" БЫЛО БЫ НЕВМОГОТУ, CТАЛ БЫ ТАКСИСТОМ.

Сергей Шакуров слывет человеком жестким — он знает себе цену и цену многих других. Когда-то он признался нашей газете, что никогда не копается в себе, поэтому хорошо спит. "А тот, кто занимается самокопанием, по-моему, не очень хорошо спит — с бутылкой и со снотворным".

"В ТЕАТРЕ МОЖНО ПОСТАВИТЬ ДАЖЕ ТЕЛЕФОННУЮ КНИГУ"

— Сергей Каюмович, тяжела актерская доля?

— В жизни я "кручусь", как и все, идет борьба за выживание. Не коллективно, а борьба каждого в отдельности. Хотя кинематограф и театр в какой-то степени спаивают. Хочется осуществить тот или иной проект.

— Как вы считаете, почему все-таки выбираемся мы из всех нынешних передряг не сообща, а именно каждый в отдельности?

— Это беда сегодняшняя. Мы раньше были сплоченнее. Отчасти потому, что, например, театральный коллектив связывала борьба, театру мешали, запрещали, свирепствовала цензура и так далее, поэтому коллектив был сплоченный, рождались группы единомышленников. На этой почве появились такие театры, как "Современник", театр Эфроса. А сейчас все можно, но нет единомыслия, и в результате — развал. Плыть против течения не надо, все плывут сами по себе, поодиночке.

— Неужели без борьбы не может быть единомыслия?

— Все основано на противоречии, в том числе и творчество. Вспомните знаменитую пушкинскую фразу "Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей".

Например, сейчас можно быть таким художником: вылить из чайника краски на холст, сверху плеснуть ведро воды, а потом выставлять все это на выставке и утверждать, что это грандиозно! Сейчас можно все! Музыку — любую пиши, хоть левой ногой. Хочешь — пиши любую пьесу. Если найдешь деньги поставить в театре телефонную книгу — пожалуйста! Посмотрите, какое кино сейчас снимается, так называемое нетрадиционное. Это же можно с ума сойти! Крысы бегают, трупы валяются, бред сивой кобылы, но тем не менее тоже такое направление существует.

А раньше ничего не давали, было противоречие, которое объединяло. К тому же тогда был "солнечный" сталинский период, внешне все было замечательно и понятно. В целом. А сейчас все как бы потерянные.

То же произошло с литературой. Достаточно взглянуть, как полиняли нынешние сатирики.

— Все-таки, как и во все времена, пустое забудется, а достойное будут помнить. Если есть, к примеру, Жванецкий, он Жванецким и останется, потому что то, что он делает, — не конъюнктура.

— Конечно. Тем не менее целый пласт литературы — такие как Дворецкий и Гельман — выскочил, потому что вопрос о производственной теме нынче не стоит.

— Сергей Каюмович, многие ли ваши товарищи в последнее время стали для вас просто коллегами?

— Если говорить о товариществе, то у меня товарищи, к счастью, не из области искусства. И мне с ними интереснее. Я уже тридцать лет живу в актерском деле, а если еще при встрече с друзьями "перемалывать" все это — можно с ума сойти! Как одна и та же жена много лет. Хотя это применимо к определенному характеру, в частности, к моему.

— А у вас какой характер?

— Стабильный. Я вообще консервативный человек.

— Это помогает в жизни или мешает?

— Помогает, конечно.

"НЕ УДАЧА КО МНЕ ПРИЦЕПИЛАСЬ, А Я К НЕЙ"

— Сергей Каюмович, что вы называете актерской удачей?

— Удачи не может быть без двух составляющих — таланта и труда. У меня удач не было, у меня был труд и подарки от Бога. А уже от этих двух критериев началась удача. То есть она не свалилась на меня, просто я ее как бы тащил на себе. Хотя у многих происходит наоборот. Не всегда педагог или режиссер могут раскрыть талант, даже сам иногда не можешь это сделать, иногда именно удача помогает натолкнуть на счастливую волну, отколупать этот орех, причем совершенно случайно, и тогда видим — действительно талант, а он был где-то заперт за семью замками.

