, валявшейся на столе. Решительно так и расписался: "В.И. Качалов".

Во время гастролей Казанско-Саратовского театра его антрепренер Бородай сманил Качалова, прельстив высокими заработками (300 рублей в месяц). В отлично подобранной труппе за два с половиной года актер переиграл свыше 250 ролей. Почувствовав, что из-за постоянной "гонки" он начал повторяться, Качалов списался с руководством нового Художественного театра, оставил все и отправился в Москву.

В новом Московском Художественно-общедоступном театре (так назвали будущий МХАТ) -- премьера пьесы Островского "Снегурочка". По ходу действия на сцену выходит лучезарный царь Берендей. Зал замирает, а потом "взрывается" аплодисментами. Это повторяется на каждом спектакле при выходе актера Василия Качалова. А ведь совсем недавно, на первом же просмотре он с треском "провалился". За кулисы к нему пришел Константин Станиславский, который отметил "богатые данные" и добавил: "Вы испорчены провинцией, и Вам предстоит ужасная работа над собой. Но так как контракт на год подписан, можете присутствовать на репетициях, но только молча. Молча!" Качалов приходил ежедневно -- слушал, наблюдал, учился. Однажды на репетиции ему предложили прочитать монолог Берендея вместо заболевшего актера. Неожиданно Василий выдал все, что накопил и впитал за долгие дни вынужденного молчания. Тут уж пришел черед замолчать всем остальным. Станиславский, пораженный игрой молодого актера, взволнованно воскликнул: "У нас есть "Берендей"! Это -- чудо! Вы -- наш!"

...Спектакль близится к концу. Гимн солнцу, воспетому Берендеем-Качаловым в финальной сцене "Снегурочки", станет лейтмотивом всего его творчества.

ОТ ТРИКО ДО ОБЕТА БЕЗБРАЧИЯ

После успеха в "Снегурочке" Качалову начали доверять главные роли в пьесах Шекспира, Чехова, Горького, Грибоедова. Однажды на премьере спектакля по пьесе Горького "Дети солнца", в котором актер играл профессора Протасова, произошел трагикомический случай. Накануне черносотенцы распространили слух, что в театре будет погром. Начался спектакль. По сюжету во время холерного бунта толпа бросается на профессора Протасова, считая его виновником бедствия. Он... отмахивается носовым платком, а его жена (актриса Германова) выхватывает пистолет и стреляет. После выстрела Протасов падает замертво. От неожиданности в зале кто-то завопил: "Качалов убит!". Поднялась страшная паника, раздались крики: "Погром! Качалов убит!" Зрители, давя друг друга, бросились к выходу. Занавес закрыли. На просцениум вышел режиссер Немирович-Данченко и принялся успокаивать публику, заверяя, что на сцене все происходит не всерьез, а по пьесе. Убедительный спокойный голос Владимира Ивановича возымел действие, и спектакль возобновился. Протасов-Качалов лежал на полу, а его поклонники не унимались: "Качалов, встаньте!" Он вставал, чтобы показать, что действительно жив и снова ложился, как полагалось. Спектакль кое-как довели до конца при опустевшем зале.

Качалов заслуженно считался самым красивым актером МХТа, и московские курсистки выстаивали огромные очереди у билетных касс только ради того, чтобы "посмотреть на Качалова". А во время его прогулок толпой сопровождали своего кумира по Кузнецкому мосту. В числе восторженных поклонниц были ученицы Школы Художественного театра Лидия Коренева, Алиса Коонен и Любовь Косминская. Однажды в день рождения Качалова они подложили ему скромный подарок, завернутый в лист бумаги, на котором было нарисовано... женское трико. Несмотря на столь необычно зашифрованную подпись, Василий Иванович сразу догадался, от кого подарок (три "ко" -- Коренева, Косминская и Коонен). Все "Ко" были молоды, красивы и талантливы. Особенно хороша была Лидия Коренева, ставшая впоследствии одной из самых ярких и талантливых актрис МХАТа. Она всем сердцем полюбила Качалова. Когда она узнала, что актер женат, и поняла, что надежды на взаимность нет, дала в монастыре обет безбрачия (и сохранила верность ему до самой своей смерти).

