ДВЕ АВАРИИ — ОДНА ЖИЗНЬ

Впервые его имя всплыло в украинской печати в мае 1986 года, когда лауреат Госпремии СССР, доктор биологических наук, профессор Николай Павлович Архипов в качестве эксперта при правительственной комиссии примчался в Чернобыль вместе с ведущими радиобиологами страны ликвидировать последствия невиданной по масштабам ядерной аварии на ЧАЭС. Примчался, чтобы остаться тут навсегда.

Николай Архипов умер 8 декабря 2004 года, не дожив недели до своего 72-летия и лишь на 8 месяцев пережив верную спутницу жизни — ученого-радиобиолога и жену Эдиту Архипову.

МИР РАСКОЛОЛСЯ НАДВОЕ

Авария на ЧАЭС разделила наше представление о мире на "до" и "после". Враз природа превратилась в окружающую среду, в которой на каждом шагу подстерегает невидимая опасность — радиация. Люди и животные стали биологическими объектами, а ученые вновь, как во времена средневековых эпидемий, начали изучать на себе действие непредсказуемых соединений, вырвавшихся на свободу.

Однако это была не первая такая катастрофа на территории СССР. В 1957 году пострадали жители уральского поселка Кыштым, когда на химкомбинате "Маяк" произошел выброс жидких радиоактивных отходов. Но Челябинск-65 был закрытым городом и люди могли лишь догадываться о беде. Хотя ученые старались оградить их здоровье. Но как, тогда мало кто знал: радиология, как наука, только зарождалась.

Молодой ученый Николай Архипов подходил к роли исследователя как нельзя лучше. Он окончил Тимирязевку, стал химиком-почвоведом, работал на Целине директором МТС и уже тогда заинтересовался влиянием радионуклидов на грунт. После аспирантуры перешел работать в систему Средьмаша — закрытого министерства среднего машиностроения. И попал в секретную Опытную научно-исследовательскую станцию химкомбината "Маяк".

До 1986 года радиобиологи проникли уже во многие тайны, надеясь однако, что в экспериментах все и останется. Но грянул Чернобыль.

ПРОБЛЕМЫ РЫЖЕГО ЛЕСА МОГЛО НЕ БЫТЬ

Легендотворчество — одно из самых удивительных свойств человеческого сознания. Но оно может стать смертельно опасным, когда речь идет о спасении жизни. Мысль о мутантах, родящихся после воздействия радиации, привела к огромнейшему расходу эмоциональной энергии у ученых и психологическим травмам у населения. Она мешала действовать продуманно и целенаправленно. А чиновники выясняли другой вопрос: кому пойдет помощь Запада — Москве или Киеву? Украинские тянули на себя финансовое одеяло, а советские — на себя. Вот почему некоторые предложения Архипова отбрасывались априори. Как это было с Рыжим лесом. На то время он был начальником Отдела радиологии и рекультивации НПО "Припять" и предлагал научно обоснованный метод захоронения деревьев.

Сосны приняли первый удар радиации, и, обожженные, они могли нести смерть дальше — людям. Первая мысль: срочно спрятать их подальше — под землю вокруг АЭС.

— Николай Павлович доказывал: никакой зловещей опасности от деревьев не исходит. Их нужно спилить, сложить в бурты и насыпать курганы, которые присыпать торфом и засеять травой, — вспоминает Лидия Логинова, бывшая в то время сотрудником его Отдела. — Потом в любое время раскрывай курган и изучай, как очищается земля. Американцы в Трим-Айленде сделали подобное: всю территорию засеяли травой и сделали "Зеленую лужайку". Архипов предлагал именно такой подход, но его не слышали и захоронение Рыжего леса продолжалось. На то время доказать военному руководству работами, что такое захоронение преступно, мы не смогли. Мы пытались не пустить на место работы технику: становились на ее пути, взявшись за руки. Но ничего не доказали. Ежедневно рылись траншеи и прямо в воду стягивались огромные деревья и засыпались трехметровым слоем песка. Сегодня колоссальные деньги тратятся на изучение процессов, проходящих под землей: бурятся шурфы, делаются колодцы для наблюдения. А накопление радионуклидов идет и их количество обязательно перейдет в качество. Никто не знает, когда, но придет время и все это "качество" ахнет в грунтовые воды. Поэтому рыжий лес нужно будет откапывать и вновь перезахоронять...

