СТЕНГАЗЕТА ПО ПЯТНИЦАМ

"ДЛЯ ПРИЗНАНИЯ ВАС УЗНИКОМ ОСНОВАНИЙ НЕТ..."

Шел сентябрь 1943 года. По заданию партизанского отряда я собирал информацию, где какие части стоят, в каких местах были склады снарядов, мин в селе Хмильно Каневского района Черкасской области.

С ранами на ногах попал в облаву. Причиной облавы было появление партизан в Каневских лесах. Нас загнали в овчарник, по углам поставили пулеметы, а между ними — часовых. На вторые сутки пешком, под конвоем погнали в пересыльный лагерь, в Мироновку. Через несколько дней погрузили в вагоны и отправили в Уманскую тюрьму (в Черкасской области). Пытали круглые сутки, каждые 6 часов допрашивали во дворе тюрьмы. Прикладывали к ногам раскаленные металлические прутья, которые накалялись здесь же в "буржуйке", сделанной из металлической трубы, которая стояла перед столом гебис-комиссара, ведущего допрос.

Загоняли иголки под ногти, били плеткой. Все выспрашивали, кто коммунист, кто комсомолец, председатель колхоза или офицер. Но никто не проронил ни слова, нас предупредили, что нужно молчать. Перед нашими глазами расстреляли 10 человек, среди которых были два советских офицера в форме, во время допроса, прямо во дворе тюрьмы. Через месяц нас отправили в Бердичевскую тюрьму.

Выгрузили, посадили в разные камеры по 10 человек украинцев, русских и по 25 евреев. Камера размером 8 на 4 метра, а загнали по 35 человек. И снова допросы через каждые 6 часов, круглосуточно. Через месяц под конвоем увезли в "Майданек".

В лагерь поступали сотнями партизаны, военнопленные, простые труженики. Лагерь наполнился за двое суток, так что уже свободно пройти было невозможно. Загнали нас сначала на 3-е поле, в смешанные бараки. Мы видели старый крематорий. Что он из себя представляет, нам объяснили узники, которые сидели уже по полгода. Кормили супом из брюквы и 150 граммами хлеба в сутки. Хлеб был из отходов чечевицы, овса, кукурузы и проса. Я к тому времени был уже отекший. Тело и особенно раненные ноги налились водянкой. Нас погнали в баню и на санобработку, после чего я попал на 1-е поле во второй ряд, в подростково-детское отделение концлагеря. Подняться и залезть на нары я уже не мог, спал на полу. И когда продрог от холода, скатился на двух лежащих рядом узников. Согревшись, уснул. Утром оказалось, что спал на трупах двух подростков.

Вспоминаю те здания, где находилась администрация — управление концлагерем, "зондер-команда". И то, как приходили оттуда несколько человек, холеных, в медицинских перчатках, с кульками в руках. Оттуда они доставали мелкую вяленую картошку, очистки от картошки, кости и головы селедки и бросали на дорогу между бараками. Мы набрасывались, отнимали друг у друга, а фашисты с наслаждением громко смеялись. Если один отнял у другого, ему еще подбрасывали. А когда объедки заканчивались, то кульки и перчатки выбрасывались на дорогу и их нужно было брать зубами и в зубах нести в урну. Если не повиновался, били плеткой, пока не возьмешь зубами.

Когда ветер дул от крематория в сторону бараков, мучались днем и ночью. Дым от сгоревших тел вызывал ни с чем не сравнимое угарно-удушающее ощущение. А ведь мне было тогда всего тринадцать лет.

И вот, когда я, чудом найдя двух свидетелей, подтвердивших мое пребывание в "Майданеке", отправил свои документы в Украинский фонд взаимопонимания и примирения, то оттуда пришел казенный ответ: "Для признания Вас узником нет оснований..."
КОГДА ЕВРЕИ ПОНЯЛИ, КУДА ИХ ВЕДУТ, БЫЛО УЖЕ ПОЗДНО...

Добрый день, "Стенгазета!" Прочитала статью "Оккупация — это страшнее, чем фронт", и решилась написать вам правдивый рассказ о том, что пережила и видела своими глазами...

Когда началась война, мне было четыре года, а моей сестре было шесть месяцев. Родители наши были коренными киевлянами. Мы жили на бульваре Шевченко. Отец мой, Борис Макарович, окончил пехотное училище и сразу ушел на фронт. А мы остались в Киеве с мамой и больным дедушкой. Он не вставал. Мама с бабушкой часто ходили пешком за 50 километров в село Капылов, чтобы раздобыть что-нибудь съестное, помогая селянам копать картошку или меняя что-нибудь на пищу. А я оставалась с дедушкой. Сама готовила. Дедушка говорил, что нужно сделать. У нас была плита, топилась дровами, и чтобы поставить на нее кастрюлю, приходилось подставлять скамеечку. Моя мама дружила с одной семьей из нашего двора. Я не помню их фамилии. Помню, что там была девочка по имени Ада и малыш Юра, ему было месяцев 7—8. И вот, когда всем евреям было приказано собраться в Бабьем Яру, моя мама с бабушкой пошли их провожать.

