"ВОЛЧЕК ХОЧЕТ ПОЛУЧИТЬ УДОВОЛЬСТВИЕ ОТ МЕНЯ, А Я -- ОТ ПРОЦЕССА"

Денис Евстигнеев не то чтобы избегает журналистов. Но говорит: "У меня нет такого нарциссизма, чтобы радоваться, когда даешь интервью. Я отношусь к этому, как к неизбежности". И вот мы сидим в оазисе тишины в центре шумной Москвы -- в его изумительной квартире под крышей дома на Поварской, перестроенной под чутким руководством жены, Екатерины Гердт (Катя -- дизайнер). Сквозь стеклянное окно в потолке светит солнце, а со стен смотрят его чудесные родственники...

Денис -- сын "больших родителей", классическая ситуация. Но странное дело -- не припомню случая, чтобы кто-нибудь сказал с досадой или разочарованием: "Ну, конечно, он же сын Евстигнеева!" или "Ах, так это сын Галины Волчек..." Денис честно заработал свою славу фильмами, а не околокиношными слухами...

-- Денис, кто-то сказал, что стать настоящим кинематографистом можно только во втором-третьем поколении...

-- Нет, ну как же! Полно других примеров. Кино ведь когда-то начиналось -- значит, его начинали люди в первом поколении! Тот же Чаплин... У него же папа не был кинематографистом! И сам Чаплин не был членом "союза кинематографистов Англии"... Не важно, кто родители. Важно, чтобы человек вообще понимал что-то. Очень много людей, которые даже лед скалывают около дома плохо. Не потому, что ленятся или пьяные -- а потому, что просто не понимают, как можно делать хорошо. А если такая простая операция не получается, то уж такое большое дело, как кино, тем более не получится.

-- А у вас получилось бы скалывать лед?

-- Да, конечно. У меня получилось бы все, за что бы я ни взялся. Просто я не берусь ни за что такое, что у меня не получается. Например, танцевать. А лед скалывать -- думаю, какое-то время получится. Пока мне скучно не станет.

"КОГО-НИБУДЬ ЖАЛКО?"

-- Когда моему тестю Зиновию Ефимовичу Гердту говорили, что вчера посмотрели такой-то фильм, он спрашивал не "хороший или плохой?", а "кого-нибудь жалко?". Если отвечали "жалко" -- он шел смотреть. Я тоже считаю, что это самое главное. Ведь "жалко" -- это когда у зрителя появляется эмоция, живое чувство...

-- Удивительное словосочетание вы выбрали в качестве названия для вашего фильма -- "Займемся любовью". Фраза вроде бы уже привычная, но до чего же парадоксальная...

-- Да-а-а, я полгода не мог придумать название. Сценарий назывался "Поиски первой любви" -- но это было совершенно невозможно: во-первых, название, состоящее из трех слов, а во-вторых, совсем уж какое-то... отсылающее к Тургеневу. То есть фильм бы, как сейчас говорят, "позиционировался" неправильно. Выдумывали-выдумывали -- и вдруг мой друг Рома Козак (известный театральный режиссер) в ресторане "на раз" выдал название, которое мне очень понравилось. Потому что для меня оно двузначное. Пусть люди идут на такой "пошловатый американский перевод", но оно же имеет и второй смысл, действительно -- займемся темой любви! Судя по отзывам, выходя из кинотеатра, люди меняли смысл названия на противоположный, на 180 градусов. Это именно то, чего я хотел добиться.

-- Чем вы занимаетесь между фильмами?

-- Вот -- интервью вам даю...

-- Вообще, такая штука, как "творческий простой", -- может, это не такое уж абсолютное зло для думающего человека?

-- Это не зло. Но это зависит от характера. От силы воли. Дело в том, что главное событие в жизни кинематографиста -- это простой. Кино он снимает очень немного и "очень быстро". То есть... не быстро -- но время это летит невероятно. А потом наступают дни, когда время идет очень медленно, и ты ждешь... И тут важно, чтобы хватило мужества дождаться. Тут просто надо иметь опыт. И знать, что подогнать ничего нельзя. Нельзя убыстрить то, что не убыстряется. Если этот процесс убыстрять, то можно... что-то сделать со своей судьбою. С какими-то большими вещами в жизни. Нарушить что-то. Если я сегодня себе скажу: "Ну что я сижу? Давайте я сниму вот этот сценарий, который мне не нравится -- ради денег, ради тренинга..." -- это просто так не проходит, это наносит по тебе удар. Я пока, что называется, умею держаться. Но время это -- очень опасное для киношников.

-- А "Русский проект" -- это было "для тренинга"?

-- Не-е-е-ет!!! Это был абсолютно любимый проект! Что называется, "ноу-хау", придуманное нами с Костей Эрнстом. Параллельно, кстати... Я написал одну новеллу -- не для него, а просто -- а он случайно прочел. Вот ту, где Гердт в метро едет... Костя прочел, ему очень понравилось, и он сказал: "А давай напишем много, про все стороны жизни!" А я говорю: "Уже начал писать". И для меня это очень дорогой проект. Я вкладываю в него даже больше, чем зрители увидели. Кроме того, это была для меня ступень к "Маме", потому что там я встретился с Нонной Викторовной Мордюковой.