Отступать и прогибаться ученый не умел, для него высшей правдой был результат научного исследования. Он так надоел своими аргументами, что чиновники просто убрали его: когда ученый делал доклад в Кабинете министров, его уволили с работы. За... отсутствие на рабочем месте. И тогда Архипов садится за руль своей машины и едет в Москву — к Ведерникову, одному из членов тогдашнего правительства и своему знакомому.

Через два дня его восстановили в должности, а на третий — прекратили захоронение Рыжего леса. Однако деревья, радиоактивную землю и травы с 900 га уже успели "вогнать" в землю!

В Чернобыле еще раз подтвердились расчеты лесников отдела Архипова: даже при тяжелейших лесных пожарах перенос горячих частиц был незначительным — до 500 метров.

САМЫЙ ХОЛОДНЫЙ НОВЫЙ ГОД

Если бы писатель захотел найти прототип для образа настоящего ученого, то Николай Павлович подошел бы, как нельзя лучше. Взявшись за тему радионуклидов, он уже не отвлекался на мелочи жизни.

Ему срочно нужно было окончить научный отчет за 1986 год. А он не успевал, хоть на календаре было 31 декабря. И ученый, отпустив домой сотрудников, стал дописывать его. Чернобыль в то время был уже эвакуирован, отопление отключено. Вот и остались в кабинете из живых творений он да денежное дерево. Писал Архипов, писал, а потом поджал ноги да и уснул. Утром проснулся, а писать не может — пальцы замерзли. Удивился. Посмотрел на растение, а его листья стали белесыми, дотронулся до них — те и отпали. Так ученый догадался, что работал при "минусе".

ОН НИКОГДА НЕ ГОВОРИЛ "Я"

Несмотря на то, что Архипов прежде всего был ученым, ему удавалось каким-то непостижимым образом организовывать большой коллектив сотрудников: в его отделе было 107 сотрудников — от ученых до доярок и плотников.

— Он никогда не говорил "Я", только — "Мы",— вспоминает бывший сотрудник Отдела, работавшая в экспериментальных теплицах Татьяна Алковер. — Однажды в теплицах нужно было убрать радиоактивный гравий и положить новый — приезжали коллеги из Коми АССР начинать новый эксперимент. А теплиц — 2 гектара! Подсчитали: на "нос" по 10 тележек. Кто останется? Все остались. Тогда подъем был необыкновенный: все хотели скорее получить новые данные. В теплицах жара, мужики разделись до трусов — и первым Николай Павлович, — так всю ночь бросали гравий.

Если Архипов сидел над отчетом, то все сидели. Никого не нужно было просить остаться. Зная о том, что деньги зарабатываются, а не с неба падают, никто никогда не требовал доплаты. Однако Архипов мог человеку, который не "тянет", сказать напрямую: "Или, дорогой, перестраивайся, или уходи!" И тот принимал решение.

А еще умел профессор, как никто другой, достать деньги на эксперименты. И что удивительно, он отчитывался по грантам копейка в копейку, не делясь ни с кем "процентами". Говорил: "Я прошу только необходимое и даю научные результаты, а не подтасовку". А ведь в то время наши простые инженеры "в теме" были в сто раз грамотнее "супостатов", так профессор Архипов в шутку называл зарубежных ученых. Тогда иностранцам можно было лапшу на уши вешать, но ученый не мог.

И последний раз из директоров его "попросили", говорят, за то, что не подключил к оплате по гранту какие-то "левые" организации. Этого не доказать. Ученый и не стремился. Для него никогда не имел значения "стул", и он до смерти оставался на должности главного специалиста МНТЦ "Укрытие" Института проблем атомных станций.

ПОЮЩИЕ АВТОБУСЫ — ПРОПУСТИТЬ

Рабочая атмосфера и радость от хорошо проделанной работы была для ученых лучшим отдыхом. Так, в Отделе был свой "рабочий класс" — местные крестьяне, работавшие на ферме и в поле. Они пели частушки и народные песни под гармонь и бубен. Архипов тут же выучил слова — проблем с языком не бывает, если душа поет, если она искренна и открыта.

— Отдел ехал на работу двумя ЛАЗами: в 7 часов утра автобусы возили нас в Припять на работу, и в 7 вечера — обратно в Чернобыль, — рассказывает Владимир Марачев, который в то время заведовал всей техникой отдела. — И Николай Павлович ввел традицию — петь в дороге. Так охрана у нас пропусков не спрашивала: раз "поющие автобусы" — пропустить.

