БЕСПРИЗОРНИКАМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН!

Мы часто видим на улице, в магазинах и метро грязных, оборванных детишек с постоянно бегающим вороватым взглядом. Опускаем голову или отворачиваемся с мыслью: "Пусть этим занимаются социальные службы и милиция". И проходим мимо. К такому "вниманию" общества беспризорники уже привыкли.

Привык к этому и Стас, уже несколько часов карауливший в супермаркете холодильник с мороженым. Ребенок провожал взглядом припозднившихся покупателей, и мял в руках затертую гривню. Наконец, когда возле прилавка появилась миловидная женщина и остановилась, видимо, выбирая сорт мороженого. Стас решился:

— Тетя! — тихо позвал он ее и протянул смятую гривню: — Что за это можно купить?

Женщина удивленно обернулась и увидела большие карие глаза, в которых читалось: "Как же я хочу есть!".

— Ничего нельзя. Но ты можешь выбрать любое мороженое, я тебе куплю.

Стас тут же выбрал самую яркую упаковку, на которую так долго уже смотрел, разорвал и, не успела женщина что-то произнести от удивления, как мороженое было съедено.

У киевлянки Татьяны, воспитывающей трех своих детей, навернулись на глаза слезы. "Давно не ел?" Мальчик лишь кивнул. И только тогда Татьяна заметила, что худой подросток стоял в одних носках. Руки были в ссадинах, ноги в ранах и язвах, а щиколотки до невозможности распухли. "А где обувь?" — спросила Татьяна. "Бомжи отобрали", — нехотя ответил Стас и, спрятав обертку в карман, вновь перевел взгляд на заветный холодильник. "Побудь здесь, я скоро вернусь", — пообещала женщина и скрылась в соседнем ряду. Когда же она вернулась, подросток стоял на том же месте.

Пока шли к кассе, Стас провожал голодным взглядом каждый прилавок, но ничего не трогал. Татьяна дала ему в руки яркую упаковку с надписью "Сырок в шоколаде", но он и не подумал, что это куплено специально для него и сырки можно есть. Шли медленно, так как ребенок с трудом переставлял распухшие ноги.

— Хочешь по-человечески жить? — спросила его Татьяна возле кассы.

— Да, хочу.

— Вон наш папа стоит, у машины, пошли с нами, мы тебя покормим.

Когда Андрей увидел, что жена идет вместе с хромающим ребенком, не удивился. К ней все тянулись — и дети, и взрослые.

— Возьмем его, накормим, а там видно будет, — весело заговорила жена. — Не оставлять же его здесь, уже, поди, 11 ночи!

НОЧНОЙ ГОСТЬ

Несмотря на поздний час, дети — 15-летняя Марьяна и 5-летний Андрей с нетерпением ожидали родителей. Но когда увидели на пороге рядом с мамой и папой незнакомого мальчика, испугались. Нужно было какое-то время, чтобы объяснить, что этот ночной гость болен и хочет есть, но не причинит ни им, ни двухмесячной Иришке никакого вреда.

— В ванную! — скомандовала Татьяна, и Стас беспрекословно посеменил в указанное направление. — Там миска, полотенце. Когда выкупаешься, позовешь.

Выдав все необходимое, женщина прикрыла дверь и удалилась. Но прошло пятнадцать минут, а из ванной все не было слышно шума воды. Встревоженная женщина заглянула и увидела, что ребенок, сжавшись в комок, сидит в ванной и с тоской смотрит на евро-кран, не зная, как его открыть. А когда Таня включила воду, он долго удивлялся, что слив нужно закрывать резиновой пробкой.

— Казалось, он боялся, что если выйдет, мы тут же выставим его на улицу, — вспоминает женщина. — Поэтому и "откисал" в ванной не менее часа.

А пока "ночной гость" купался, Андрей стал крутить телефонный диск в надежде определить беспризорника в приют. Но попытки в столь поздний час — после 12 ночи — были тщетны. Подняли трубку только в приюте на Троещине (один из районов Киева). "Сначала ребенка нужно сдать в райотдел милиции, подготовить документы, пройти диспансерное обследование, после чего его поместят или в приемник-распределитель до установления личности и родственников, или к нам", — обрадовали там. "В отделение? К ворам и бомжам?" — удивился Андрей. "Обращайтесь в милицию!" — опять повторила женщина.

В приют Днепровского района дозвониться так и не удалось. Звонили даже в монастырь, но там шла служба. Зато Шевченковский райотдел милиции отреагировал тут же. Согласились даже прислать "бобик" и забрать ребенка в отделение.

— Нельзя его в "обезьянник", — отрезала Татьяна, зайдя с чистым и переодетым Стасом в комнату. — У ребенка и так стресс. Пусть лучше у нас переночует. Утро вечера мудренее.

Так и решили. Мальчику обработали раны и ссадины, особенно на пальцах ног, которые были разодраны так, словно ребенок носил обувь не по размеру. Есть Стас согласился только "Мивину". На все распросы отвечал односложно и противоречиво. "Где твоя мама?" — "Умерла". — "Ты киевский?" — "Нет". — "А где жил?" — "В Дарнице в своей квартире". — "Что случилось с мамой?" — "Ее убили". — "Где сейчас живешь?" — "На Борщаговке". — "В какую школу ходил?" — "В Дарнице, номер не помню, девятый класс закончил". Позже Татьяна с дочкой вспомнили, где видели его ковыляющую походку. Он просил милостыню на проезжей части у перекрестка возле метро "Дорогожичи".

