1998  1999  2000  2001  2002  2003  2004  2005  2006 

Выпуск газеты Сегодня №52 (1994) за 09.03.2005

"Я ВООБЩЕ БАЛОВЕНЬ СУДЬБЫ ОТЧАСТИ"

Наверное, Дмитрий Харатьян многим зрителям представляется легкомысленным "вечным мальчиком". Его долгая внешняя молодость вызывает зависть у рано облысевших, которые успокаивают себя тем, что хорошо сохраняются люди с неглубоким внутренним содержанием. То, что это не так — докажет наш корреспондент.

"Я — ФАТАЛИСТ"

— Насколько я знаю, была роль Пушкина, которая у вас не состоялась. Почему так получилось?

— Было приглашение на роль Александра Пушкина, в двухсерийном фильме "Пушкин", который планировал снять Марлен Хуциев, это было в далеком 1981 году, когда я был студентом четвертого курса щепкинского училища. Честно говоря, я не поверил, когда мне позвонили и пригласили для встречи с режиссером , я подумал, что это розыгрыш. И когда я пришел, то сказал ассистентке: "Ну ты что, пошутила надо мной, посмеяться решила?" Она говорит: "Нет, ну что я буду говорить, вот Марлен Мартынович, поговори с ним". Я поговорил и, к своему удивлению, понял, что он очень серьезно относится к моей физиономической схожести с Пушкиным, находит некое портретное сходство. Я, например, не знал, что Пушкин был голубоглазым. Кстати, я уверен, что многие и сейчас думают, что он был темноволосым. У него были русые волосы, кудрявые, но русые. И светлые глаза. Понимаете, как странно. Предок был Ганнибал, но там уже столько смешений кровей произошло. Характер был у него необузданный, яркий, африканский. Но тем не менее, это факт, то, что я сейчас рассказываю. И в результате было несколько портретов таких, они даже сохранились дома, очень удачные и очень похожие по портретному сходству с Пушкиным. Но не случилась эта картина, Госкино меня не утвердило, — мол, неопытный и молодой еще,хотя на совете студии я был утвержден и даже получил поздравления. Хуциев очень огорчился и не стал снимать другого артиста.

— Вы неравнодушны к творчеству Высоцкого, когда произошло ваше знакомство с его песнями?

— Еще в детстве, когда я посмотрел фильм "Вертикаль", послушал пластинки его первые с песнями из этой картины. Уже в период студенчества более тесное, плотное знакомство по "Натянутому канату", его французскому диску, который переписан у меня на кассете, у меня был даже сам диск. Да и все его поколение такое мощное по звучанию таланта. И Тарковский, и Шукшин, как бы такие люди, знаковые для истории культуры нашей страны. Конечно, он опережал в чем-то свое время, до сих пор его песни современны, звучат актуально.Потом, они актерски были очень здорово сделаны: с сюжетами, с драматургией... Хотя его и не признавали в поэтическом мире наши столпы поэзии, не принимали его ни в какие союзы, не давали ему никаких званий. Ему, конечно, не доставало этого признания в поэтической среде, но признание народа все-таки ни с чем не сравнимо. Ну, это я так считаю. Так много за 42 года он успел сделать… Конечно, хотелось бы, чтобы век великих был более долог — Пушкина, Лермонтова…

— Это рок?

— Трудно сказать. Я фаталист, поэтому мне кажется, что есть неизбежность в происходящем с тобой.

"СЕЙЧАС Я УЖЕ НЕ ИГРАЮ РОМАНТИЧЕСКИХ ГЕРОЕВ"

— Вы довольны тем, что приходится играть в кино сейчас?

— Сейчас доволен. Мне интересно сейчас.

— Последние лет десять?

— Ну, лет десять — так нельзя. Очень много изменилось за эти десять лет.

— Я имею в виду, когда произошел некий спад в кинематографии, а теперь,— слава Богу.

— За последние десять лет! Ничего себе! 1992 год — у меня пик, у меня "Гардемарины", Гайдай, "Черный квадрат". Это такие знаковые фильмы, на которых до сих пор держится моя известность. В кино до недавнего времени я играл юношей, людей, не соответствующих моему жизненному опыту. А сейчас, наконец, у меня стали появляться иные роли, буквально с фильма "Атлантида", в котором я сыграл и был продюсером.

— Кризис среднего возраста вас не беспокоит, как вы его преодолеваете?

— Кризис среднего возраста — это такой период в жизни человека, когда идет подведение итогов, когда многое уже сделано, когда есть семья, дети, понимание своего существования на этом свете, профессиональные навыки. И вот когда все это уже есть, нужны новые стимулы, чтобы для тебя открылись новые горизонты и цели, к которым хотелось бы стремиться.

