НЕСМОТРЯ НА СЕРЬЕЗНОЕ ВЫРАЖЕНИЕ ЛИЦА , ВЕРТИНСКИЙ ЧАСТО И ТАЛАНТЛИВО ШУТИЛ

В понедельник, 21 марта — 116-й день рожденья великого русского шансонье Александра Вертинского. Пианист Михаил Брохес аккомпанировал Вертинскому достаточно долгое время. И естественно, кому как не ему знать об Александре Николаевиче очень много интересного. К сожалению, Михаила Борисовича уже нет с нами, но практически до последних дней он выступал с песнями Вертинского, с рассказами о нем. А предлагаемая беседа с Михаилом Брохесом состоялась за два месяца до его смерти в его гостеприимном доме в Москве, и пианист поделился не только тем, что рассказывается на концертах.

ТРИ РАЗА ВЕРТИНСКИЙ ПРОСИЛ О ВОЗВРАЩЕНИИ НА РОДИНУ

— Михаил Борисович, расскажите, как вы впервые встретились с Вертинским?

— Мне посчастливилось выступать с ним 14 лет — с самого первого его концерта по возвращении в Советский Союз, на родину, из двадцатипятилетней эмиграции. То есть мы вместе выступали с 1943 по 1957 год. Когда нас познакомили, Вертинский сказал: "О, концертмейстер-мужчина, да еще молодой, — это то, что мне нужно!"

— Александр Николаевич рассказывал вам о своей жизни в эмиграции?

— Гастролируя по многим странам мира, имея огромный успех, он, однако, очень скоро ощутил горечь человека, покинувшего родину. Он везде был чужим, проклятым иностранцем, по своей собственной вине перенесенным с родной земли на чужую. Вертинский тогда пел так: "К мысу ль радости, к скалам печали ли, к островам ли сиреневых птиц... Все равно — где бы мы ни причалили, не поднять нам усталых ресниц".

Находясь с концертами в Румынии, он сочинил песню "В степи молдаванской", которая не понравилась тогдашней администрации. За исполнение этой песни Вертинский был выслан из страны задолго до окончания срока визы.

Хорошо зная несколько иностранных языков, он везде пел только на родном языке. Первое, что он захотел послушать в Москве по возвращении из эмиграции — Хор имени Пятницкого, кроме того он очень любил русские песни в исполнении Сергея Лемешева и украинские — в исполнении Ивана Козловского.

— Почему период эмиграции Вертинского был столь долгим?

— Вертинский прожил в эмиграции четверть века. Но желание вернуться на Родину возникло очень скоро. Уже в двадцатых годах — а уехал он в 1918-м — Александр Николаевич, будучи на гастролях в Польше, обратился к советскому послу Войкову с просьбой посодействовать его возвращению домой. Посол обещал поддержать его просьбу, но через небольшое время пришел отказ. Через несколько лет, будучи на гастролях в Германии, с аналогичной просьбой Вертинский обратился к Луначарскому, который в это время находился в Берлине. Тот также пообещал поддержать его просьбу, но результат был аналогичный предыдущему — отказ...

Прошли годы. Вертинский постоянно живет в Париже, гастролирует по всему миру, везде его записывают на пластинки, включая США, где гастроли Вертинского продолжались полтора года. Затем турне в Японию, Китай. В Шанхае он выступил в "Русском клубе", где разговорился с советским послом, который спросил его, почему он здесь и почему не едет домой. На что Вертинский ответил, что уже два раза кланялся и получал отказ. Тогда посол спросил: "Скажите, Вертинский, у вас была когда-нибудь мать?" — "Да, конечно!" — "А сколько раз вы могли бы поклониться своей родной матери?" — "Да сколько угодно!" — ответил Вертинский. "Тогда кланяйтесь еще раз и заполняйте все необходимые документы".

Через короткое время из Москвы пришли все визы и советские паспорта для Вертинского, его супруги Лидии, тещи и маленькой Марианны, которой тогда едва исполнилось три месяца.

Уже в Москве родилась вторая дочь — Анастасия, а немного позже появилась песня "Доченьки", которая снискала себе огромную любовь слушателей.

— Я знаю, что история создания этой песни достаточно занимательная.

