"УКРАИНА — TERRA MIA",

"Такое бывает только в кино", — подумает каждый, узнав о невероятных скитаниях красавицы-итальянки Леа Сорезиной-Лукащук. Но сама женщина не считает свою судьбу особенной: "Когда человек по-настоящему любит, он готов на все: бросить Родину, дом, богатство, пойти за любимым на край света", — сознается синьора Леа, которая больше полувека прожила в глухом украинском селе, тридцать лет проработала в колхозе свинаркой и дояркой, получив за прилежный труд наивысшую государственную награду!

АРЕСТОВАЛИ ПРЯМО НА ГРАНИЦЕ

…Было лето. Над пограничной станцией в Гродно нависли тяжелые черные тучи. Капли дождя стекали по щекам. Но черноглазая женщина, молодая, не по погоде одетая, казалось, не замечала ни ливня, которым встречала ее чужая земля, ни подозрительных взглядов пограничников. Не отрывая взгляда от своего попутчика, высокого статного блондина,она робко семенила за ним, держа за руку сынишку и двух кареглазых дочурок.

Никто из них не понимал, почему они бросили уютный дом на берегу ласкового моря, почему приехали в эту холодную, неприветливую страну, где их обыскивают и допрашивают уже битый час. "Следуйте за мной", — наконец приказал человек в погонах и, зажав в руке иностранные паспорта на имя Семена Лукащука и Леа Лукащук, повел их в соседний, похожий на барак, длинный одноэтажный дом. "Вам придется задержаться на несколько дней до выяснения обстоятельств. Пока поживете здесь", — и указал на широкий коридор, где рядами стояли двухъярусные кровати.

Ничего из сказанного молодая женщина не понимала. Она была итальянкой. Ей было 29. Она оставила пахнущую магнолией Италию и ехала в чужые, неведомые края. Ей не было страшно, Леа тогда еще не знала, что часы неумолимо отсчитывают последние счастливые дни, что дождливое лето 53-го изменит ее судьбу. "Нас арестовали, как только мы пересекли советскую границу в Гродно, — вспоминает, теребя подол старого платья, 80-летняя Леа Лукащук, которую односельчане зовут Леной Петровной. — Поселили в старом, полуразрушенном доме, где в одной комнате жили несколько семей. Грязь, смрад, холод, сырость мы терпели почти месяц, хотя обещали, что проверка займет два-три дня. Каждое утро человек в штатском под конвоем вел Семена на допросы, а возвращался он мрачный, осунувшийся, молчаливый. Расспрашивали, как попал в Германию, почему не вернулся на родину после войны, зачем женился на иностранке и уехал в Италию. Что хотели услышать, не знаю, Семен не говорил. Однажды вернулся поседевший, обронил странную фразу: "Шпионов расстреливают". И хотя разрешение вернуться на родину год назад им подписал сам Сталин, это не спасло семью от подозрений.

Все надежды устроить счастливую семейную жизнь на родине любимого рухнули в один день. Перед очередным допросом младшенькая дочурка попросила папу отвести ее в туалет. Леа грустно смотрела им вслед, удивляясь, насколько похожи друг на друга отец и дочь. В своих сентиментальных размышлениях она не сразу поняла, почему со страшным криком, вся в слезах бежит к ней девочка. А когда вошла в старую деревянную будку обомлела: в петле висел ее любимый…

"ДАЙ БОГ КАЖДОМУ ЛЮБИТЬ ТАК СИЛЬНО"

"Как дальше жить, что делать, я не знала, — с грустью вспоминает Лена Петровна. — Я оказалась в полной изоляции. Поговорить, посоветоваться не с кем. Прислушивалась к незнакомым словам, но ничего не понимала. На третий день прислали переводчика, который объяснил: я должна жить здесь. В Киеве, Москве, Ленинграде, где угодно, но только не на своей родине. Дорога в Италию и мне, и детям закрыта, потому что из СССР в капиталистические страны никого не выпускают. Мне и с мужем-то не дали проститься по-человечески, не объяснили, где, когда хоронить будут. Я пришла на кладбище, а могилу Семена уже засыпали землей. Увидев меня, рыдающую посреди обелисков с красными звездами, комендант посоветовал: "Не надо так убиваться, идите в клуб, там сегодня хороший фильм о жизни советских людей…".

И вспоминала молодая вдова далекий 39-ый: как шестнадцатилетней девчонкой, собрав в узелок пожитки, вместе с матерью бежала с оккупированного фашистами родного Сан-Бенедетто, как отправились искать счастья в Германию, как с утра до вечера обрабатывала в поле свеклу, собирала кукурузу. За тяжкий труд немецкий фермер расплачивался обедом и несколькими марками. Почернели и огрубели от непосильной работы руки, ныла по вечерам спина, но Леа не чувствовала усталости. Ведь здесь, на поле, она познакомилась с красавцем из Украины Семеном Лукащуком. В начале войны немцы вывезли 20-летнего парня на принудительные работы, он дважды бежал, но его разыскивали и возвращали. Эта несокрушимая воля к свободе, а еще синева прекрасных глаз пленили молодую итальянку.

