1998  1999  2000  2001  2002  2003  2004  2005  2006 

Выпуск газеты Сегодня №216 (1860) за 25.09.2004

СЕМЕЙНОЕ ДЕЛО БАБЕЛЯ

Газетная статья Горького, в которой он защищал "Конармию" от нападок командарма Буденного, спасла Бабелю жизнь...

Бабель— о своем ребе Менахэме: "Старик приказал долго жить, на прощание сказав: "Хороня своих мудрецов, люди остаются в дураках".

Одесса — родина великих литературных талантов: Багрицкий, Олеша, Катаев, Ильф, Петров, Бабель. Если сравнивать их с драгоценными камнями, то Исаак Эммануилович Бабель, 110 лет со дня рождения которого исполнилось в этом году, был самым ярким и блестящим. Горький назвал его "лучшим стилистом в русской послереволюционной литературе". А старые одесситы еще совсем недавно, выразительно подмигивая друг другу, говорили, что "мсье" Бабель "таки такой же умный, как Горький".

КЛАССИКОВ ОН ЧИТАЛ ПОД СТОЛОМ

...Господин Озецкий, преподаватель немецкого языка в старшем классе Одесского коммерческого училища, близорук и глуховат, и на его уроках можно заниматься чем угодно. Вдруг один ученик громко восклицает: "Есть! Получилось!" Озецкий, возмущенно: "Бабыл! Вы что, с ума сошли?" Оказывается, "Бабыл" (так учитель произносит фамилию Бабель), увлеченный заданием по любимому французскому, забыл, что идет урок немецкого... Лишь незадолго до окончания училища он пополнил пробелы по самоучителю.

Ночами под столом, покрытым скатертью, края которой свисали до самого пола, при свете крохотной керосиновой лампочки Исаак читал книги Расина, Корнеля, Мольера. В такой же обстановке Бабель начал писать небольшие рассказы на французском языке. Потом перешел на русский. По настоянию отца, который занимался торговлей сельхозоборудованием, юноша поехал в Киев и, не имея ни малейшей склонности к коммерции, поступил в Коммерческий институт. Бывая в доме богатого промышленника Бориса Гронфаена, Бабель познакомился с его дочерью, рыжеволосой красавицей Евгенией. Молодые люди полюбили друг друга, но о том, чтобы отдать дочь за "голодранца-студента" без определенных занятий, не могло быть и речи. Тогда Исаак Бабель увез любимую в Одессу к своим родителям. Там они поженились.

Однажды, приехав из Киева, Бабель собрал друзей — бывших одноклассников — и прочитал им свою свеженаписанную пьесу. Опус очень понравился, и друзья стали уговаривать везти пьесу в Петербург — какому-нибудь редактору. И Бабель поехал... Но столичные издатели, даже не читая рукопись, рекомендовали автору оставить "сочинительство" и идти работать "куда-нибудь в лавку". Только в журнале "Летопись" под редакцией Алексея Максимовича Горького была опубликована пьеса и первые рассказы Бабеля. Горький, отдав должное таланту молодого писателя, посоветовал ему какое-то время не печататься. Побродить по России, узнать жизнь. И Бабель "замолчал" на семь лет (с 1917 по 1924). Он был солдатом на румынском фронте, служил в ЧК, в Наркомпросе, в продовольственных экспедициях 1918-го, сражался в Северной армии против Юденича, в Первой Конной Армии, работал в Одесском губкоме ...

За это время его отец умер, а мама, сестра Мери и жена Женечка уехали за границу. Мать с сестрой остались в Брюсселе, а жена, начинающий художник, отправилась в Париж. Кое-кто, правда, утверждал, что причиной отъезда Евгении Борисовны стал роман Бабеля с актрисой Тамарой Кашириной, родившей ему сына Мишу. Тамара так и не смогла примириться с нелегким характером Исаака и жить с отцом своего ребенка не стала. Впоследствии она вышла замуж за писателя Всеволода Иванова, и сын Бабеля Миша всю жизнь носил фамилию отчима.

"МОЛДАВАНКА ВАМ СОВСЕМ НЕ К ЛИЦУ"

Вторая жена Бабеля, Тоня Пирожкова, в отличие от Жени Гронфаен и Тамары Кашириной, не имела к миру искусства ни малейшего отношения. Ее детство и юность прошли в сибирской глуши. После окончания Сибирского индустриального института она работала инженером на строительстве Московского метрополитена. Иногда Бабель показывал ее чертежи приятелям и, рассказывая, как сложна работа метростроевца, назидательно говорил: "Это вам не рассказики писать!". Антонина Николаевна, внимая просьбе Бабеля не читать его черновики, обходила стороной рукописи, разложенные на подоконнике.