— Вертинский никогда не обучался музыке, не знал ноты, но он был великим мелодистом. Когда мы приехали в Москву, то жили в "Метрополе". Александр Николаевич прожил там четыре года, там родилась Настя, после чего у Вертинских прибавился еще один номер, потому что стало тесно. В "Метрополе" в ту пору был коммутатор, соединяли телефонистки, а поскольку было много разных звонков и по поводу билетов на концерты, и случайных, я попросил телефонисток не соединять меня в позднее время. Как-то поздней ночью раздается звонок. Я говорю телефонистке: "А кто звонит? Ведь я просил не соединять!" Она в ответ: "Звонит Александр Николаевич. Просит, чтобы вы пришли к нему сейчас". Я сразу же понял, в чем дело, накинул халат, взял нотную бумагу и пошел к нему. Пришел, и он мне говорит: "Понимаете, Миша, я сочинил припев к песне. Пока что только лишь припев: "Доченьки, доченьки, доченьки мои, где ж вы мои ноченьки, где вы, соловьи?.." Я спрашиваю: "А дальше?" — "А дальше ничего нет!.. А завтра-послезавтра, может быть, появится какой-то куплет. А пока что запишите только этот кусочек, потому что завтра я уже все забуду!.."

Вот так он порой писал. Вертинский был создателем своего собственного неповторимого жанра песни. У него был негромкий голос, но достаточный для того, как он сам говорил, чтобы "правильно рассказать песню". Он напевал свои песни, порою переходя на свойственный только ему речитатив. Свое пение он сопровождал великолепной мимикой и выразительными жестами рук, которые когда-то артист Василий Качалов назвал "поющими".

КАК НАЧАЛЬНИК МИЛИЦИИ НА КОНЦЕРТ ПОПАЛ

— Михаил Борисович, скажите, как часто Александр Николаевич выступал с концертами?

— За время своей жизни в Советском Союзе Вертинский дал около четырех тысяч концертов, побывав почти во всех республиках. А в Ленинграде мы были каждое лето, всегда ко времени белых ночей. Нам всегда оставлялись номера в гостинице "Астория" с окнами на Исаакиевский собор. Вертинский очень любил этот собор. Ежегодно Вертинский выступал в школе, где обучались его дочки, и весь сбор от этих концертов шел в пользу учеников, родители которых погибли на фронте.

Кроме концертной деятельности, Вертинский еще снимался в кино. И особенно запомнились две роли: Кардинал в фильме "Заговор обреченных" и Князь в "Анне на шее" по Чехову. Кстати, когда вышла картина "Заговор обреченных", тут же появилась эпиграмма на Вертинского:

Вы в светлом облике кино
явились в образе негаданном.
Вы Кардинал. Немудрено,
что Ваши пальцы пахнут ладаном.

— На сохранившихся фотографиях у Вертинского, как правило, строгое лицо. Он в жизни был человек такой же строгий или все-таки "с юмором"?

— Мне достаточно часто вспоминаются курьезные эпизоды. Вот случай в Минске. Вертинский любил перед обедом гулять, так случилось и в этот день. Я же пошел заниматься в филармонию, условившись, что, как всегда, в два часа будем вместе обедать. К двум часам его еще не было. Это при его точности и аккуратности! Явился он только к трем, и выяснилось следующее. Когда Вертинский возвращался домой, к нему подошел сержант милиции и попросил предъявить паспорт. Александр Николаевич ответил, что паспорт его находится в гостинице. Тогда сержант предложил ему пройти в милицию. Вертинский сказал, что устал от прогулки и может довезти сержанта до милиции на такси. На что сержант ответил: "Не вы меня довезете, а я вас довезу". В общем, сев в такси, они приехали в милицию. Выйдя из машины, Вертинский рассчитался с водителем, и они зашли в кабинет к начальнику. "Где же ваш паспорт?" — спросил начальник. "В гостинице" — "Как ваша фамилия?" А Вертинский сидел у раскрытого окна (это был конец мая 1951 года) и, случайно взглянув на противоположную сторону улицы, увидел огромный забор, заклеенный афишами "Вертинский, Вертинский, Вертинский...". Указал начальнику: "Вот моя фамилия!" Начальник, оказавшийся большим поклонником Вертинского, но, конечно же, никогда его не видевшим, встал, пожал ему руку, извинился за недоразумение и сам отвез артиста в гостиницу.

Нечего и говорить о том, что вечером начальник милиции был желанным гостем Вертинского на концерте...

— Повезло начальнику!

— Надо сказать, что для начальника милиции это был очень хороший подарок, потому что обычно примерно за неделю, за десять дней до нашего приезда в любой указанный гастрольный город уже звонили ко мне и к самому Вертинскому с просьбой продлить гастроли еще хотя бы на четыре-пять концертов, потому что билетов уже не было. Кстати, в Москве на свои концерты Вертинский имел бронь в пятьдесят билетов, а я — в тридцать.

— А как маленькие в то время дочери Вертинского воспринимали его пение?

