ПЯТЬ ПОБЕГОВ ИЗ КОНЦЛАГЕРЕЙ

Концлагерь Брауншвейг, Берлинштетен, Познанское гестапо, сущий ад Котовици и чудовищные медицинские эксперименты доктора Менгеля в Освенциме. Все прошла чудом оставшаяся в живых хрупкая украинская девчушка, совершившая пять дерзких побегов. Крымчанка Алена Тричова, в 14 лет познавшая все ужасы Второй мировой войны, ныне проживает на Житомирщине. Долгие сорок лет она вскакивала с постели по ночам с жуткими воплями. Ей не могли помочь ни врачи, ни родные.

Недавно Алена Александровна побывала в Польше. Сюда прибыли главы государств из 32 стран мира на 60-летие со дня освобождения узников концлагеря. Среди них был и наш президент. Десять бывших украинских узников почти неделю проживали в чудесном отеле. Они встречались с бывшими узниками из других стран мира, с которыми вместе ездили на экскурсии, осматривали достопримечательности Польши, вспоминали молодость, которая прошла в Освенциме.

РАССТРЕЛ ЗАМЕНИЛИ ОСВЕНЦИМОМ

Вот уже двадцать лет Алена Тричова сравнительно спокойно спит ночью, но даже через много лет она не смогла вместе с уцелевшими узниками Освенцима пройти дорогой смерти, дорогой, которая 60 лет тому назад вела в крематорий.

— В 1942 году, прячась в севастопольских катакомбах от фашистов, я все же не убереглась и попалась, — вспоминает Алена Александровна. — Меня с другими несчастными погрузили в вагоны. О конечной цели поездки людям ничего не сообщали. Условия странствия были бесчеловечны. Люди в вагонах теснились возле узких окошек в надежде глотнуть хоть немного воздуха. Нам не давали пить. Тогда я впервые поняла, что муки жажды страшнее голода. Бак, стоявший в вагоне и служащий для нечистот, был переполнен, и при каждом толчке поезда содержимое выплескивалось нам на плечи и головы. Люди вынуждены были отправлять свои потребности на глазах у всех. Условия переезда стоили жизни: многие погибали в пути, главным образом, старики и дети. Не было возможности вынести трупы из вагонов, их складывали в углу. В пути иногда предпринимались попытки побега, некоторые бывали успешны, другие заканчивались ранением или смертью человека, пытавшегося спрыгнуть с поезда.

Через несколько дней поезд прибыл в германский город Брауншвейг. Алену наравне со всеми поставили трудиться за фрезерный станок и дали норму взрослого. В один день, когда узников перегоняли из большого завода в филиал, она с подругой умудрилась от толпы отстать. Огромной ошибкой первого побега, да и всех последующих, было то, что девушка держала направление на родной Крым, не зная, что нельзя пройти передовую, минуя немцев. Очень скоро их задержали. В совершенстве владея немецким языком, Алена объяснила патрульному, что они направляются к родственникам в Берлин. У Зины действительно обнаружили берлинский адрес, который в карман им сунули узники, зная, что девушки собираются бежать. Их отпустили.

— По тому адресу, проживали простые немцы, которые помогли устроиться на биржу труда, — продолжает Алена Александровна. — Так я попала на службу домработницей к одной фрау. На мне было восемь огромных комнат и двое непослушных детей, которые настолько "любили" украинцев, что имели удовольствие каждый день разбивать мне до крови нос, хохоча и обзывая при этом "русиш швайне". Когда с фронта вернулся хозяин семейства, то вывез нас всех в глубь страны в родовое имение. Там я работала вместе с другими батраками, с которыми вновь решилась на побег.

Правда, искать дорогу домой пришлось недолго — в Познани их задержали и отправили в гестапо. Никто не рассчитывал на жизнь, но пленных почему-то не расстреляли, а направили в концлагерь в Катовице. Там они шили на фронт одежду.

— На моих глазах умирали десятки узниц. Я не хотела ждать смерти и решилась бежать, — рассказывает Алена Тричова. — Уж и не знаю, каким чудом, но план сработал — мы улизнули. После нескольких дней скитаний, вконец изможденные голодом, решились зайти в поселок. Нам повезло, в одной из усадеб встретили украинскую девушку, которая обогрела, накормила. Направляясь дальше, мы в опасный момент не свернули с дороги. Нас тут же "засекли" караульные. Прозвучала команда показать руки, я, как будто недоумевая, протянула сначала обе руки, а затем правую (номер у всех находился на левой). Немец злился, засучивая мне рукава, к счастью, номер находился довольно высоко, и, не найдя его, нас уже было отпустили. Но пройти проверку не удалось моей подруге… Потом был суд, где и приговорили нас к расстрелу. Как сейчас помню, лишь только зачитали вердикт, вошел очень красивый молодой немец и отменил расстрел, заменив его Освенцимом. Я еще подумала, какой хороший человек, пощадил нас.

КТО РАБОТАЕТ — ТОТ ЖИВ

В Освенцим прибыли ночью. Еще за несколько километров до концлагеря был слышен едкий запах, очень похожий на жареное мясо. На первых порах новоприбывшие еще не осознавали смысла происшедшего, и лишь постепенно до них доходили размеры постигшей их катастрофы. Около одной из женских групп остановился огромный грузовик, всем женщинам раздали предметы для умывания и посадили в грузовики. Машины тронулись и поехали, постепенно удаляясь в сторону комплекса зданий, над которыми высились трубы. Громкоговоритель "отдавал" распоряжения и приказы: всем женщинам надлежит как следует вымыться, глубоко вдыхая испарения дезинфицирующих средств. После того, как отъехал грузовик с очередной группой, вверх взвились клубы густого черного дыма. В этот миг Алена окончательно перестала сомневаться в том, что слухи о существовании газовых камер и о крематориях, где сжигают людей, были правдой. Ей удалось смешаться с группой детей 12—15 лет. Они плакали. Люди долго стояли, неотрывно глядя в ту сторону, где огромные грузовики подъезжали к очередной группе...

