1998  1999  2000  2001  2002  2003  2004  2005  2006 

Выпуск газеты Сегодня №296 (1641) за 27.12.2003

ОКСАНА ЗАБУЖКО: "ТО, ЧТО МЕНЯ НАЗЫВАЮТ "СКАНДАЛЬНОЙ", -- ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКОЕ НЕДОРАЗУМЕНИЕ".

Оксану Забужко знают, в основном, по книге "Полевые исследования украинского секса". Книга скандальная, а писательницу уже давно определили как феминистку и скандалистку. Оно и понятно -- ее высказывания откровенны, а оценки -- жестки. Но сама пани Оксана считает, что давно переросла свой эпатажный имидж.

-- Оксана, Вы сами как определяете себя?

-- То, что называют "скандальной", "провокационной", -- я абсолютно спокойно к этому отношусь. Еще пару годков так поговорят, а потом начнут приходить в себя. Философ Ортега-и-Гассет говорил, что каждому поколению нужно 15 лет на то, чтобы утвердиться, потом 15 лет на то, чтобы доминировать в культуре, а потом уже приходят те, которые его "свергают". Мое поколение 40-летних сейчас находится как раз посредине. Уже начинают успокаиваться, начинается процесс моего перехода из категории "молодой хулиганки" в категорию "классики", "истеблишмента"… Вот в этом году прочла, наконец, в нашей прессе первые внятные статьи о "Полевых исследованиях...", а 6 лет назад были сплошной вой и улюлюканье. Может, пройдет еще 10 лет, пока всерьез прочтут все то, что я написала в 1990-х. За рубежом у меня репутация более "солидная". То, что меня в Украине называют скандальной, я считаю терминологическим недоразумением. Скандален тот писатель, который себе репутацию зарабатывает развращением несовершеннолетних, проездом на танках по горячим точкам, основанием какой-нибудь экстремистской партии, тюремным заключением на почве разжигания межнациональной розни… То есть, публичными жестами за гранью общепринятого. Моя же так называемая скандальность целиком и полностью основана на реакции людей на то, что я написала. А не на то, как я живу. Это то, что на Западе называется "добрая старая литературная слава", -- люди читают и бурно спорят, восторгаются или возмущаются. Ну и прекрасно.

-- Вас можно назвать женщиной, которая сама себя сделала. Как это возможно в нашем "расколотом" обществе?

-- Не знаю. Наверное, моя "культовость" как раз этим и объясняется, во всяком случае, для того поколения женщин, которое воспитывается на глянцевых журналах. Что возможно без всяких нефтяных и прочих "пап" и постелей, одними "собственными ресурсами" -- талантом, энергией и трудом -- добиться успеха в деле, в которое по-настоящему веришь. Это с одной стороны. С другой -- я прекрасно понимаю, что мне везло, что называется, по жизни. Мне везло на людей. Начиная с родителей, задавших определенные "программы". В день своего сорокалетия я решила составить список людей, которым чем-то важным обязана, которые, сами того не зная, сыграли какую-то сценарную роль в моей жизни. Когда список перевалил за 4 десятка, я махнула рукой и прекратила считать...

-- Вам часто приходилось корректировать эти сценарии?

-- Конечно. Ведь сценарий "девочка-отличница", если ему следовать без корректив, -- это, как правило, проигрышный жизненный сценарий. Если бы у меня была дочка, я бы ее программировала на "хорошистку" -- на успешность, но с возможностью маневренности. Отличница -- это очень жесткая программа: золотая медаль в школе, потом красный диплом в вузе, потом такой же "отличный" мальчик и замужество. Сейчас этому эквивалент хорошее образование, работа в хорошей фирме и зарплата в 700--800, а то и 1000 у.е., удачное замужество. Проблема не в том, что такой сценарий плох, а в том, что он принудителен: у меня должно быть вот так и так, потому что я хорошая девочка! Выходит такая девочка в жизнь, вооруженная родительской любовью и сознанием того, что она принцесса, -- и начинает требовать от жизни своих "пятерок". А "пятерки" почему-то не получаются. И тогда идут драмы, претензии к миру -- "мир мне должен"! Сама эта установка, кстати, -- очень дешевая, попсовая, именно от глянцевых журналов и низкой культуры. Что она в Америке доминирует, понятно -- они нация с очень короткой историей. А у нас традиции насильственно обрывались каждое второе-третье поколение, и мы сегодня точно такое же варварское, попсовое общество с отбитой исторической памятью. Вот и "строим жизнь" по убогому стандарту рекламной картинки.

