"МНЕ НУЖНА ЭВТАНАЗИЯ!"

Публикация "Сегодня" о проблемах трансплантации органов в нашей стране имела неожиданный резонанс. В редакцию позвонил Валерий Бодров и сказал, что лучше бы мы подняли проблему эвтаназии -- добровольной смерти. В спасение своей жизни -- операцию по пересадке сердца -- он уже не верит, поэтому хочет умереть цивилизованно...

Мы договариваемся о встрече у него... в офисе. Валерий Владимирович сбежал из реанимации, заставляет себя работать, чтобы быть социально востребованным. Он выглядит гораздо моложе своих 49-ти. Высокий, стройный, разительно похожий на своего погибшего родственника -- те же глаза, брови. Бодров постоянно кашляет, каждый шаг и движение даются тяжело, но это не мешает ему галантно открывать передо мной тяжелые двери.

ИНФАРКТ СЛУЧИЛСЯ ПРЯМО В РЕАНИМАЦИИ

Абсолютно не верится, что у сидящего передо мной директора охранной фирмы есть проблемы со здоровьем. Телефоны не умолкают. Он на ходу принимает решения. Наконец нас оставляют в покое, чтобы мы могли пообщаться. И я вдруг замечаю, как сквозь свитер грубой вязки пульсирует его сердце.

-- Сейчас мое сердце в три раза больше нормальных размеров, -- говорит Валерий Владимирович. -- Я перенес четыре операции. Медики сделали все возможное: поставили кардиостимулятор, вживили электроды, но ничего не помогло -- мышцы почти мертвые, сокращаться не хотят.

Началом всех несчастий врачи называют декабрьское воспаление легких, которое Валерий Владимирович перенес на ногах. А уже весной... Накануне случился инцидент: обворовали крупный аптечный ларек, и косвенно в этом был виноват его охранник. Как руководитель фирмы, он выезжал, разбирался. На следующий день, 7 марта, потемнело в глазах -- случился инсульт. Коллеги под руки отвели Валерия Владимировича в клинику Стражеско -- благо, соседнее здание. Там в течение 15 минут ему оказали помощь. А через неделю перевели в профильное отделение -- неврологию Военного госпиталя, и уже там в реанимации у него случился инфаркт.

-- Жену и сына даже пустили ко мне попрощаться!.. -- сказал Валерий Бодров, и, немного помолчав, продолжил -- Врачи сразу заявили, что поможет только пересадка. Но в Институте имени Амосова решились вживить кардиостимулятор. Сейчас состояние мое хуже, чем было. В июне выброс крови из сердечного желудочка был 37%, в сентябре -- 20%, а вот 11 ноября -- уже 17%! И стимулятор этот процесс уже остановить не может. Если раньше шагал в день до километра, то сейчас не могу пройти и ста метров. Раньше я заходил на пятый этаж, а живу я в сталинке, за 20 минут, сейчас же -- за час-полтора. И на второй этаж подняться трудно.

"МНЕ СКАЗАЛИ, ЧТО ПЕРЕСАДКА НЕ ПОМОЖЕТ"

-- Почему вы не верите, что трансплантация возможна, почему заговорили о смерти?

-- Я в последнее время начал очень внимательно относиться к публикациям на тему пересадки сердца, вот к вашей тоже. Читал о запорожском пациенте: он сорвался, ушел в запой. Хотя, как ни странно, сердце его выдержало.

-- Все-таки, надежда есть...

-- Свою надежду я уже потерял. Вот мой отец умер страшно: на станции метро в Москве. Месяц пролежал в морге -- не могли опознать. Нашли его совершенно случайно. Такая же ситуация может быть со мной, если я упаду на улице без документов при себе. Родных не найдут и похоронят, как бомжа. А цивилизованно можно было бы решить этот вопрос путем заявления, в нормальных клинических условиях. Вот вы правильно написали, что таким пациентам отведено полгода в ожидании. Свои полгода я уже исчерпал.

-- Там сказано, что в реанимации полгода.

-- Из реанимации я мог бы не уходить -- сам сбежал. В конце апреля на мое место в Октябрьскую больницу привезли моего друга с инфарктом. Он был чуть младше меня. Через три месяца он устал бороться за жизнь... Я мог бы перерезать себе вены или выстрелить в висок. Но зачем? Чтоб обречь семью на милицейские допросы и разбирательства? Тем более, что убить себя банальным образом -- противоречит христианским нормам.

-- А эвтаназия не противоречит?

-- Нет.

-- Вы думаете о человеке, который будет вас умерщвлять?

-- Да, это проблема, но на любую работу находится исполнитель. Ведь палачи существуют.

-- Вы знаете, что такого закона в Украине нет.