Но мой пример — другой. Труд был, а к удаче я сам прицепился, не она ко мне.

— И вы чувствуете себя состоявшимся актером?

— Наверное, причем давно.

— А когда это случилось?

— Сразу после своих первых ролей в театре и в кино, это случилось одновременно. В кино я сыграл большую главную роль, фильм назывался "Я солдат, мама". Наверное, эту картину сейчас мало кто помнит, за исключением людей старшего возраста. И в этом же году я сыграл первую роль в спектакле Театра Советской Армии "Смерть Иоанна Грозного". Я сыграл шута, такая знаменитая роль моя была. И вот с этого момента я почувствовал себя состоявшимся артистом. В это время понял, что могу очень многое.

— Насколько это многое воплотилось на сегодняшний день?

— В общем-то, воплотилось. Я снялся более чем в семидесяти картинах, причем все они разноплановые, разнохарактерные. Много сыграно и в театре, среди других такие роли, как Гамлет, Сирано де Бержерак, чеховский Иванов.

Что говорить, признание и зрительскую любовь я ощущаю достаточно активно, правда, сейчас вот некоторый спад в связи с сокращением всего. Но тем не менее, например, песни стали меня выручать, они помогают не дать забыть о себе, не выйти из поля зрения зрителей, потому что многие актеры, к сожалению, в связи со всей этой гребаной перестройкой потеряли себя, свою работу, находятся в тяжелом положении. Но мне как-то посчастливилось выкрутиться из всего этого.

— Как так получилось, что вы запели?

— Однажды, будучи в круизе — замкнутое пространство, одинокий пароход среди волн, каждый день одни и те же лица, — как-то за чашкой чая оказались композитор Ирина Грибулина, Иосиф Давыдович Кобзон и группа наших эстрадных исполнителей. Была теплая компания, естественно, пели любимые песни. Я тоже включился в это действо. А Иосиф Давыдович, услышав, как я пою, спросил меня: "У тебя неплохой тембр. Почему ты не поешь?" Я ответил, что вроде бы нет нужды в этом. А Грибулина, сидевшая рядом, услышала наш разговор и сказала: "Сергей, я напишу тебе песню". Я сразу подумал, что она сказала это как бы шутя, но когда мы вернулись в Москву, через неделю Ирина мне позвонила и сказала, что написала для меня песню, называется она "Здравствуй, мой друг". Это была моя первая песня, что называется, очень точно "попавшая" в меня. Буквально месяца через полтора появилась очередная песня "Жизнь моя".

Так я начал петь. Появилось желание возродить какие-то старые песни, в частности — "Журавли". Главным образом я возродил эту песню в память о Марке Бернесе. Это великая песня, уже, естественно, показавшая себя, я пел ее и на юбилее афганцев, и в Кремлевском Дворце, и в концертном зале "Россия", а также на юбилее Марка Бернеса в Театре эстрады. И супруге Бернеса понравилось мое исполнение, хотя я сделал эту песню несколько по-иному, в классическом стиле, а помог мне в этом мой постоянный аранжировщик и композитор Ашот Филип. Работаю я и с другими композиторами и поэтами. И вот так все пошло-поехало.

Любопытная история произошла с песнями Саши Розенбаума. Он подарил мне три песни, с которыми я промучился целый месяц и увидел: они настолько личностные, что исполнения, кроме как под гитару, я не вижу. Мы с Ашотом Филипом пытались их сделать, но ничего не получилось.

Хотя я недавно слышал одну замечательную артистку, она поет песни Розенбаума очень здорово, поет сама под гитару. Вот женским голосом это как-то получается. Петь хорошо чужие песни очень тяжело. Например, петь песни Вертинского или Высоцкого — толком вряд ли что-то получится.

Я пою то, что хорошо чувствую. Это здорово и интересно, но есть проблемы со студиями, потому что записать песню обходится достаточно дорого, необходимо искать спонсора.

"НАДО УЧИТЬСЯ КОСТЮМЫ НОСИТЬ"

— Как вы считаете, почему люди, живущие приблизительно в равных условиях, что называется, в одних и тех же дворах, но одни, например, стремятся к Достоевскому, а другие — к мыльным операм?

