СТАЛИН ЗАПРЕТИЛ МОЛОТОВУ ВЗОЙТИ НА КОРАБЛЬ, НАЗВАННЫЙ В ЕГО ЧЕСТЬ

Житомирянину Андрею Деркачу повезло больше других. Судьба ему уготовила множество интереснейших встреч. К примеру, мало кому удавалось видеться со Сталиным. Дело было на знаменитом крейсере "Молотов".

...Андрей Деркач, узнав о цели нашего визита, приветливо пригласил в довольно скромный, но со вкусом убранный дом. Во дворе и в самом жилище чувствовалась рука добротного хозяина. 80-летний мужчина абсолютно все делает сам.Даже самостоятельно смастерил трактор, который стал весомым подспорьем в его небольшом хозяйстве. Хозяин — вдовец, имеет троих детей и пятерых внуков. Все они сейчас живут в России, поэтому встречи происходят не часто. Сын Александр в далеком Санкт-Петербурге продолжает дело отца, он штурман дальнего плавания.

"ГОНЯЛИ ЖУТКО, КОРМИЛИ ПЛОХО"

Андрей Антонович вырос в многодетной сельской семье. С началом войны вел подпольную борьбу в составе партизанского отряда под руководством Маликова. Рискуя жизнью, подросток добывал ценную информацию. Но большим вкладом Андрея в общее дело победы была доставка оружия и боеприпасов, которые он добывал, рыская по полям сражений Житомирщины. Не брезговал малый и оружием фашистов, воруя его при малейшей возможности. В декабре 1944 года на фронт ушел глава семьи Деркачей. Отец, подозвав старшего сына и налив ему первые в его жизни 100 граммов, сказал: "Выпей, сынок, со мной, больше мы не свидимся". Спустя три дня призвали и Андрея. 17-летний юноша попал в запасной полк города Белая Церковь Киевской области.

— По прибытии нас помыли в бане и одели в старое солдатское обмундирование, — вспоминает о тех временах Андрей Антонович. — Я ростом не выдался, потому шинель буквально волоклась по земле, а длинные рукава,когда их зактал обернулись в огромные серые гули. Снарядив нас "трехлинейками", в ускоренном темпе стали обучать военному ремеслу. Гоняли жутко, кормили плохо. Первое блюдо варили на гнилых овощах, а выдаваемый со спичечный коробок кусочек хлеба был похож на глизевую черную массу, не ведавшую муки.

Многие пухли и умирали от голода, началось дезертирство. Жили в неотапливаемых казармах, спали на трехъярусных нарах, покрытых соломою. Порою было непонятно, где холоднее: на улице или в помещении. Каждый рядовой получал по куску хозяйственного мыла, но мало у кого возникало желание мыться в ледяной воде. Поэтому очередной кусок мыла менялся на несколько ломтей сытного хлеба у местного населения. Вскоре, сдав все зачеты по стрельбищам, полк, погрузившись в эшелоны, отправился на фронт. Пересекая латвийскую границу, поезд попал под обстрел вражеских самолетов. От прямого попадания вагоны горкой взгромоздились друг на друга.

— Мы бросились врассыпную, — продолжает наш собеседник. — Меня отбросило взрывной волной. Очнулся в поле, услыхав голос санитаров, которые бродили, разыскивая раненых. Первая мысль — о винтовке. Слава Богу, она нашлась в пяти метрах. Тут же в поле, в сооруженном наспех госпитале, врач обнаружил у меня перебитую ключевую впадину. Осколок, пробив в вещмешке консервы и алюминиевую ложку, застрял между лопатками у позвоночника.

"ВОЕННОПЛЕННЫЕ!"