Гостю выделили диван в гостиной и постелили чистую постель, но он наотрез отказался снимать одежду и заснул одетым. Хотя ночью глава семейства, устроившийся тут же на полу, не раз просыпался от того, что Стас вдруг поднимался и оглядывался. Словно проверял, он еще в комнате или уже на улице.

ПУТЬ В НОВУЮ ЖИЗНЬ

Утром в воскресенье попытки сдать ребенка в приют увенчались еще меньшим успехом. Семью откровенно "футболили" все, и даже в райотделе милиции теперь посоветовали ожидать дежурного инспектора. В отчаянии Татьяна обратилась в редакцию. Мы решили позвонить в общественную организацию "Отчий дом", которая уже несколько лет занимается с беспризорниками на "Острове Сокровищ" на Троещине. Там не отказали, но при одном условии — если Андрей или Татьяна напишут заявление, в котором отказываются от "услуг" милиции. Молодые люди согласились и ждали ответа полдня. В конце концов, работники "Отчего дома" попросили молодых людей самим заниматься устройством беспризорником. Тем временем появился дежурный инспектор и даже согласился помочь Андрею определить ребенка в приют. Правда, транспорт и бензин — за их счет. О ночном "бобике" уже никто и не заикался. Хорошо, что в семье была своя машина.

А пока взрослые решали проблемы, Марьяна и Андрей уже успели подружиться со Стасом. Молчун и "бука" даже рассказал, что любит рисовать, особенно животных, назвал свою фамилию и отчество. Вот только с номером школы все путался — то ли 11, то ли 12. В футболке главы семейства, джинсах Татьяны и кроссовках Марьяны Стас выглядел комично, и все же намного лучше, чем в своих обносках.

Когда же стали собираться в дорогу, Стас пообещал Татьяне "начать новую жизнь". В знак согласия сам вынес узелок со своими старыми вещами и выбросил в мусоропровод. Дети долго не хотели расставаться и пообещали приезжать к Стасу в приют. Но добиться "новой жизни" для Стаса семье стоило немалых усилий. Сначала ребенка отвезли в райотдел милиции и сфотографировали. Рапорт и постановление о задержании за бродяжничество писать не стали, чтобы не портить мальчику "личное дело", а оформили так, как будто бы Стас сам пришел и попросил помощи. А вот в кожно-венерологическом диспансере возникли проблемы. "Кто посмел обрабатывать ребенку раны? — строго спросила Андрея дежурный врач. — Из-за вашей зеленки и лейкопластыря мы не можем установить точный диагноз!" И присоветовали в следующий раз хоть одну рану оставлять нетронутой.

Но направление в приют так и не дали, обнаружив у ребенка не только артрит (переохлаждение суставов), а и фурункулез. Когда направили в больницу, Стас расплакался и, сжавшись в комок, отказался разговаривать.

В Киевской кожно-венерологической больнице ребенка принимать отказывались. Во-первых, нашли у него не фурункулез, а только гнойные раны. Во-вторых — не было постановления о задержании за бродяжничество, а без этой бумаги больница не хотела брать на себя ответственность. "А если бы мы сами его привезли?" — спросила Татьяна. "Мы бы направили вас в милицию, — сказала медсестра в приемном отделении. — Знаете, какая волокита начинается, если ребенок приходит сам? У нас даже заведующий не подписывает историю болезни таких детей без документа из милиции!"

После получасовых прений врачи согласились оформить Стаса на лечение, но только после того как дежурный инспектор написал заявление, что обязуется привезти постановление в двухдневный срок.

— В данном случае, на мой взгляд, администрация больницы не права, — комментирует ситуацию "Сегодня" дежурный инспектор Шевченковского РУ Игорь Ольховский. — Если ребенок обратился, и у него есть направление из кожвендиспансера, его должны пролечить. А по их словам выходит, что если ребенок не хочет идти в милицию, то оказать ему помощь в больнице тоже не могут.

— Что ожидает мальчика дальше? — спрашиваю.

— Его здесь подлечат, а за это время, возможно, нам удастся найти родственников мальчика. Потом оформим его в приют. Если не сбежит, через пару месяцев переведем в интернат.

— Неудивительно, что люди проходят мимо таких детей, опустив глаза, — подытоживает уставшая и совершенно обессиленная за день Татьяна. — Человек просто не знает, куда можно обратиться и кто сможет помочь. Зачем, если беспризорник без милиции никому не нужен? Все у нас не по-людски. Но несмотря на сутки звонков и разъяснений, в другой раз я все равно не пройду мимо беспризорника, и к Стасу будем приезжать обязательно. Ни мы, ни наши дети иначе не сможем. А дети — это святое.

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

Что ждет Стаса в будущем? Кто позаботтится о сотнях, тысячах таких Стасах? Государство, увы, не то, чтобы дать хорошее образование и обеспечить будущее таким детям, даже нормально их растить не в состоянии.

Но самое страшное даже не в отсутствии денег. В 20-е годы страна была не богаче, однако государство нашло способ помочь беспризорникам — их закрепляли за воинскими частями, отдавали в сельские семьи (чем больше бездомных детей приютит семья, тем меньше налоги). Страшнее безденежья — равнодушие.