ЛЮБОВЬ ПО ТРИ РУБЛЯ

"Ночные бабочки", "кокотки", "белые рабыни", "артистки" — у представительниц древнейшей профессии порой были совершенно неожиданные прозвища. В нашем стольном граде, например, их величали "жертвами общественного темперамента", или того пуще — "киевскими крокодилами". Да-да, представьте себе, в славном добром Киеве, со всеми его древностями и храмами, этаком идеале города-святыни праведное всегда соседствовало с грешным. И закрывать глаза на очевидное — значит потворствовать сползанию общества в "черную, вонючую, грязную яму". Такова идея пикантной выставки, открывшейся в Музее одной улицы на Андреевском спуске, который, кстати, в первой половине XIX века славился своими борделями.

ИЗНАНКА ПОРОКА

Организаторов выставки вдохновили сразу несколько причин. Во-первых, в этом году исполняется 135 лет со дня рождения Александра Куприна, написавшего скандально известную повесть "Яма", посвященную как раз киевской публичной жизни. Во-вторых, как это ни странно, День святого Валентина, который на днях праздновали влюбленные. Из второго вытекает третье: понятие "любви" в наше время, по словам администратора музея Владиславы Осьмак, исковеркано и чаще всего преподносится как сугубо физический контакт.

— Современные пресса, телевидение пестрит обилием обнаженных женских тел, — сокрушалась она во время презентации выставки. — Конкурс "Мисс грудь", например, или реклама алкоголя, мобильного телефона — с полуголой барышней в комплекте. Это очень оскорбительно, поскольку женщина как носитель информации о товаре, сама становится товаром. А в красочных глянцевых журналах читаем: "Пятнадцать способов удовлетворить себя и партнера!" Почему бы не посвятить номер хотя бы одному способу по настоящему любить?

Эти слова как-то не вязались с интимной обстановкой выставочного зала: приглушенный свет, розовые тона, рояль, шампанское, томные песенки старинной пластинки, да и внешний вид хозяек "бала" под стать апартаментам — маленькие черные платья с бантиками и кружевами. Все это навевало, мягко говоря, несерьезные мысли — и вдруг какие-то нравоучения. Но такова и была задумка: за внешней привлекательностью показать ужасающее нутро человеческого порока.

"Понимаете ли вы, какое это ужасное слово? Пу-бли-чная! Это значит ничья: ни своя, ни папина, ни мамина, ни русская, ни рязанская, а просто — публичная! И никому ни разу в голову не пришло подойти ко мне и подумать: а ведь это тоже человек, у него сердце и мозг, он о чем-то думает, что-то чувствует, ведь он сделан не из дерева и набит не соломой... Я, может быть, одна из всех, которая чувствует ужас своего положения, эту черную, вонючую, грязную яму." (А.И. Куприн "Яма")

Главными экспонатами выставки являются открытки и фотографии конца XIX — начала XX веков, изображающие "веселящийся Киев": рестораны, кафе-шантаны, клубы и, конечно же, дела амурные. Откровенные картинки организаторы решили не использовать, чтобы не смущать родителей, приведших с собой детей. Недостающую информацию можно почерпнуть из сопроводительных текстов — главным образом выдержек из литературных произведений.

С чего все началось? Сотрудники музея провели свое мини-расследование, не претендуя на истину в последней инстанции, но которое тем не менее опирается на достоверные источники. И вот что получилось. Документальных свидетельств о проституции в древнем и средневековом Киеве нет. Зато существуют доказательства, что с XV века и до начала XIX века нравственность киевлян была достаточно высока. Понятно, что в гречку и тогда прыгали, но за прелюбодеяние могли и казнить.

ТАКСА ЗА ЛЮБОВЬ

Предполагается, что всплеск моральной свободы наступил в связи с переездом в наш город Контрактов (1798), после чего Киев обзавелся привычками портового города. Сюда съезжались крупные землевладельцы, промышленники, здесь разворачивались ярмарки, шла оптовая торговля угодьями и урожаями, от которых Киев получал солидный процент. И чтобы удержать всю эту массу пришлых богачей, город был готов на все. Появляются гостиницы, кабаки, заезжие дворы, крепчал и "этот" промысел.

