СМЕРШ: "ЕСЛИ НЕ УБИЛИ, ЗНАЧИТ, ЗАВЕРБОВАЛИ!"

Есть исторические события, над которыми время не властно. Прошло целых 60 лет с тех пор, как была одержана, пожалуй, одна из самых важных побед — в Великой Отечественной войне. 60 лет — это целая жизнь, но по-прежнему воспоминания о тех днях заставляют сжиматься сердца ветеранов, и на их глазах блестят слезы.

— Когда ты молод и красив, хочется любить и радоваться жизни, — говорит ветеран Великой Отечественной из Киевской области Владимир Нурищенко. — Но на нашу долю выпало страшное испытание — война. И вместо того, чтобы наслаждаться жизнью, пришлось встать на защиту Родины.

На днях Владимир Андреевич принес в редакцию свои воспоминания о об одном пережитом военном дне. Мы честно предупредили его, что вряд ли удастся это напечатать. Но когда прочитали семь страниц, исписанные мелким убористым почерком, поняли, что мимо такого пройти не можем. Судите сами.

"Рота автоматчиков 6-й Гвардейской мотострелковой бригады, куда я призвался, после удачного наступления стала в оборону, — пишет Владимир Андреевич. — Немцы успели закрепиться на речке Молочной. Со своим напарником Павлом Масловым я с вечера сидел в песчаном окопе, отслеживая действия противника. К полуночи канонада стихла. Казалось, немцы отступили. Прождав какое-то время, рота получила задание на ночной "марш-бросок" — найти место, где остановился противник.

Опасаясь мин "ничейной" земли, мы по одному стали медленно продвигаться вперед. Простоявший полдня в обороне, с непривычки уставший и голодный, я шел последним. Вдруг словно ножом полоснуло: "А ну, вперед, продвинуться на 20 метров и оповещать обо всем, что видишь и слышишь!" Это был приказ капитана.

Ноги не несли, но перед ротой и командиром стало стыдно. Отправился впереди всех. Ночь, темно, а от мысли, что под ногами могут быть мины, становилось и вовсе не по себе. Вдруг услышал разговор. Там были наши. Возвратился и доложил командиру. Пошел дальше. Снова услышал разговор. Тут уже я решил не мешкать и спросить в "лоб": "Не знаете, где немцы?" И вдруг в ответ вместо привычной русской речи услышал жесткий немецкий: "Рус, хенде хох!". И засвистела пулеметная очередь. Я успел упасть. С другой стороны заработал еще один пулемет.

Осторожно повернув голову, увидел, что моя рота попала под перекрестный огонь двух немецких пулеметов. Немцы уже не обращали на меня внимания, решив, что убили. Дотянувшись до своего оружия, я нажал курок, но вместо ожидаемой очереди автомат выдал один выстрел и замолчал. "Песок забился!" — мелькнуло в голове.

Светало. Родной роты сзади не оказалось, только несколько убитых ребят. Немцы тем временем, обойдя окрестность, принялись завтракать. "Пора уходить" — решил и, резко поднявшись, принялся бежать, что есть силы. Падал и снова вставал. Пули сбили шапку, пробили полы распахнутой шинели. Спасительный спуск с холма — и вот я уже вне обстрела.

Сколько прошел в тот день — сложно сказать, как и то, почему заснул возле дерева. Проснулся. Передо мной стоял здоровенный эсэсовец, бил тяжелым ботинком в бок, выкрикивая: "Рус, ауфтен! Хенде хох!" Пока поднимался, немец вытащил из автомата диск-магазин с патронами и откинул далеко в сторону. Потом, толкая в спину своим автоматом: "Рус, ком, ком!" Вскоре подошли к яме, к которой тянулись телефонные провода. Конвоир скомандовал остановиться, стал на колени и принялся с кем-то разговаривать. Прошла минута, две, а он все не оборачивался. Я сделал небольшой шаг назад. Затем сиганул, что есть духу. Сколько пробежал — не помню. Километр, может, два. Упал за небольшие кусты и замер.

Через какое-то время, что-то почувствовав, обернулся и вздрогнул от ужаса: вглядываясь в следы на земле (я бежал через вспаханное поле), ко мне приближался все тот же эсесовец. "Автомат-то мой без магазина!" — мелькнуло в голове. И тут осенило! Кроме диска, нам выдавали для подстраховки еще и заряды. Быстро достал из кармана спасительные пули и вставил в патронник.

Немец вдруг повернул голову в мою сторону. В тот же миг прозвучал выстрел, и преследователь повалился на землю. Пока перезарядил автомат, немец уже затих. Мне стало не по себе, ведь впервые убил человека! Я забрал немецкий автомат, снял мешочек, что висел на поясе убитого. Осторожно развернул. Там были завернутые в целлофан полхлеба, порезанного тонкими кусочками, куски твердокопченой колбасы, банка консервов, коробочка мармелада и конфет, кусочек копченого сала. А в баклажке теплилась почти пол-литра водки. В роту добрался ночью, и сразу к командиру — докладывать о своих приключениях.

"А мы тебе уже похоронку отправили! — воскликнул тот, увидев своего солдата. — Ты же принял огонь на себя!" Вместо слов Володя отдал добытые съестные сокровища.

"Иди, отдыхай… Зато, помог роте — представлю тебя к медали "За отвагу", — похвалил командир. Я уснул, не догадываясь, какая медаль ждала меня утром…

Разбудил дневальный: "За тобой пришел "Смерш", отдел контрразведки!" Разведчики не церемонились: "Какое задание получил от немцев? Если не убили, значит, завербовали!" Стал сбивчиво оправдываться. А они: "Сознайся, тебе ничего не будет!" Долго пререкались, пока капитан не заступился: "Иди! Считай, что тебе повезло!".

— Такими были у меня первые фронтовые сутки, — вспоминает Владимир Андреевич Нурищенко — освободитель побережья Азовского моря, защитник Первого и Третьего Белорусских фронтов, а нынче пенсионер, инвалид войны, чья грудь покрыта медалями и орденами. — Было много сражений и подвигов, но те первые сутки я запомнил на всю жизнь.