— Самое обидное, что в госпитале мне довелось "провалятся" до дня Победы, — рассказывает Андрей Деркач. — Подлечившись, вернулся дослуживать в Белую Церковь. Спустя несколько месяцев по полку разнеслась новость, что приехали за пополнением морфлотовцы. Осматривали взвод за взводом, наконец, дошла очередь и до нас. Мы с завистью наблюдали за выхоленными матросами и офицерами. У меня было мало надежды попасть к ним. В вышколенной шеренге один за другим "браковали" моих сослуживцев, дошла очередь и до меня. Молодой офицер скомандовал: "Два шага вперед!" Потом слышу, он говорит второму, мол, ничего подрастет. В сентябре получили приказ об отправке. До Севастополя добирались целых десять суток. В пути пришлось продать и обменять на продукты мыло, нижнее белье, шинели и даже обувь. Представьте, в каком виде мы добрались на место. На вокзале нас встречало местное начальство с оркестром. Когда эшелон остановился, духовой заиграл парадный марш и…замолчал. Мы стояли кто в чем: одни в кальсонах на босую ногу, другие в гимнастерках с оторванными рукавами… В толпе пронеслось: "Военнопленные!" Но вскоре разобрались что к чему. Снова оркестр заиграл марш, а девушки ринулись к нам с цветами. Помывшись в бане и переодевшись во все новое, мы отправились во флотскую столовую. Когда я учуял дурманящий запах борща, то чуть не потерял сознание. Кружилась голова от изобилия продуктов!

Голодная толпа принялась поглощать все съестное, не забывая при этом прятать про запас. Внезапно прозвучала команда: "Есть умеренно! Продуктов вдоволь!".

Через несколько дней наступило время медицинской комиссии. Предстояло пройти довольно сложные проверки. К примеру, идешь по длинному коридору, и вдруг под ногами расступается пол. Приземляешься на матрас. Далее приходилось садиться на своеобразную карусель, которая несколько минут треплет в разные стороны. Встав, испытуемый должен был, не оступаясь, подойти к врачам. Все данные регистрировались. Спустя две недели этих экзаменов нас облачили во флотскую одежду и погрузили в "студбекеры".

В Балаклаве прибывших разбили на группы, я оказался в группе подводников. Почти год вместе с товарищами изучал премудрости работы глубоководных водолазов. По окончании школы попал в аварийно-спасательный отряд Черноморского флота города Новороссийска. Основным нашим занятием были поиски и поднятие затонувших судов. Первое задание — поднятие пассажирского парохода "Одесский горсовет". Работам препятствовал сильный шторм, пострадал наш катер. На сигналы о помощи откликнулся буксир "Юпитер", который буквально спас нас от неминуемой смерти. Но наш катер реанимировать не удалось. Команду расформировали.

ВСЕХ НАРУШИТЕЛЕЙ СПИСАЛИ НА БЕРЕГ

— Но чудесным образом я попал на легендарный крейсер "Молотов" в качестве старшего матроса, — улыбается Андрей Антонович. — Это было очень известное судно, базировалось в Севастополе.

Впервые в практике советского судостроения нижняя часть полубалансирного руля и кромки гребных винтов судна выступали за основную линию на 1200 мм, в результате чего маневренность крейсера была значительно лучше. Непотопляемость корабля обеспечивалась даже при затоплении трех отсеков, а броневая защита была усилена. Толщину броневого пояса и броневых траверзов было увеличено до 70 мм. На крейсере были необычайный порядок и дисциплина. Судно приезжали осматривать даже заграничные гости. В августе 1947 года, когда крейсер находился далеко в море, неожиданная радиограмма отозвала судно с учений. Две недели судно драилось до блеска. Команде выдали новую форму, а всех нарушителей дисциплины списали на берег. Вскоре капитан корабля Николай Петров получил секретный пакет, скрепленный сургучом, и приказ немедленно сняться с якоря. Пакет распечатали в строго оговоренных координатах. Около полуночи, когда корабль шел на полной скорости, а команда сладко спала, по местному радио объявили: "Товарищи матросы, старшины, мичманы и офицеры! Нам выпала большая честь. Наш крейсер посетит Иосиф Виссарионович Сталин!" До утра уже никто не спал. Прибыли в город Сочи. 19 августа в 6 часов утра высоких гостей на борту корабля встречали капитан, старший помощник и вахтенные офицеры. Вся остальная команда находилась на нижних палубах. Встреча была очень скромной, без музыки и пафоса. Когда высокопоставленные гости разместились в кают-компании, команде приказали одеться по форме N2 (черный низ и белый верх) и разрешили подняться на верхнюю палубу. Стало известно, что среди гостей крейсера находится сам Сталин, Косыгин с супругой, адмиралы и 15 генералов. Сталина также сопровождал личный врач и повар, который запретил пробовать флотскую стряпню, хотя генералиссимус очень настаивал.