В Российской Империи к 1843 году проституция была объявлена "терпимой", то есть официально запрещенной, и в то же время "вынужденно дозволенной" в строго регламентированных формах. "Непотребные девки" должны были жить в специальных заведениях, устроенных на немецкий манер, и именоваться "барышнями". Вместо паспортов им выдавали желтые билеты. Находились они под присмотром "мамаш" (хозяек или директрис), гости к ним заходили, как в кафе, якобы выпить и послушать музыку.

"Публичные дома узнавали по красным фонарям у их подъездов, — писал А. Макаров в "Малой энциклопедии киевской старины". — Зазывать прохожих запрещалось, как и появляться на улицах в непристойном виде. Отправляясь в город по делам или просто на прогулку, "барышни" одевались точно также, как и все прочие горожанки, не позволяя себе никаких вольностей в нарядах... Отличить их можно было лишь по манерам и особому арго."

Заработанные деньги "барышни" отдавали "мамашам" в обмен на марки. В конце месяца последние снова обменивались на деньги. По закону, хозяйка могла удерживать с них за содержание комнаты, стол, прислугу, одежду и т.д. лишь одну треть дохода. На деле же проститутки получали крохи и жили в вечных долгах у хозяек. Кстати, обычно девушек продавали в публичные дома за долги, которые они отрабатывали годами. Причем проституцией могла заниматься женщина до 30 лет, после чего она, в лучше случае, сама становилась содержательницей борделей. Начинать трудовую деятельность официально разрешалось с 16 лет. На деле же родители нередко продавали и десятилетних малышек...

Расценки за услуги зависели от класса заведения: от пятидесяти копеек до 3—5 рублей за раз, 10 — за ночь, 25 — сутки (для сравнения: билет на трамвай стоил тогда 5 копеек). В богатых притонах, кроме хозяйки, имелась экономка, кухарка, дворник, швейцарах, горничные, музыканты-таперы. Здесь выступали певцы, цыгане, танцовщицы. Была у них и своя "крыша" в лице какого-нибудь надзирателя, которого постоянно "подмазывали", чтобы он закрывал глаза на некоторые вещи, творящиеся за закрытыми дверями вертепа.

В "Яме" Куприна описаны коллективные оргии в богатых публичных домах на Большой Ямской, которые назывались "райскими ночами". Тогда на несколько суток запирались окна и двери, за которыми шла "кошмарная, скучная, дикая, с выкриками и слезами, с надругательством над женским телом русская оргия". "Брюхатые мужчины и женщины с дряблыми, желтыми, обвисшими, жидкими телами пили и жрали, как свиньи, в кроватях и на полу, среди душной, проспиртованной атмосферы, загаженной человеческим дыханием и испарениями нечистой кожи." Нередко в таком "раю" случались смерти.

СОГРЕШИЛ — ПОКАЯЛСЯ

Еще один очаг разгульной жизни обосновался, что называется, под самым носом у Господа — в окрестностях Киево-Печерской лавры. Местность, расположенная между отрогами Кловского оврага и Московской улицей, называлась Кресты. С начала XIX века это было самое крупное в городе поселение "непотребных девок", обслуживающих гарнизонных солдат, офицеров и студентов. Н. Лесков в "Печерских антиках" ярко описал особенности тамошних проституток с "запорожской заправкой": "К этим дамам, носившим не европейские, а национальные малороссийские уборы, добрые люди хаживали в гости со своею "горілкою, з ковбасами, з салом і рибицею". И "дивчата" из всей этой провизии искусно готовили смачные снеди и проводили со своими посетителями часы удовольствий "по-фамильному". Были из них даже по своему благочестивые: эти открывали свои радушные хаты для пиров только до "благодатной", т.е. до второго утреннего звона в Лавре. А как только раздавался этот звон, казачка крестилась, громко произносила: "Радуйся, благодатная..." и сейчас же гостей выгоняла, а огни гасила..."