-- Вам уже ставили на вид, что вы переиздаете старые вещи, а над чем-то новым работаете?

-- Старые? В книге "Сестро, сестро" впервые собрана под одной обложкой вся моя "малая проза" до 2000 года включительно. Наш читатель к ней раньше доступа не имел, что-то впервые публиковалось в русском, что-то в английском переводе. "Полевые исследования..." все если не читали, то по крайней мере слышали, а что было потом, знает сотня-другая филологов, вот они и развлекаются тем, что "ставят на вид". А читателю их разборки не интересны, ему просто нужна хорошая литература. И такой читатель книгу, спасибо ему, оценил -- первый тираж "Сестро, сестро" за полгода разошелся, сейчас идет допечатка. А я уже два года с упоением работаю над новым романом -- "Музей покинутых секретов". Он будет толстым, больше 300 страниц, уже написано больше половины. "Проект", как сейчас говорят, трудный, медленный, по ходу работы приходится лезть в архивы, заниматься историческими штудиями, и я занимаюсь "раскапыванием секретов".

-- Как хватает вдохновения и времени?

-- Времени никогда не хватает! Вот только что вернулась в Украину -- осень провела на Ривьере, куда меня пригласила итальянская старушка-графиня. Она на несколько месяцев в году приглашает к себе на виллу погостить пять-шесть писателей, музыкантов, художников со всего мира -- имеющих международную известность или начинающих ее приобретать. Вот там я прекрасно поработала. А дома начинаются сплошные "гражданские обязанности" -- то членство в жюри литературного конкурса, то консультации молодым литераторам, то борьба за какой-то культурный обмен с внешним миром -- чтобы мы что-то переводили, чтобы наших где-то переводили… И я все время кого-то куда-то "тащу", выступаю посредником в каких-то межкультурных арт-проектах. Но это очень тяжело: из болота тащить бегемота. Во-первых, украинцы невероятно инертны; а во-вторых, у нас нет культурной инфраструктуры -- чтобы каждая отдельная инициатива подхватывалась и продолжала "работать" дальше, приносить плоды.


-- Может, нам это и не нужно? Такой вал масскультуры западной.

-- Еще как нужно! Я встречаюсь с читателями, получаю много писем и вижу жуткий культурный голод. Может быть, даже больше в провинции. Купить ведь приличную книгу за пределами Киева почти невозможно -- ничего, кроме Марининой и Донцовой. Получается, что есть голодные, есть еда, но нет официанта, который подал бы блюдо. В стране вообще нет культурной политики. По-моему, представление о культуре осталось с советских времен, как в материалах съездов КПСС -- впереди всего экономика, которая должна быть экономной, а уж где-то в самом конце -- "культура и спорт". Там у нас Кобзон поет, чтоб графу закрыть. Или ректор Поплавский. В 1989 году, когда в Польше бушевала "бархатная революция", один студент парижской киношколы приехал в Варшаву исключительно для того, чтобы увидеть своими глазами абсолютно уродский район -- Угринов. Потому что там Кшиштоф Кишлевский снимал свой "Декалог". Этим все сказано. Есть Кишлевский, есть его "Декалог", и в сознании этого французского пацана коммунистическая Польша навсегда оправдана. На таких бы примерах внушать нашей политической элите, что такое культура!