Писатель, накопивший богатый жизненный опыт, работал беспрерывно. Шагал из угла в угол — перебирая четки или сплетая и расплетая кусок бечевки. Когда складывался эпизод задуманного рассказа, он останавливался у подоконника, кухонного стола или верстака, чтобы записать что-то на разложенных листках бумаги. И снова начинал "вышагивать"... Его рассказы о бойцах Первой Конной вошли в сборник под названием "Конармия". Появление книги вызвало бурную реакцию современников. Одни называли ее "клеветой" и "бабьими сплетнями". Газетная статья Горького, в которой он защищал "Конармию" от нападок усатого командарма, спасла тогда Бабелю жизнь...

Задумав цикл рассказов об Одессе, Бабель снял комнату у старика Циреса в центре Молдаванки, чтобы лучше узнать мир воров и налетчиков. Когда Бабель посвятил хозяина в свои планы, тот встревожился. Но просто "выставить" квартиранта Цирес не решался и уговаривал его уйти добровольно: "Ой, месье Бабель! — говорил он, качая головой. — Вы же сын такого известного папаши! Ваша мама была же красавица! Поговаривают, что к ней сватался племянник самого Бродского. Так чтобы вы знали, что Молдаванка вам совсем не к лицу, какой бы вы ни были писатель! Я вам скажу, что вы не найдете здесь ни на копейку успеха, но зато сможете заработать полный карман неприятностей". Вскоре Бабель узнал, что Цирес наводчик и понял причину его волнений. А "карман неприятностей" заработал сам Цирес, которого убили за двойную наводку.

Исаак Эммануилович наслаждался общением с одесситами. Этот "характерный" говор, знакомый с детства, вошел в его рассказы. Помните биндюжника Беню Крика в рассказе "Как это делалось в Одессе"? "Об чем думает такой папаша? Он думает об выпить хорошую стопку водки, об дать кому-нибудь по морде, об своих конях — и ничего больше". Кстати, о конях. Если из дома исчезал весь сахар, жена и дочка Лидочка знали, что Бабель отправился в конюшни. Большую часть времени писатель жил в деревне Молоденово. Приезжая туда, он сразу же отправлялся на конный завод, где знал по именам всех жеребят и кобылиц.

Рукописи писатель хранил под замком, время от времени что-то правил в них, переписывал заново. Он считал, что "работу можно считать законченной не тогда, когда больше нечего добавить, а когда больше ничего нельзя вычеркнуть". Так, один из одесских рассказов—- "Любка Казак" — он правил 22 раза. Ни денежные затруднения, ни просьбы и угрозы издателей не могли заставить его отдать работу, которую он не считал завершенной. Над каждой фразой он работал до тех пор, пока она не становилась, по его выражению "точной, как военное донесение или банковский чек". Когда издатели совсем надоедали, Бабель исчезал без предупреждения. Навещал своих друзей по Первой Конной (один объезжал лошадей в Средней Азии, другой был директором конезавода под Воронежем, третий — председателем колхоза в Кабардино-Балкарии), уезжал в Одессу или в Киев.

Получив от Киевской кинофабрики аванс на сценарий "Пышка", писатель внезапно увлекся событиями всеобщей коллективизации и отправился на Киевщину. Живя в Богуславе и Ворзеле, начал писать пьесы "Закат" и "Мария". Почти полгода он работал в Киеве над сценарием по роману Островского "Как закалялась сталь". Бабель считал книгу произведением с "огненным содержанием", а сценарий, по его мнению, был бесцветным и скучным. Бабель "оживил" его, довел до "нужной художественной кондиции".

Он и в жизни был "мастером слова": рассказывал выдуманные смешные истории, оставаясь совершенно серьезным. Смеялись только его лучистые глаза, прикрытые очками. Его выдуманный ребе Менахэм с Молдаванки был мудрецом, но как правило, произвольно употреблял имена, лица и названия предметов женского и мужского рода. Отвечая на вопрос, как он пишет свои рассказы, Бабель цитировал ребе: "Посмотрите на воробью, которое само добывает свое пище!" Однажды, прежде чем подняться на сцену для выступления перед многочисленной аудиторией, Бабель ткнул себя пальцем в грудь и торжественно произнес: "И он стал на ту пьедесталь, на которое стоял Сам!". А в другой раз совершенно серьезно сказал о своем ребе Менахэме: "Старик приказал долго жить, на прощание сказав: "Хороня своих мудрецов, люди остаются в дураках".