— Если говорить применительно к себе, я человек определенного поколения — послевоенное время, отпечаток детства пятидесятых годов, и это все, естественно, накладывает отпечаток на воспитание и мировоззрение. Я моложе Окуджавы, но Володя Высоцкий, Юра Визбор — люди моего поколения, и ценности у нас свои — театры, в частности, очень мощный МХАТ, еще с Тарасовой, Грибовым, Яншиным, славящийся по всему миру русский балет. Это мой период. Многое другое тоже играет роль, но все началось именно с этого.

— Сейчас, как вы уже упомянули, многие пребывают в состоянии растерянности, если не депрессии...

— Это точно, это есть.

— Если у вас было такое состояние, что помогло выйти из него?

— У меня, к счастью, не было такой уж большой растерянности, но даже если бы она и возникла, я опять-таки что-нибудь придумал бы, нашел бы для себя какую-нибудь "головную боль". Я физически просто не могу сидеть на одном месте, у меня другая энергетика, реактивная, хотя в какой-то степени она иногда мне мешает. Поэтому, что бы ни случилось, я все равно бы нашел приключения на свою жопу. Это черта характера.

Да, наверное, действительно можно впасть в депрессию, когда, допустим, нет никакой работы. Можно с ума сойти! Кормить семью ведь надо. Я очень хорошо понимаю людей оказавшихся в такой ситуации, их внутренне что-то гнетет, убивает, у них упадническое настроение, но я другой человек, я оптимист по натуре, и если уж было бы совсем невмоготу, я бы сел за руль такси — и никаких проблем, еще бы и левые деньги зарабатывал, но семью бы прокормил. И мне совершенно наплевать, что обо мне думали бы другие.

— А откуда вы черпаете энергию?

— От жизни, естественно. Не бегаю и конкретно что-то ищу, а от всего того, что происходит вокруг, что окружает каждую минуту. Глупо ведь бегать и выискивать прототипы, это малоэффективное занятие. Было время, которое сейчас называем "застольное", оттуда черпались черты для таких ролей, как Шут в "Смерти Ивана Грозного" или орущий, сидя на лошади, Забелин в фильме Никиты Михалкова "Свой среди чужих, чужой среди своих". Я уже не говорю о фильме "Друг", где просто беда всей нашей необъятной страны: всюду пьянство, деградация, гибель, снижение рождаемости, дебилизм и так далее. Я не ходил по подворотням чтобы сделать эту роль, потому что это все у нас в подсознании, на корочке мозга уже есть, просто живешь среди этого, и из потолка ничего придумывать не надо.

Конечно, сложнее играть, когда идет речь о красоте человеческой души. Здесь — да, здесь надо окунуться в литературу нашу — Пушкин, Тургенев. Надо научиться костюмы носить, чего мы не умеем делать, потому что наше пролетарское происхождение дает о себе знать. Но это тоже жизнь.


ЦИТАТНИК
В женщинах ценю слабость. Чтобы женщина была, как рыбка, только золотая. Берешь эту рыбку, а она — раз — и плавнички повесит, глазки прикроет... Захотел — бросил, захотел — поймал за хвостик, потрепал и снова бросил.
Если ты в состоянии оригинально прорекламировать товар или сделать свою телепрограмму — вперед! Но я этим не занимаюсь, потому что отношусь к своей профессии у-ва-жи-тель-но! Как только ты начинаешь постоянно мелькать на экране — перестаешь быть артистом. Вот Лена Яковлева стала вести передачу — все, она уже никому не нужна как актриса.
У нас в Москве есть некий Володя N, который все переворачивает с ног на голову. Он таких артистов подбирает, которые не стесняются ломать каноны. Пальцем ноги нос почесать нужно именно в классике! К счастью, мой вкус уже не испортить
Да у меня такой дом, что я в любом месте чувствую себя очень хорошо, даже на полу. Я люблю, чтобы светло было. У меня цвета стен такие — салатный, бледно-розовый... Пастель.