— Почему вы отдаете предпочтение не репертуарному, а антрепризному театру?

— Театр — сложный механизм. Тебе могут дать роль, могут не дать роль, ты можешь просидеть десять лет и ничего не делать. Это участь, которой я хотел бы избежать, и я ее избегал до сих пор. В антрепризе люди собираются по интересу, по вдохновению к материалу, по близости друг к другу, по вдохновению, а не по указке, не по приказу, не по иногда очень субъективному назначению ролей и так далее. Антреприза в этом отношении свободна.

"В МОЕЙ СЕМЬЕ — ДЕМОКРАТИЯ"

— Вы одинокий человек?

— Ну, в меру одинокий. Иногда для человека творческого такая форма встречи с самим собой необходима. В умеренной дозе даже полезна, и это вполне естественное состояние для любого человека. Но я не могу себя назвать трагически одиноким человеком. У меня есть близкие, друзья. Может быть, отчасти, иногда, я бываю слишком одинок, при этом могу быть абсолютно публичным. Я не отшельник.

— Семья помогает в творчестве?

— Семья вообще помогает, потому что в определенном возрасте начинаешь по-другому оценивать роль семьи в своей жизни. Вот у меня, например, ребенок появился, когда мне уже было тридцать восемь лет — уже серьезный возраст, и уже совсем по-другому оценивается присутствие твоего ребенка.

— Вы поете бардовские песни, — чьи выбираете и почему?

— Ну, то, что отзывается, откликается как-то само. Окуджава, Митяев, Розенбаум. Есть песни совершенно неожиданные. Например, я для кино спел несколько песен Владимира Дашкевича, для двух разных фильмов.

— А собственные поэтические попытки были?

— В шестнадцать лет что-то такое невнятное было... Нет, я не одарен в этом смысле совершенно, к сожалению, но это надо признать и констатировать как факт. Я и не поэт, и музыку не сочиняю. Я исполнитель. На самом деле я начинал со школьного ансамбля в пионерском лагере, — был его руководителем, играл на гитаре ("Битлз" были нашими кумирами и остались, конечно). И я, кстати, благодаря этому в кино попал. Пришел с гитарой наперевес на киностудию "Мосфильм": Владимир Меньшов искал ребят в фильм "Розыгрыш", которые умеют играть на гитаре и петь. Меня девочка привела, которая знала, что я это все умею делать. Да, вот роль женщины в судьбе художника, как известно, велика.

— А в жизни роль женщины, какова?

— Главенствующая, конечно. Потому что все во имя, ради, для и из-за женщины происходит, безусловно, в жизни мужчины, мне кажется, полноценного.

— То есть в семье патриархата нет?

— Нет, у меня демократия.

В "КОРОЛЕВЕ МАРГО", Я ПОШЕЛ НА КОМПРОМИСС"

— Выбор роли зависит только от собственного решения или приходится идти на компромиссы?

— Человек, живущий в обществе, обречен на компромиссы. В зависимости от ситуации, от положения, от настроения, от материального положения... Но мне, может быть, больше повезло, потому что у меня почти не было в жизни компромиссов вот такого свойства. Я чаще всего делал так, как мне нравилось. Иногда случалось обратное: я выбирал, но меня не выбирали. Меня не утверждали, меня не отмечали, для исполнения какой-то роли. Такое бывало. Но чтобы я соглашался только потому, что мне делать нечего? Нет. Я вообще баловень судьбы отчасти, потому что в моей биографии на сегодняшний день есть несколько лент, которые вошли в историю нашего кино. Были неудачные картины, неудачно сыгранные мной роли, неудачные по взаимоотношению со зрителем, незамеченные, невостребованные — такое тоже было, потому что фильмов у меня очень много.

— А можно вспомнить такой момент, когда приходилось идти на компромисс?

— Отчасти компромисс был в сериале "Королева Марго". Жигунов, продюсер, очень долго меня уговаривал согласиться на эту роль. Я, честно говоря, не мог для себя решить, насколько это мне необходимо. Мне казалось, что эта тема мною уже отработана. Такой романтический влюбленный герой (Ля Моль — авт.), который ради любви идет на все и в конце концов лишается головы, хотя классический материал, интересный, как "Три мушкетера". Но у меня не было много работы в тот период и была великая депрессия. Я ничего не хотел, мне все разонравилось — просто почивал на диване. Честно говоря, этот компромисс решился в пользу "сыграть" только потому, что надо было двигаться дальше, потому что жизнь — это движение поступательное вперед и вверх. И я, пересиливая себя, понимая, что этот материал не очень уже мне был интересен по-человечески и профессионально, все-таки пошел на это.