Качалов был женат на известной актрисе Нине Литовцевой, они прожили вместе 48 лет. Во время гастролей в Риге после неудачной операции у нее началось заражение крови. Едва выжив, Нина Николаевна до конца жизни осталась хромой. С театром было покончено. Через много лет она вернулась в родной Художественный театр в качестве режиссера. Литовцева под руководством Станиславского поставила отличный спектакль по пьесе Кугеля "Николай I и декабристы". Именно этой яркой ролью царя Николая Качалов, не любивший официальные празднования и торжества, отметил свое пятидесятилетие. Василий Иванович очень считался с советами Нины Николаевны, высоко ценил ее режиссерский вкус и острый критический взгляд. А для нее он был "центром вселенной" и смыслом жизни. Не было минуты, когда бы она не думала, не тревожилась, не заботилась о нем...

Между тем популярность Качалова перешагнула границы России. Зарубежные гастроли МХТа прошли с огромным успехом, львиная доля которого доставалась Качалову. Василий Иванович начал заниматься режиссурой и театральной педагогикой. Одним из самых любимых и талантливых его учеников был Борис Ливанов -- мастер постепенно ввел его в свой репертуар и помогал до самой смерти. Василий Иванович часто бывал в доме Ливановых, и каждый его визит превращался в веселый спектакль. Своего сына Борис Ливанов назвал Василием (известный актер Василий Ливанов) в честь Качалова. Кроме работы в театре Качалов готовил инсценировки для радио, грамзаписи и магнитофонные записи по произведениям классиков. Но больше всего он любил выступать с монографическими концертными программами, посвященными творчеству Шекспира, Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Некрасова, Блока, Есенина.

Кстати, с Блоком у Качалова были очень "натянутые" отношения: он боготворил поэта, а тот относился к нему более чем холодно. Все потому, что поэт был влюблен в красивую актрису Художественного театра Волохову, которая, в свою очередь, безнадежно любила Качалова. Блок не мог смириться с тем, что ему, гениальному поэту, предпочли какого-то актера! С Есениным же Качалов был очень дружен, поэт часто гостил в его хлебосольном доме. Всеобщий любимец -- доберман-пинчер Джим обожал Качалова, а заодно и всех его домочадцев и друзей. Особенно "выделял" Есенина: издали узнавал по голосу и звуку шагов, прыгал от радости и норовил лизнуть в лицо. Однажды, растроганный бурной радостью Джима, Есенин написал знаменитое стихотворение "Собаке Качалова". Как-то на гастролях в Баку к актеру подошла смуглая красивая девушка. "Вы Качалов?" -- спросила она. "Да". -- "А где Ваш Джим?" -- "В Москве. Где же ему еще быть"? --
"А-яй! Есенин здесь в больнице уже две недели и говорит, что поправится, как только пожмет лапу Джима..."
К счастью, в тот раз Есенин выздоровел и без Джима. А в скором времени поэта не стало. По странному стечению обстоятельств характер собаки вдруг резко изменился: он стал свирепым и злобным. После того как пес жестоко искусал хозяев, его пришлось усыпить...

В доме Качалова гостей всегда бывало много. Приходили "на огонек" коллеги-артисты, поэты, писатели, художники. Всегда было весело, звучала музыка, поэты и писатели читали новые произведения. Не обходилось и без происшествий. Однажды из-за Галины Сергеевны Улановой чуть не произошел несчастный случай. Замечательный танцовщик Большого театра Преображенский шутя сказал ее мужу Рындину: "Я ее для народа на руках носил, а ты что?" Рындин схватил бутылку и попытался запустить ею в Преображенского... Орудие убийства едва успели отобрать. В семье была традиция: каждый новый гость расписывался на замечательной белой холщовой скатерти. Потом эти автографы вышивались мулине разного цвета. Первый автограф оставила Ольга Книппер-Чехова. Затем "приложились" все мхатовцы, а также Туполев и Ботвинник, Уланова и Преображенский, и многие, многие другие. Скатерть сейчас хранится в музее Качалова.