Не известно, как долго длилась бы все это грешно-праведное лицемерие, но неожиданно злачные киевские места стали головной болью не только губернской власти, но и царского двора. Клан студентов Киевского Университета столкнулся с юнкерами и военными, прибывшими в Киев накануне и во время Крымской войны. Эти две группы не смогли договориться, кто будет господствовать на гуляниях, в ресторанах и публичных домах на Андреевском спуске. Чуть ли не ежедневно случались побоища. Окончанием же этих беспорядков стало нашумевшее дело полковника Бринкена, ознаменовавшееся публичной дракой в театре. Когда история появилась на страницах газет и журналов, в августе 1857 года Государь Александр Николаевич, посетив Университет, сказал: "Шалости одного лица могут быть прощаемы, но шалости массы — никогда".

"Ассенизатором" Андреевского спуска стал религиозный писатель и просветитель А.Н. Муравьев. Путем "непрестанного настояния перед князем и княгиней" он добился того, что публичные дома переехали сначала на Нижний Вал, а затем на Ямскую улицу, которые как раз и описаны в "Яме" Куприна.

"Как только решился я поселиться в Киеве, под сенью моего ангела, первозванного Апостола, и начал устроять свою усадьбу против его церкви, я невольно обратил внимание на материальный и нравственный упадок, в котором находился сей чудный храм, — писал Муравьев. — Но еще ужаснее была нечистота иного рода, обратившая в посмеяние самое имя Андреевской горы. Честные люди не могли на ней селиться, потому что почти вся она от верха и до низа была усеяна так называемыми домами терпимости, где всякую ночь происходили буйства при неистовых криках и смрадных песнях... Мог ли я оставаться равнодушным при таком беззаконии?"

МАТЕРЯМ ПОСВЯЩАЕТСЯ...

В начале XX века в Киеве было еще немало притонов. Пока однажды некий губернатор не получил разрыв сердца, развлекаясь со своей "дамой". Его наследник приказал "уничтожить заразу", и тогда вся проституция сосредоточилась на парной стороне Крещатика, от угла Прорезной до Думской площади. Порядочная женщина могла ходить там только с мужем, если же барышня гуляла одна, это означало, что она — проститутка.

В 20—30 годы прошлого века как таковых публичных домов уже не было, но девушки орудовали на панелях. Владислава Осьмак поделилась воспоминаниями своего старого учителя, который рассказывал, что в то время по правым сторонам Крещатика и бульвара Шевченко проститутки стояли просто таки в огромных количествах. Опознавательный знак — ярко накрашенные губы для пущей очевидности — красная лента на лодыжке левой ноги.

Во время немецкой оккупации Киева у проституции открылось второе дыхание. Анатолий Кузнецов в романе "Бабий Яр" писал: "Вот настоящее бл...ство у них во Дворце пионеров — "Дойчес хауз", публичный дом первого класса. На Саксаганского, 72, тоже мощный бардак. А по тротуарам Подола прогуливались немецкие солдаты, обнимая местных проституток."

Тема проституции — бесконечна, говорить можно долго и... безрезультатно. Хотя суть проблемы проста: излишняя свобода нравов обесценивает человеческую сущность. Понятие "свободная любовь" звучит заманчиво, но изнанка у нее отвратительная. Доказательства? Приходите на выставку — она продлится до 27 марта. А еще прочитайте "Яму", которую, несмотря на всю ее "неприличность и безнравственность", автор посвятил матерям и юношеству.


ИЗ ПРАВИЛ БОРДЕЛЯ
"1. Бордели открывать не иначе как с разрешения Полиции. 3. Содержательница борделя, если имеет детей, не должна держать их при себе. 15. Кровати должны быть отделены или легкими перегородками, или при невозможности, ширмами. 18. Женщины должны содержать себя опрятно, как можно чаще обмывать холодною водою известные части, и в особенности чтобы девки употребляемые не переходили тот час же к другим посетителям не обмывшись. 22. Воспрещается по воскресным и праздничным дням принимать посетителей до окончания обедни". ("Правила содержательницам борделей", утверждены Г.Министром внутренних дел 29 мая 1844 г.)