ЖИТЬ ЕМУ НЕ ДАЛИ

И еще одним качеством славился Бабель: своей безграничной добротой. Он раздавал свои часы, галстуки, рубашки и говорил: "Если я хочу иметь какие-то вещи, то только для того, чтобы их дарить". Правда, порой писатель раздаривал и вещи жены. Однажды он отдал знакомому кинооператору, уезжающему в командировку на Север, фотоаппарат жены, который сам же ей привез из Франции. Если у друзей не было мебели, он мог не задумываясь отдать свою. У Бабеля одалживали деньги (когда они были) друзья и знакомые, зачастую не возвращая долги. Во времена репрессий Бабель хлопотал за невинно арестованных, пользуясь своими конармейскими и революционными связями.

К тому времени у писателя была квартира в Москве, ему обещали дачу в Переделкино. Но Бабель мечтал хотя бы несколько месяцев в году жить в Одессе. Тем более, что в местном театре шла его пьеса "Закат", и он начал серию полуавтобиографических новелл под общим названием "История моей голубятни". По просьбе Исаака Эммануиловича мама писательницы Татьяны Тэсс, с которой его связывали теплые дружеские отношения, подыскала за небольшую, чисто символическую плату, флигелек на Ближних Мельницах. Но не сложилось…

Интерес Бабеля к культуре Франции, знание ее литературы и языка, а также неоднократные поездки в Париж, где жила его первая жена с дочерью Наташей, давали повод для "особого" внимания НКВД.

В июне 1935 года Бабель отправился в Париж на Международный конгресс писателей в защиту культуры и, пренебрегая осторожностью, общался с представителями русской эмиграции. После смерти Горького, которого Бабель боготворил, он сказал: "Ну, теперь все, каюк. Жить мне не дадут". Вскоре, 15 мая 1939 года, писателя арестовали на даче в Переделкино по обвинению в принадлежности к троцкистской террористической организации и в шпионаже в пользу французской и австрийской разведок. 27 января 1940 года Бабель был расстрелян и стал запрещенным писателем.

Через 14 лет, в период хрущевской оттепели, "за отсутствием состава преступления" Бабеля реабилитировали. В 1957-м стараниями Антонины Пирожковой были изданы книга "Избранное", в которую вошли рассказы и пьесы Бабеля, а также воспоминания о Бабеле. Рукописи последних произведений писателя, конфискованные при аресте, по сей день не найдены...

Прошло много лет. В Москву из Парижа приехала дочь Бабеля от первого брака Наташа, которая родилась и выросла во Франции. Она тогда работала преподавателем в Сорбонне и, когда ей предложили поехать в Россию на французскую выставку в качестве переводчицы, не раздумывая, согласилась. Ей так давно хотелось увидеть Москву и познакомиться с сестрой! Они никогда не видели друг друга, но с первой же минуты почувствовали взаимную симпатию. Они совершенно разные: во внешности Наташи ничего отцовского. Высокая, статная, рыжеволосая — она была копией матери, Евгении Борисовны. Но живость, наблюдательность, чувство юмора и интерес к людям в ней Бабелевские.

Лида, дочь Бабеля от второго брака, ?недавно окончившая Московский архитектурный институт?, внешне очень похожа на отца и унаследовала многие его привычки — например, в школе, садясь за парту, она подкладывала под себя правую ногу — так же, как отец. Характером же пошла в мать Антонину Николаевну — такая же немногословная, сдержанная, спокойная.

В 1996 году Антонина Пирожкова уехала в США к своей дочери Лидии Бабель и внуку Андрею Малаеву-Бабелю, который руководит в Вашингтоне театром-студией "Станиславский". В его репертуаре — постановки по Пушкину, Достоевскому, Гоголю. Под впечатлением воспоминаний бабушки о Бабеле, Андрей поставил и сам сыграл моноспектакль "Бабель: Как это делалось в Одессе" в собственном переводе. Мама и бабушка принимали активное участие — консультировали. Воодушевленный успехом, Андрей включил в репертуар постановки и других произведений своего деда. Друзья теперь называют его театр-студию "Семейное дело Бабеля"...