— Однажды младшая дочь Вертинского Настенька, ей было тогда около шести лет, уговорила отца взять ее на концерт. Дома она все слышала: "Папа на концерте... Папа на концерте...", и вот ей тоже захотелось послушать Вертинского. Отец согласился: удобный случай — дневной концерт в Театре Станиславского и Немировича-Данченко. С нетерпением ожидался день концерта, который, наконец, наступил, и вот Настя, разодетая во все лучшее и пообещавшая вести себя безукоризненно, явилась с матерью в концерт. Зал переполнен, погасли огни. Надо заметить, что концерты шли без ведущего, и на сцену сразу вышел Вертинский. И вдруг Настя закричала на весь театр: "Папа!!!" Зал встрепенулся, и все взоры обратились на Настю. Вертинский обернулся ко мне и зло сказал: "Я так и знал!.." Но дальше все шло благополучно, Настя тихо просидела до конца концерта.

ИЗ-ЗА КАРТАВОСТИ ЕГО НЕ ПРИНЯЛИ ВО МХАТ

— Михаил Борисович, вы не задумывались над тем, что это уникальнейший случай: Вертинскому, у которого были проблемы с буквой "р", это абсолютно не стало преградой в карьере певца.

— Александр Николаевич от рождения страдал дефектом речи — он картавил. Вернее даже, не картавил, а грассировал. За эту злополучную букву "р" его в свое время не приняли в МХАТ.

Но до этого был еще случай в Киеве. Вертинский по рождению киевлянин. И вот в раннем детстве он лишился родителей и воспитывался у очень злой своей тетушки. Его очень привлекал театр, и он твердо решил стать артистом. А тетушка на театр не давала ни копейки. Однажды, узнав, что театру нужны молодые статисты высокого роста, Вертинский отправился туда. В те годы в Киеве был замечательный Русский драматический театр с прославленными артистами — Театр Соловцова. И вот Вертинский пришел в театр. Там выяснилось, что для того, чтобы быть принятым в группу статистов, нужно было главному администратору театра заплатить три рубля и весь дальнейший гонорар тоже отдавать ему! Это Вертинского не смутило, но где достать три рубля? И тогда он стащил у тетушки нужную сумму. Там ему дали роль второго стража у порога дворца императора. Роль первого стража исполнял другой юноша такого же высокого роста. Каждый из них при приближении императора должен был сказать одно слово: "Император!" И вот генеральная репетиция, на которую явился сам исполнитель роли императора. Двери раскрываются. Первый страж возвещает: "Император!" Второй страж: "Импеатоы!" — "Что такое?! Кто допустил?!! Убрать немедленно!!!" — взревел император.

Так печально окончились юношеские мечты Вертинского о театре. А к этому времени тетушка хватилась пропавших трех рублей, и Сашу Вертинского изрядно отлупили. Вертинский вспоминал: "Тут я окончательно убедился в том, что искусство требует жертв!"

— Вы ведь поете песни Вертинского, тоже грассируя.

— Да, я пою песни Вертинского, грассируя так же, как и он. Поэтому думают, что у меня с этой буквой тоже нелады. Просто такое исполнение я слышал очень много лет, и это так во мне осело, что я уже по-другому просто не могу.

— А Александр Николаевич слышал ваше исполнение?

— Вертинский знал, что я пою его песни, и относился к этому весьма благожелательно. Он иногда мне говорил: "Миша, спойте что-нибудь из меня!.."

— Вы рассказали о случае, произошедшем с Вертинским в Минске. Но наверняка это не единственная курьезная история.

— Расскажу еще. Западная Украина, город Мукачево. Мы приехали на концерт в городской театр за час до начала и вышли на сцену, чтобы немного распеться. Но при первом же соприкосновении с клавиатурой выяснилось, что инструмент ужасный, напоминающий и видом и звучанием старинный разбитый клавесин. Вертинского это очень возмутило, и он попросил немедленно вызвать директора театра. Явился директор. Вертинский со свойственной ему запальчивостью — особенно в таких случаях! — набросился на него, и когда он сказал все, а сказал он немало, директор заявил следующее: "Дорогой Александр Николаевич! Я хочу вам сказать, что этот инструмент исторический. И что на этом инструменте сам Шопен... отказался играть!.." Шутка понравилась, об инструменте больше ничего не говорилось, а концерт прошел благополучно.


ЖИВОЙ АНЕКДОТ
— Миша, на афише Вертинского надпись "Михаил Брохес" — это как-то сухо и скучно. Отныне, я так думаю, мы будем писать "Аккомпаниатор ЛИАХИМ СЕХОРБ"!
— А почему Лиахим Сехорб, и вообще, что это значит? — недоумевая, спросил пианист.
— Лиахим Сехорб — это Михаил Брохес наоборот! — прозвучал ответ Вертинского.
Как-то был концерт во МХАТе, и вот уже к концу концерта кто-то попросил: "Александр Николаевич, спойте, пожалуйста, "Прощальный ужин"!" Вертинский ответил: "Я на ночь не ужинаю!"