"СТРАХА У МЕНЯ НЕТ, НО И ЛЮБОПЫТСТВА ТОЖЕ"

Началась Великая Отечественная война. Сын Качалова Вадим объявил, что уходит на фронт добровольцем. Нина Николаевна безуспешно умоляла его изменить принятое решение. Тогда она начала уговаривать, чтобы Василий Иванович сказал Вадиму, что не переживет его ухода. И хотя это было очень близко к истине, Качалов решительно пресек мольбы жены: "Этого я не могу и не сделаю". Сына Василий Иванович обожал, хотя никогда открыто не выражал своих чувств -- терпеть не мог сентиментальности. Писем от Вадима не было, и Качалов хорошо понимал, что это может значить. В августе по решению правительства Качаловы уехали вместе с другими "стариками" МХАТа и Малого театра на Кавказ: сначала в Нальчик, потом в Тбилиси. Вскоре до семьи дошла страшная весть о том, что Вадим попал в окружение и "пропал без вести". Несмотря на это горе и на свое нездоровье, Василий Иванович выступал с коллегами в воинских частях. Мечтал о возвращении в Москву, но его убеждали, что нужно повременить. Наконец, в конце 1942-го Качалов с женой и группой артистов вернулись в Москву. Вскоре после прорыва блокады Ленинграда он выехал туда с бригадой Художественного театра. Там они выступали с концертами на кораблях и в частях. Ленинградцы встречали актера как родного.

Василий Иванович все же надеялся, что сын жив, и обратился за помощью в высшие инстанции. Вадима Шверубовича нашли в Северной Италии, где он воевал с итальянскими партизанами после побега из немецкого лагеря для военнопленных. Ему разрешили вернуться в СССР, но до Москвы не довезли: отправили в тюрьму, а оттуда -- на лесоповал. Через три года Вадима привезли на Лубянку, продержали там месяц и в один прекрасный день освободили. После пяти лет отсутствия Вадим пешком пришел домой. Семья ликовала.

Здоровье Василия Ивановича было окончательно подорвано, и доктора все чаще укладывали его в больницу. Он с горечью шутил: "Наконец-то появилось время спокойно почитать". Читал он много, особенно увлекался поэзией. Из молодых его заинтересовали Гудзенко, Берггольц, Межиров. Из старшего поколения особенно близкими ему стали Ахматова и Пастернак. Качалов был давно знаком с Анной Ахматовой: летом 1927-го они встретились в Кисловодске, в санатории. Что-то его тогда тронуло и пронзило не только в ее стихах, но и во всем ее облике. После внезапного отъезда Ахматовой из Кисловодска Василию Ивановичу стало тошно "даже смотреть на оставшихся дам". Тогда об этом он написал стихи и отправил ей вслед. Это стихотворное признание, наспех прикрытое юмором, Анна Андреевна бережно хранила много лет. А он следил за ее творчеством, и томик ее стихов постоянно был у него в кармане или на столике у кровати. Об Ахматовой Качалов подолгу говорил с Фаиной Раневской, которая дружила с ними обоими. Иногда во время прогулки он тихо стучался к Раневской в окно, и тайком от Нины Николаевны актриса "выручала" его рюмкой водки и папиросой (ему врачи запретили курение и алкоголь). На столе Раневской стояла фотография Качалова с папиросой, на карточке его рукой было написано: "Покурим, покурим, Фаина, пока не увидела Нина".

Из-за постоянной тревоги и ожидания ареста здоровье Василия Ивановича ухудшалось. Как раз тогда забрали Мейерхольда. А ведь и у самого Качалова с биографией "не сложилось": ходили слухи, что его отец-священник был крещеным евреем. Стараясь заглушить тревогу, он все больше работал. Очередной рентген показал подозрительное затемнение в легком. Все выступления, несмотря на протесты Василия Ивановича, были отменены. Его отвезли в Кремлевскую больницу, а после интенсивного лечения отправили в санаторий в Барвихе. Затем перевезли на дачу на Николиной горе. Там он подолгу гулял по лесу, прислушиваясь к звукам. Следом неотступно бежал его любимец белый пудель Люк -- "адъютант", как он его называл. Подолгу, до темноты, Василий Иванович сидел в кресле на террасе. Вскоре болезнь обострилась, и его снова перевезли в больницу. Однажды он сказал пришедшим жене и сыну: "Страха у меня нет, но и любопытства тоже нет". Утром 30 сентября 1948 года Василий Иванович Качалов скончался от кровоизлияния в легкое.

Малая Никитская улица в Москве, на которой жил Василий Иванович, носит его имя. Качаловский дом находился рядом с Домом звукозаписи, где его голос записывали на магнитную пленку множество раз. К сожалению, не все было зафиксировано, но то, что осталось, хранится в архиве Качалова в музее МХАТа и любительских фонотеках.