-- Это, к сожалению, так. Через вас хочу добиться, чтобы об этом, по крайней мере, начали говорить в парламенте, чтобы обратили внимание на людей, а не устраивали кулачные бои. На мой взгляд, государство должно решить, как это сделать цивилизованно. Возможно, комиссия будет решать, действительно ли человек безнадежно болен, спрашивать согласие родственников.

-- Думаете, ваши родные дадут согласие?

-- Мои жена и сын поддерживают меня. Представляете, что они видят, когда приходят домой: существо, которое едва выживает! Знаете, что такое спать всего полтора часа в сутки на животе или стоя?! На спине или боку нельзя -- отек легких. Мы живем в двухкомнатной квартире -- укрыться со своим постоянным кашлем невозможно. Я же понимаю, что все время влияю на родных. В принципе, мне жена не рекомендует идти на пересадку сердца -- не верит в то, что будет результат. Врачи сказали открытым текстом: меня не спасет даже эта операция. Тут и психологический момент: думаете, легко ждать донорское сердце? Поэтому я и сбежал из больницы. Дома стены помогают.

Я перележал во всех реанимациях Киева, и что я видел: рядом со мной умирали люди, молодые люди. Как такое пережить? Я не представляю, какие нервы у работающих там! Ни одна психика не выдержит этих стонов, криков о помощи... Почему эвтаназия -- не выход? Это решит сразу все проблемы! Неужели лучше мучить родных каждый день своим видом? Я никому не пожелаю оказаться в таком состоянии, но человек может понять меня, только будучи на моем месте.

С ТЕАТРОМ ДАЖЕ В РЕАНИМАЦИИ

-- Несмотря на всю тяжесть положения, вы же все-таки выдержали! Значит, нужны на этом свете...

-- Тогда я верил, что мне помогут. Спасался тем, что прокручивал в памяти "Юнону" и "Авось" и "Шута Балакирева". Представлял сцену, действия. Это не дало мне сойти с ума. После больницы вернулся домой, включил телевизор, и вдруг -- этот спектакль в первом исполнении в 60-х годах. Там Коля молодой -- Караченцов. Для меня это был шок: сколько было пережито -- и случайно включаешь телевизор... как наваждение какое-то. Там были люди, которыми я жил столько дней! "Юнона" и "Авось", как любое искусство, будет жить вечно. А люди -- нет. Надо сделать правильный вывод и смириться с тем, что тебе преподнесла судьба.

-- Все-таки вы же читаете, что люди живут после операции и даже пьянствуют!

-- Денег на пересадку нет. Мы продаем квартиру, чтоб рассчитаться с долгами. А где моя семья будет жить? Сейчас я работаю через силу, заставляю себя. Но многие клиенты, видя мое состояние, отказываются от услуг фирмы. И я их не осуждаю, понимаю.

-- Вы по телефону сказали, что вас подкосила гибель Сергея Бодрова.

-- Я очень переживал за Сережу... -- мой собеседник зарыдал, и мы сразу закрываем тему.

-- У вас на стене фотографии Владимира Спивакова, Марка Захарова, Николая Караченцева, Олега Янковского...

-- Это мои друзья. Счастлив, что профессиональная деятельность свела меня с ними. Я учился у них жизнелюбию! (Достает из стола несколько альбомов.) Вот мы с семьей Марка Захарова. Он поразительно набожный человек! Всегда все храмы в Киеве объезжает. Мы познакомились на его первых гастролях у нас лет пять-шесть назад. Помните, "Ленком" приезжал, тогда у Чуриковой украли бриллианты в поезде? С московской милицией мы нашли украшения в Москве и вернули их актрисе через четыре дня. Имидж охранной фирмы сохранили, но это тоже стоило нервных клеток!

Вот Спиваков. Уникальный человек! Он воплощение интеллигентности, порядочности, такта! Жалко, что больше не смогу его увидеть. Хотелось бы, конечно, последний раз поговорить. Он, кстати, спас мне жизнь в Москве. Помните, три года назад был взрыв в подземном переходе? По всем законам, я должен был быть там, но в двух шагах от перехода заметил афишу Володи. Остановился почитать и тут... взрыв! Благодарил его.

А эта фотография победила в конкурсе "Папарацци". Мы были на выставке художника Полякова, и я попросил Николая Караченцова подойти и прикурить от сигареты на своей картине, -- улыбнулся Валерий Владимирович, но тяжело вздохнув, сказал, -- Видите, от какой жизни я отказываюсь?!..

-- Вы обсуждали идею эвтаназии с кем-то?

-- Эту тему я обсуждаю сам с собой. Семья узнает об этом из вашей газеты. Жизнь моя свелась к тому, что надо принимать решение, исходя из сложившихся обстоятельств. Я человек военный и сделал это. Правильно или нет -- рассудит время.