Все без исключения заключенные принуждались к тяжелому труду. Работали много часов в день, без перерыва. Надсмотрщики строго следили за тем, чтобы пленные ни на миг не прекращали работу. Закон был таков: кто работает — тот жив, а кто не работает — того сжигают. Возле каждого блока лежали целые горы трупов. Жутко было ходить возле этих куч, которые в буквальном смысле шевелились. Если кого-нибудь покидали силы и он не мог самостоятельно передвигаться, его бросали на ту кучу доходить.

— Спали мы на нарах из голых досок по 10—15 человек, — вспоминает Алена Александровна. — Невозможно было лежать на спине или животе, только на боку. В переполненных блоках летом стояла невыносимая жара, а зимой было нестерпимо холодно: бараки не проветривались и не отапливались. Голод буквально разъедал внутренности. С мисками в руках мы выстраивались в очередь перед блоком. Каждый получал около пол-литра порции непонятной на вкус и цвет жижи. Но и ее могло не достаться.

При лагере существовал оркестр из числа заключенных, среди которых были музыканты, композиторы и дирижеры (для персонала также имелись зоопарк, кинотеатр, буфеты, казино, бассейн, публичный дом). Оркестр играл на утренних и вечерних перекличках, при выходе рабочих команд на работу и при возвращении их в лагерь, во время публичных казней. За это музыканты были освобождены от каторжного труда, хотя со временем их ждала та же участь, в конце концов, их уничтожали.

— Человеческая жизнь там ничего не стоила, с каждым можно делать все, что вздумается, — утирает слезы наша героиня. — Страшно вспоминать об опытах, которые проводили над заключенными. Для экспериментов возводились блоки в некотором отдалении от других. Доступ туда был запрещен, что не мешало просачиваться слухам об ужасах, творимых в этих блоках. Опыты над обмороженными людьми и изучение порога выживаемости переохлажденных людей, эксперименты по выживаемости при больших перегрузках проводились под руководством доктора Сигизмунда Рашера. Заключенных заставляли находиться в ледяной воде в течение долгих часов или же запирали в комнату с пониженным давлением, имитируя условия разреженного воздуха, для того чтобы установить, при какой температуре у человека закипает кровь. Некоторым узницам для внесения бактерий на верхней части бедра делали надрез до самой кости, очень часто в рану вкладывали также щепки и осколки стекла. Нагноения начинались сразу, "контрольные" больные умирали в страшных муках. Иногда брали здоровых женщин, калечили их, а потом накладывали гипс. Когда хотели взглянуть, как идет эксперимент, вырезали куски живого тела и обнажали кость. Иногда ампутировали человеку здоровую ногу или руку и "приставляли" их к другим подопытным. Но самым известным нацистским врачом по прозвищу Ангел Смерти был Йозеф Менгеле. Его лаборатория располагалась рядом с крематорием и занималась экспериментальными операциями без анестезии, переливанием крови, изучением реакций человека на искусственную перемену пола, удалением органов и конечностей.

Не обошла и меня участь попасть в этот злосчастный блок N10. Меня поместили в маленькую комнатушку, в которую была налита по колена какая-то жидкость. Я не могла даже шевельнутся. Когда дверь открывалась, без сознания выпадала в коридор. После этого на моем теле высыпали то красного, то синего цвета пятна, которые очень сильно чесались. Опыты проводились долгих три месяца. Помню, как меня очень сильно скрючили, втыкали здоровенные иглы, что еще делали, не знаю — теряла сознание.

ПОСЛЕДНЯЯ ПОПЫТКА

Все чаще на лагерь налетали бомбардировщики, и фашисты стали отключать напряжение на колючей проволоке. Во время таких бомбежек Алена подползала и стала перетирать ее камнем. Так продолжалось ровно месяц, когда все для побега было подготовлено, она вместе с подругой совершила последнюю попытку. В лесу, где они питались лишь травой и корой деревьев, перво-наперво решили — никаких людей и никаких дорог. Скитания продолжались до прихода союзников.

— Я часто думала о том, почему же все-таки я не сломалась, выжила, — говорит Алена Тричова. — Может быть потому, что, кроме веры в Бога, готовила себя ко всем ужасам лагерной жизни заранее. У многих просто не выдерживала психика — сдавали нервы.

Освенцим — это зона бесчеловечных преступлений одних, но и место самопожертвования, героизма — других. В лагере длительное время действовало подполье. Узники, как могли, помогали друг другу одеждой, едой, словом… Политзаключенный Освенцима, польский ксендз Максимилиан Кольбе сознательно пошел на казнь ради жизни такого же, как он, политзаключенного. За этот поступок Папа Римский причислил Кольбе к святым мученикам, благодарные поляки возвели в честь святого Максимилиана костел в Освенциме. В аду лагеря выжило немного узников, и судьба их после войны сложилась по-разному. Михаил Марунчак, известный в мире украинский историк, председатель Всемирной лиги политзаключенных, отыскал меня после войны. Он и не думал, что я осталась жива во время побега. Немцы уверяли, что меня расстреляли.