-- Наверняка вы снимали и знаменитостей -- тех, кто для вас в детстве были просто "дяди" и "тети"...

-- Там был Ефремов, которого я звал Олег Николаевич, но он под категорию "дядь", естественно, подходит. Был Олег Павлович Табаков. (Пожимая плечами.) А больше "дядь" и не было...

"ТЕАТР -- ЭТО ОБМАН"

-- Денис, а вы были "закулисным ребенком" -- или вас держали подальше от театра?

-- Нет, держать подальше не могли... Просто брали с собою. Я жил с няней и бабушкой, но в театре был часто. Но там театр-то был своеобразный. Не хочу пафосно говорить, но... он был как бы таким домом. Хотя в итоге оказалось, что все не то чтобы "не друзья", но жизнь сделала свое дело. Но во времена моего детства они все были друзья. И театр представлял из себя просто такое помещение, где собираются друзья. Я любил там бывать. Именно за кулисами. Театр-то я невзлюбил с раннего возраста (хохоток). Поэтому больше любил бывать не в зале, а в театре вообще.

-- А почему невзлюбили-то? Понимали, что все это -- ненастоящее?

-- Ну конечно! Именно поэтому. Тайны не было никакой! То есть я понимал, что эти люди -- дядя такой-то и тетя такая-то -- просто "бороду напяливают" и идут обманывать население. А меня -- не обманешь! Я не мог абстрагироваться от того, что это реальные люди. А как раз за кулисами было очень интересно: декорации, реквизит, костюмы -- театр в этом смысле очень интересное место для ребенка... Мы там бегали с Антоном Табаковым, потом с Мишей Ефремовым -- он помладше... Ну так вот и добегались.

-- К какому возрасту примерно вы поняли, что хотите работать в кино?

-- Рано. Я уже сейчас не помню, думаю, что мне было лет десять. Может, 12. Но я помню, что меня совершенно обворожило: два месяца я был с мамой на съемках "Короля Лира" Григория Козинцева -- в Нарве, в Иван-городе. Там была построена крепость из пенопласта в натуральную величину -- с озерами, домами, конницами -- это было что-то невероятное!

-- Ну конечно, для мальчишки это -- обалдеть!..

-- На самом деле меня это потрясает до сих пор. Потому что наше кино сегодня такого не построит! Не знаю, что там сейчас Герман делает (Алексей Герман шестой год кряду снимает фильм по роману братьев Стругацких "Трудно быть богом". -- Авт.) -- наверное, он что-то построит. Но тогда этот обман меня поразил. Навсегда. Когда за пять метров смотришь -- перед тобой огромная крепость. Доходишь до нее, тыкаешь пальцем -- и палец проходит в пенопласт, в это "фуфло"!.. Вот это ощущение -- нет, не неправды, а, скажем высокопарно, ощущение трюка -- оно меня потрясает до сих пор. Я, собственно, ради этого здесь и нахожусь. Это та вещь, к которой невозможно привыкнуть. Вообще, самое потрясающее время в кино -- это когда ты поверил в какую-то идею, пишется сценарий. Нет этого сумасшедшего дома на студии -- и ты каждый день сочиняешь кино. Никаких продюсеров! Я это делаю очень долго, минимум полгода. И к моменту выхода на студию у меня это кино уже снято -- в голове.

-- А насколько отличаются друг от друга вот то кино, которое "снято в голове" -- и то, которое получается в результате?

-- На очень много. Я вам могу сказать... Вот это кино, которое я тут, за столом, "снял" -- для меня абсолютное. После этого начинается его "порча". Она начинается с первой же секунды: что-то невозможно, а что-то дорого, а этого актера нету, что-то ты не смог (и это -- самое главное!), оператор что-то недоснял, художник недорисовал и т.д. И, в принципе, каждый процесс отдаляет тебя от того идеального кино. И я вам могу сказать, что идеальный вариант -- это когда получается... 82%. Шутка. Действительно, процентов 80. Больше невозможно. Самое главное -- подойти как можно ближе к задуманному жанру, к интонации. Это самое дорогое.

"МЕЖДОМЕТИЯ НАМНОГО ИНТЕРЕСНЕЕ СЛОВ"

-- Когда я общалась с Галиной Борисовной Волчек, она сказала, что если бы вы позвали ее сниматься, она бы вспомнила, что она артистка... Что же вы не зовете?

-- Ну, ею двигают сентиментальные родительские чувства. А мною -- профессиональные интересы. У нас с ней немного разный подход. Она хотела бы получить удовольствие от меня, а я -- от процесса. В этом смысле у нас с ней никогда не получится. Получится только, если я ее приглашу, как подходящую к роли актрису. Серьезно: если это будет роль для нее -- тогда обязательно! Я хочу ее пригласить! А как маму -- никогда. Кино не так много в жизни, чтобы еще заниматься такими вещами -- приглашать мам, жен и так далее.

-- Она -- мама строгая?

-- Нет, не строгая. Но пилит меня часто. Вот не позвонил, не зашел -- и сразу начинается...