— А депрессия отчего началась?

— А кто знает отчего. Думаю, что просто переработал, потому что к 1993 году у меня уже было по три картины в год, все свободное время я посвящал концертной деятельности, по выходным ездил по городам и весям. По три-четыре двухчасовых выступления в день. Это был период дикой усталости. Набралась критическая масса. Это естественная защитная форма организма: отрешиться от всего.

— Что помогло выйти из этого состояния?

— Театр и спорт. Началось с "Королевы Марго", шатко-валко я преодолел себя, начав сниматься, в 1995 я закончил и пришел театр. И, наконец понял, что мне это интересно. Любопытно мне стало, потому что и до этого было много предложений, но я ни разу не шел на прямой контакт и оправдывался тем, что у меня кино, что я слишком занят. Были предложения и в МХАТ, и в Малый театр, и в Театр имени Маяковского, и серьезные академические театры мне предлагали сотрудничество. А тут вдруг понял, что мне это интересно и я хочу этим сейчас заниматься. В 1996 году вышел спектакль "Люди и мыши" по Стэндбику, это первая моя работа и вторая — "Нина" по Андре Руссену.

— Хорошо ли вознаграждается труд артиста материально и духовно?

— В театре вообще не сильно вознаграждается; в кино, может быть, больше стали зарабатывать артисты. Я принадлежу к такой средней категории, вроде бы как достаточно известный. В кино у меня ставки приличные, но я бы не сказал, что голова кружится. В театре не много, но опять же антреприза больше зарабатывает, чем стационарный театр. Жить на эти деньги можно, но это не богатство, это не высокий уровень обеспеченности. Артисты сегодня, более или менее востребованные, которые не сидят без работы по полгода, — это средний уровень, если делать срез и анализировать наше общество от верха до низа, от бомжей до банкиров.

— А что может произойти, чтобы этот уровень вдруг резко поднялся?

— Все что угодно. Предложение, допустим, сняться в голливудском фильме, такое бывает. Удачная сделка в бизнесе. Так как я уже начал заниматься продюсерской деятельностью, здесь уже о других цифрах речь идет. Это риск, конечно, но в случае удачи можно заработать достаточно немало денег.

"Я ИЗ ТЕХ ЛЮДЕЙ, КОТОРЫМ НЕЛЬЗЯ ПИТЬ"

— Вы по характеру авантюрный человек, на риск способны?

— Не очень авантюрный, но на риск способен.

— Часто приходилось рисковать?

— По глупости если только.

— А сиюминутный риск бывал в жизни? Прыгнуть с моста ради девушки, например?

— Было вообще что-то, но это по молодости. Не помню.

— На что хватает времени помимо работы?

— На спорт хватает, на жизнь, на быт, на общение с семьей. В принципе, на все может хватить времени, если его правильно распределять.

— Говорят, в молодости у вас были большие посиделки, что вы начинали с благородных напитков, а заканчивали чуть ли не одеколоном...

— Это все бред, конечно, это все так, для красного словца сказано было. Ну, мало ли чего не бывало. Сейчас я могу одно сказать: все, что касается этой жизни, вот этих склонностей или вот этих дурных привычек, — не надо об этом говорить постоянно. Господи, ну все мы грешны, у каждого есть свои пороки. Разное было в жизни. На меня алкоголь действует разрушительно. Я не умею пить. Я из тех людей, которым нельзя пить. Если я пью, то у меня все, у меня все рушится — организм, дела, жизнь. Для того чтобы это осознать, нужно было это испытать, понимаете? Вот с жизнью, с огромным опытом, я готов констатировать, что для меня это болезнь. Алкоголизм — это болезнь. Это нужно отчетливо понимать и стараться делать все возможное, чтобы в твоем организме присутствия спирта не было. Иначе это верный путь или к подзаборной жизни или вообще к смерти.

— Если бы пришлось бы отправиться на необитаемый остров, что или кого бы вы с собой взяли?

— Взял бы воды побольше. И, например, собрание сочинений Достоевского и Чехова, Пушкина, мне бы хватило на полгода. Мне не хватает этих полгода, чтобы перечитать или прочитать то, что я еще не читал в жизни. Ведь очень много чего есть из того, что просто необходимо прочитать, потому что это счастье, это удовольствие, уж я не говорю об уровне интеллекта и культуры, потому что в этом возрасте все по-другому оценивается. Так же, как отношение к детям, так же, как отношение к классике, как отношение к вечному, к тому, что создавалось веками. Вот эти вот классические ценности сейчас совершенно по-другому воспринимаются, более осмысленно, более мудро.