"Два года мы встречались, а мама все меня отговаривала, вздыхает старая женщина — " не к добру любовь с чужаком. Вот закончится война, говорила, он домой вернется, о тебе и не вспомнит." Но я никого не слушала. Молодая, влюбленная! Свет без него не мил! Дай Бог каждому любить так. Идет война, бомбят города, умирают люди, а мы – самые счастливые на свете.

Не было у них ни свадьбы, ни застолья, ни гостей, ни пожеланий "Горько!". Горько было потом, когда в первые дни совместной жизни пришлось ютиться в крохотной комнатушке с десятью другими наемными рабочими, когда нищенского заработка не хватало даже на хлеб для беременной Леа, когда после войны не могли вернуться ни в Италию, ни в СССР.

"Оказалось, что на родину Семен мог поехать только один, и он решил остаться со мной. Ведь я носила под сердцем его ребенка, — рассказывает Леа. — Мы вернулись в Мантую, сняли квартиру, муж устроился на работу. Родился Роберт, потом Анна. Жили мы в достатке, дом наполнился детским лепетом, а муж потихоньку хлопотал о возвращении, хоть больно непростое это было дело. Когда родилась дочурка Лия, муж так затосковал по дому, что просыпался среди ночи, как в бреду, все звал свою маму… Тогда я решилась: написала письмо Сталину с просьбой пустить нашу семью на постоянное проживание в Советский Союз. ..".

ЛУЧШЕЙ СВИНАРКЕ — ОРДЕН!

Родину Семен так и не увидел. Его похоронили на городском кладбище в Гродно. Даже родной матери не разрешили перевезти на Украину гроб с телом покойного. Свекровь со старшим сыном, родным братом Семена, увидев невестку, покосилась на выводок "чумазых" ребятишек, вздохнула тяжело: "Нема зерна, не треба й полови". Смысл этих слов итальянка Леа поняла позже, когда серым утром, запряженная хромой лошадью подвода въехала в небольшое черкасское село, когда, едва ступив за порог дома , услышала: "Четыре рта бездельников кормить не буду. Пойдешь работать", — приказала женщина, которую Леа готова была назвать матерью.

Она долго привыкала к убогой сельской жизни, к чужому языку, людям и нравам. Чтобы никто не посмел попрекнуть ее куском хлеба, чтобы дети не знали нужды, гордая итальянка устроилась на самую тяжелую, но хорошо оплачиваемую работу — в свинарник.Стала учить такой непонятный ей украинский язык. До сих пор помнит, как поздоровалась с участковым милиционером словами: "Шо, к . . ва, дивишся…", — так ее научили "подруги".

На работе было тяжело, а дома еще хуже. Свекровь ругала невестку по малейшему поводу: пол не так подмела, борщ невкусный приготовила, корову плохо подоила. А уж как Леа пальцы иглой исколола, по ночам при свете лампадки вышивая крестиком для свекрови рушники! Покладистая невестка работала с утра до ночи, но та упрямо не признавала чужестранку. Леа с детьми не раз оказывалась на улице и только вмешательство соседей и милиционера спасало ее от издевательств.

Видную в селе красавицу, к тому же труженицу, которая слыла хорошей хозяйкой и заботливой матерью, примечали многие холостые мужчины. И живущий по соседству Федор Коломиец однажды предложил итальянке руку и сердце. Вскоре в новой семье появился еще один мальчик. Теперь Леа, чьим заботам был предоставлен дом, хозяйство и четверо детей, могла и не надрываться в свинарнике. Но она привыкла работать, да и не хотела, чтобы односельчане посчитали ее тунеядкой. Пошла в доярки.Дослужилась в колхозе до самой высокой награды — Ордена Трудовой Славы! А в благодарность за труды праведные колхоз нашел деньги для поездки Леа на Родину. Впервые за двадцать лет итальянка обняла свою состарившуюся мать, сестер и братьев, увидела иную жизнь, от которой отказалась когда-то ради любимого.Правда прежде, чем отпустить передовую колхозницу за рубеж, Леа вынудили принять советское гражданство.

Свою Италию она увидела еще трижды, но каждый раз в разрешение на выезд "забывали" вписать кого-то из детей. Остаться в Италии без самых любимых людей Леа не могла. Родные упрекали: "На кого нас променяла? Куда бежишь?", а она ходила по своей земле, но чувствовала себя чужой и опять возвращалась в Украиную.А с годами поняла: родина там, где сердце. И тихими вечерами, сидя у окна, всматривается уставшая от невзгод женщина в бескрайние просторы пшеничных полей, в бездонную синеву неба. И лишь нежно-солоноватый запах, доносящийся с речки, напоминает итальянке о другой родине, другой земле, другой жизни…