-- В первом фильме, в котором вы были оператором, снимался ваш отец, Евгений Евстигнеев. Как работалось с ним на площадке?

-- Нормально. Актеры такого рода, как он, или как Джигарханян, -- это суперартисты! Ведь помимо всяких изысков, которые важны режиссеру, оператору важно, как актер повернется, чтобы ракурс хорошо смотрелся, чтобы свет правильно лег на лицо, чтобы артист встал "на точке"... Вот это он делал идеально! Бомба разорвалась бы -- но он бы встал туда, куда надо. Ему все было удобно... Сложность была только в том, что я не знал, как его называть. Потому что называть "папой" -- мне по молодости было стыдно. "Евгений Александрович" -- язык не поворачивался. Поэтому я его... никак не называл. "Эй!" -- я ему говорил. Либо: "Э-э, подвинься чуть-чуть влево!"

-- Но все-таки на "ты"?

-- Ну естественно! Это только в райкоме партии раньше жена к мужу на "вы" обращалась. И по имени-отчеству...

-- Когда вы перешли от операторской работы к режиссерской -- это было стремление к большей свободе?

-- Не-е-ет. Я вам скажу, что это было. Это -- желание делать кино. Делает кино режиссер. Пусть на меня не обидятся операторы, я сам был оператором, но это -- в хорошем смысле -- обслуживающая профессия. Хороший оператор обслуживает режиссера и его замысел. Если оператор вырывается куда-то ввысь искусства, а режиссер остается внизу -- фильм смотреть будет невозможно, это я гарантирую. Либо не соглашайся работать с этим режиссером, либо оставайся в рамках его замысла, даже если он ущербен. Это закон ведущего и ведомого.

-- А вы -- режиссер-диктатор? С вами трудно на площадке?

-- Со мной легко везде. И всем. Ну, кроме жены и особо близких. Им тяжело. А так -- со мной легко!

-- Какие черты, как вам кажется, вы переняли от родителей?

-- (Хитро улыбаясь.) От папы -- лысину перенял. От родителей же перенял курение. К сожалению.

-- Ну а черты характера?

-- Ну какие черты характера? Это вот вы будете писать: "Он предстал передо мной таким-то..." А я откуда знаю? Я на себя только в зеркало смотрю. Каждый человек немного завышенного мнения о себе. Скажу: "Я плохой", -- не поверите. "Я хороший", -- будет глупо. Сказать "я добрый" или "я смелый" -- для меня нереально... Поэтому и говорю: курю. Сплю много. Но меньше, чем отец, -- он спал днем. Но вечером ходил на спектакли. Я -- не хожу.

-- На самом деле я вовсе не имела в виду "хороший" или "плохой", скорее -- закрытый или открытый...

-- Я человек закрытый, безусловно. Я не выплескиваю на других свои неприятности или, наоборот, радости.

-- То есть "взорваться и вспылить" -- это не про вас?

-- Не про меня. Опять же, "за скобками" оставляем жену. (Хохоток.) Это единственный человек, с кем я могу не выдержать и вспылить. А с остальными -- нет. По крайней мере, не помню, чтобы за последнее десятилетие я повысил голос на кого-то...

-- Мне кажется, это у вас тоже наследственная черта...

-- Не-ет, моя мама -- просто суперэмоциональный человек! И вот она как раз взрывается по любому ничтожному поводу. Она переживает из-за любой ситуации, проносит через сердце, через голову, выносит это всем людям, кто ее окружает, всем знакомым, всем, кто ей позвонил по телефону... Это не плохо и не хорошо -- это такой характер. Спросите ее, как она себя чувствует, -- она скажет: "Ужасно!" И перенесет частичку вот этого "ужасного" на вас.

-- Но зато если она скажет "прекрасно", то...

-- Не-е-ет, она не говорит "прекрасно"! (Хохот.) А отец, наоборот, на все вопросы отвечал: "Нормально". Я тоже говорю -- нормально. Вот разница.

-- Что вам интереснее: задавать вопросы или отвечать на них?

-- Задавать вопросы? Не-е-ет. Меня, честно скажу, не очень волнует информация. Я бы, например, вряд ли смог стать журналистом. Меня больше волнуют нюансы. Не слова, которые произносит человек, а междометия. Мне это намного интереснее. Интереснее, как он шутит, нежели как говорит серьезные вещи. Поэтому, если бы я работал в газете, я бы только на последней странице печатался. (Ха!) С какой-нибудь ерундой. На первую страницу с новостями я бы не попал. У меня был забавный случай... Я говорил с одной журналисткой, а она ВСЕ выбросила и оставила такую муть! Такие смешные вещи! Мне очень понравилось!

ИЗ ДОСЬЕ
Денис Евгеньевич Евстигнеев родился в 1961 году. В 1983-м окончил операторский факультет ВГИКа. Оператор-постановщик фильмов "Осень, Чертаново", "Слуга", "Такси-блюз", "Луна-парк" и др. Как режиссер снял фильмы "Лимита", "Мама", "Займемся любовью" и десять новелл телевизионного "Русского проекта".