Когда они поняли, куда их ведут, было уже поздно... Моя мама схватила коляску с Юрой, а бабушка кинулась просить отпустить мою маму, показывая паспорт, что она украинка. Еле-еле ее отпустили, и мама вместе с коляской вырвалась — таким образом Юра остался жив.

Мы очень боялись, что нас кто-нибудь выдаст, но соседи молчали. После войны Юру забрал его отец, сказал, что увезет его в Ленинград. Что стало потом с этим малышом, мы не знаем...

Помню, как мимо нашего дома вели пленных моряков. Они были в тельняшках, скрученные колючей проволокой, которая врезалась в тело, текла кровь. Бабушка подскочила и бросила им полбуханки хлеба, а полицай ударил ее резиновой плеткой, у нее потом долго сочилась кровь. Один моряк не мог идти — его несли товарищи, и немец выстрелил ему в голову. Он так и остался лежать на мостовой, пока поздно ночью его не подобрали жители и похоронили тайком. На площади Победы, там где сейчас цирк, был большой базар. Как там лютовали полицаи! Они говорили по-украински, но нам казалось, что немцы добрее их...

Перед освобождением немцы начали массово угонять киевлян в Германию. Тогда наша мама собрала всех родственников ,и мы пошли прочь из города, по направлению к Копылову. Там были землянки. Нас пустили в одну из них, накормили...

А через несколько дней показались русские танки. Я помню, как мы бежали к ним с криком "Ура!!". Сколько было счастья и слез — наши мучения кончились! Я не забуду День Победы, сколько было радости в глазах людей! А какой был салют!
ГЛАВНОЕ ЧТОБЫ МЫ УВАЖАЛИ ДРУГ ДРУГА

Тема русского языка в Украине давно волнует меня и моих коллег. В школе и университете мы изучали русский и украинский языки почти одинаковое количество часов и, поверьте, знали неплохо оба языка и всю славянскую литературу! Поэтому, когда потребовалось вести преподавание зарубежной литературы только на украинском, мне не составило труда это сделать.

Сегодняшние студенты, к сожалению, не знают ни русского, ни украинского языков. Не потому ли это происходит, что в школе толком не изучается (или не изучается вообще) русский язык, на котором они общаются, едва выйдя из класса.

Позволю себе лирическое отступление. Как известно, осознавать себя личностью, познавать свою родину человек начинает благодаря языку, впитанному с детства. И он у меня, моих студентов, моих коллег — русский! Но наша Родина — Украина, любить и познавать которую мы начали на русском языке! Мы мечтаем, любим, мыслим на русском языке. И это обязаны учитывать люди, управляющие нашей культурой! К сожалению, пока этого не происходит.

Призывая к изучению украинского языка как единственного государственного, наши представители государства выступают с высокой трибуны на русском языке (как Ющенко в Молдавии, а Луценко — в Белоруссии). Значит, русский — это все-таки общепринятый язык, язык межнационального общения, каким его и признала ЮНЕСКО.

Корни у нас ведь общие, еще с Киевской Руси — украинские, белорусские, русские. И не надо провозглашать какой-то один язык главным, одну культуру главной. Будущее ведь действительно за теми, кто будет знать много языков. И главное, чтобы мы друг друга понимали и уважали, неважно, на каком языке мы говорим!
Т. Фокина, г. Киев

ДЛЯ МЕНЯ ЯЗЫКОВЫХ ПРОБЛЕМ НЕТ

Прочитав статью о месте русского языка в Украине уважаемого жителя г. Артемовска, я была несколько удивлена. Но не затронутой проблемой, а полным отсутствием логики в письме.

Он вспоминает о демократическом и процветающем государстве Канада и не осознает, или не знает, что, во-первых, граждане Канады знают оба государственных языка — для них не проблема выучить несколько языков, а во-вторых, Канада — страна переселенцев, и язык коренного населения страны, как и само население, были просто уничтожены.

Долго и нудно он перечисляет, что "без сомнения" ему задолжали из-за его языковой ограниченности, и тут же заявляет, что "на земле уже сейчас есть такие люди, которые могут разговаривать на любом языке мира". Так в чем, спрашивается, проблема? Учите, уважаемый, несколько языков — и вы будете одним из этих людей.

Для меня, человека, одинаково владеющего и русским, и украинским, и итальянским, и английским, языковых проблем не существует. И я считаю, что для человека с интеллектом это никогда не будет неразрешимой задачей.