ЧЕРНОБЫЛЬСКИЕ ОГУРЦЫ — САМЫЕ ЧИСТЫЕ В МИРЕ

Прекрасная организация работы давала не только научные плоды, но и экономические. Но сначала нужно было восстановить Теплично-парниковое хозяйство ЧАЭС. И вновь, как и в Челябинске, где Архипову пришлось лично класть кирпич, возводя пристройку к лаборатории, он принимается за подготовку теплиц к экспериментам. Результаты уральских опытов в точности подтвердились в Припяти на растениях Украины: все нежизнеспособное природа сама абортировала, не оставляя человеку никаких забот. Нужно было только ждать, пока она придет в себя от радиационного удара. А если помочь, то самую чуточку. Но грамотно. И ученые проверяли работу уже самой Природы.

Одно время Отдел занимался выращиванием гибридных семян огурцов сорта Эстафета.

— Представляете какая была гибридная чистота, если в радиусе 30 км нет ни одного огурца другого сорта для переопыления! — вспоминает Владимир Петрович. — Семена сдавали государству и получали больше 1 млн рублей, то есть сами себя содержали — это годовой фонд нашей заработной платы. Семена огурцов были с радиационной точки зрения чистейшими: любой организм защищает свой плод и всему лишнему не позволяет проникнуть в семя. Прошло уже 10 лет, а у нас остались те семена и они до сих пор сохраняют 100-процентную всхожесть.

ТРЕВОГА: РАДИОАКТИВНЫЙ ПРОФЕССОР!

Всю жизнь Архипов что-то доказывал. Один из самых основных выводов, к которому ученый шел всю жизнь, и самый неожиданный: не нужно насиловать природу, не имея достаточно денег и опыта — она сама очиститься от радиации, да еще и нам поможет. И сама его жизнь — доказательство тому. Прожив полжизни в Челябинске и полжизни в Чернобыле, он оставался здоровым. При соблюдении правил гигиены, конечно. Хотя частенько ученые делали исключения. Грибочки соберут, бывало, измеряют дозиметром и посчитают: такой-то процент "выварится", такой-то процент покинет организм с первым "утренним дилижансом", остается всего — ничего. Жарим!

Так или иначе, но многие ученые "фонили". Однажды Архипов поехал в командировку в США в закрытый город Южной Америки к профессору Беккеру из Савано-Риверской лаборатории. Коллеги повели его на экскурсию на АЭС. А там пропускной режим организован иначе, чем у нас. Входит человек без проверки, а вот выходит через пропускную установку. И если машина "засекла" фон, то сообщает на самый верх — начальству: мол, тащат "радиацию" со станции. И никакая "тетя Глаша" не скажет, увидев профессора: "А, пусть проходит человек хороший!". Вот машина-дура и подняла по тревоге всю АЭС. Специалисты-то понимают отчего в желудке у Архипова скопилась такая доза радионуклидов, а вывести коллегу со станции не могут. Проблему решили чисто по-нашенски: профессора вывезли, как... радиоактивные отходы. Для них его фон был даже низким, но тут машина не придиралась.

НУЖНО ЛИ МНОГО РАДИОБИОЛОГОВ?

Сегодня у нас много АЭС и ситуация может повториться. Не забудут ли новые ученые вновь воспользоваться опытом, накопленным Архиповым, не станут ли изобретать велосипед?

Есть надежда, что нет. Во-первых, место отца в МНТЦ "Укрытие" занял его сын Андрей. Во-вторых, в системе МЧС отлажено обучение приемам ликвидации последствий подобных аварий. Вопреки утверждениям, что в наш век техногенные аварии станут явлением обычным, ученые уверены — можно сделать так, чтобы их не было вовсе. Если за дело возьмутся специалисты уровня Архипова и если им никто не будет мешать.


ВОТ ЧЕЛОВЕК
Даже уходя, Николай Архипов смог снова собрать вместе всех своих друзей: сотрудников Отдела разбросало по Украине, но все приехали проводить его в последний путь. Прошло 40 дней со дня смерти ученого и коллеги Николая Павловича говорят: "Мы навсегда запомним этого уникального человека, а Украина еще оценит".