— Я находился в водолазном кубрике, когда услышал команду подняться наверх, и первый бросился по трапу в люк, — продолжает Андрей Антонович. — Просунув голову, увидел у носа сапоги Сталина. Он находился на полубаке для курильщиков, где стояли фитили (обрезанные бочки с водой, служившие для окурков). Иосиф Виссарионович достал коробку "Казбека" и стал, медленно разминая папиросы руками, набивать трубку. Позже, вместе со свитой, он обследовал крейсер. Осматривать корабль запретили только благоверной Косыгина. Сталин заметил, что женщина на военном судне — недобрый знак. На корме команде разрешили сфотографироваться с высокими гостями. К сожалению, в кадр попали не все члены команды (1800 человек!), но мне повезло.

Внимание к себе со стороны вождя крейсер заслужил по праву. Во время войны его мощность и сила вызывала ужас у фашистских военных кораблей, а огромные пушки уничтожили около двух десятков вражеских торпедоносцев. Крейсер также помог Севастополю, привозя пополнение, боеприпасы и забирая раненых.

— В Ялте, куда через двенадцать часов прибыло судно, я стоял на вахте в тот самый момент, когда Сталин покидал его по парадному трапу, — с гордостью вспоминает Андрей Деркач. — К нам пришвартовался один из десяти сопровождающих генералиссимуса торпедных катеров. Именно на нем присутствовал Молотов, который, завидя Сталина, бросился к нему. К сожалению, я не слышал весь их разговор, а только обрывки фраз: "Иосиф Виссарионович… Только посмотреть… Поздороваться…Он носит мое имя…". На что Сталин ответил: "Назад, голубчик! Еще успеешь".

ФОТОГРАФИИ СО СТАЛИНЫМ ВРУЧИЛИ НЕ ВСЕМ

— Спустя три месяца из Москвы прибыли журналисты, которые привезли с собою фотографии. Их вручили не всем, а только отличникам военной и политической подготовки. Я был счастлив, когда в заветном списке оказалась и моя фамилия. На легендарном крейсере прослужил до 1950 года, потом попал в спецкоманду. Она была создана из лучших матросов всех существующих флотов: Северного, Черноморского, Тихоокеанского, Прибалтийского. Оказалось, что после разделения фашистской флотилии между СССР, Англией и Америкой советским вооруженным силам досталось 100 единиц боевой техники — подводные лодки, крейсера, эсминцы, торпедные катера. Первый принятый в Албании крейсер мы доставили на переоборудование на Николаевский судостроительный завод. Каждый вражеский корабль нужно было тщательно осмотреть на наличие "случайно забытых" мин или бомб. На втором миноносце, который впоследствии был назван "Ловкий", мне довелось дослужить. За время службы на Морфлоте мне трижды довелось побывать дома. Два раза по месяцу и один раз лишь десять дней — столько я заработал на крысах. Когда на судно грузят продукты, вместе с ними попадают и грызуны. За одну пойманную на корабле крысу командованием зачислялся один день отпуска. Таким образом я заработал десятидневку плюс трое суток на дорогу. В 1951 году я демобилизовался в звании старшины. Со службой на флоте остались только добрые, самые светлые воспоминания. Я настолько сроднился с морем, что в течение нескольких месяцев держал у кровати миску с водой, опустив туда руку. Только так мог заснуть, думая, что нахожусь в своей стихии.