22 МЕСЯЦА МАТЬ БОРЕТСЯ ЗА ЖИЗНЬ СЫНА

Подростковая разборка "почему ты мне руку не подал?" окончилась трагедией: мать борется за жизнь 15-летнего Виталия и не может найти учреждения, где бы его реабилитировали после двух операций на мозге.

Виталий Белкин — спокойный тихий мальчик. Как верующему, ему миссия подарила портфель, с которым он два года ходил в школу. Из-за этого-то портфеля все и случилось. 2 декабря 2003 года он шел по коридору своей школы N4 в Вознесенске Николаевской области, а трое подростков из параллельного класса пристали, как это бывает среди подростков, мол, ты нам руку не подал, наверное, потому, что портфель такой крутой! Мама говорит, что сын не знал мальчиков, потому не поздоровался. Но как бы там ни было, а по классу Виталия стали "бродить" записки: "выходи бить Белкина". Друзья стали уговаривать Виталика пойти к мальчикам, протянуть им руку и помириться. Тот пошел. Но его снова обозвали и тогда он не выдержал — дал обидчику в ухо. Обидчики напали на него, завязалась драка. Один из мальчишек вскочил на парту и со всей силы ударил Виталия ногой в затылок — он упал. Ребята стали бить его ногами. В том числе и по голове.

— В это время проходила учительница — она видела драку, — рассказала мама Ирина Белкина. — Я спрашиваю: "Почему не разняли?", а она: "Думала, что дети борются". Это ногами-то по голове! И лишь позже потасовку увидела уборщица и разняла мальчишек. Но и это не все. Сын с синим опухшим лицом сидел еще три урока: что делал — не помнит. После уроков его снова-таки уборщица завела к директору. Когда я прибежала в школу, оказалось, его отпустили домой — самого! Я сразу повела сына в больницу: сняли побои, гематома сзади большая была, в месте, куда его ногой ударили. Ему становилось все хуже, Виталик начал заговариваться: доктор ему про болезнь, а он ему про грибы... Его сейчас же положили в стационар.

"Нанесенная травма спровоцировала проявление основного заболевания, в результате чего потребовалось срочное оперативное вмешательство", говорили медики. Они сказали, что у Виталика было уже какое-то образование в мозге и после удара стала расти опухоль. Но перед самой дракой у него был сильный насморк и мама сделала ему рентген — опухоли на нем не видно. Но с этим мама уже не спорит, хотя уверена: болезнь сына — от побоев.

Сын попал сначала в городской, потом в областной стационар. Мама утверждает, что в Вознесенске с огромным вниманием и участием отнеслись к ребенку и главврач ЦРБ Николай Гоменюк и мэр города Юрий Гержов, которые и стационар на дому организовали, и палату в реанимации не раз выделяли, и материальную помощь для покупки лекарств. Но в районе нет специалиста, который мог бы контролировать больного, утверждают они. И детский нейрохирург области Чернышев направил мальчика в Киев. Так Виталик оказался в детском отделении столичного Института нейрохирургии им. Ромоданова.

Там ему сначала поставили шунтирующую систему — нужно было добиться оттока из мозга жидкости, образовавшейся в результате отека, рассказывает мать. Во время второй операции нейрохирурги удалили образование в мозге. Доктор после операции вышел и сказал: "Хорошо, что мы все там удалили, но плохо, что пришлось почистить дно желудочка, мальчик будет тяжело подниматься". Тогда мама услышала лишь слова "будет подниматься".

Но после второй операции ребенка выписали домой в тяжелом состоянии: "контакту недоступен, питание зондовое, татрапарез, бульбарный синдром с выделением слюны и мокроты, требующий санации 4—5 раз в сутки". В таком состоянии он находился еще 8 месяцев. Мама сама научилась кормить и обслуживать сына — стала настоящей медсестрой. Вот только выходить ребенка по всем правилам не может.

А недавно сын стал отказываться от пищи: выплевывает, от зонда отбивается. Что случилось, неизвестно — мальчик не говорит, не слышит, даже плакать и стонать не может.

— По предварительной договоренности с доктором Орловым, делавшим операцию, я 12 сентября 2005 года привезла ребенка в Институт нейрохирургии, — рассказывает сквозь слезы Ирина Николаевна. — Выехали 11 сентября из Вознесенска в 22.00. В Киев "Скорая помощь" приехала в 6.00 утра следующего дня и до 15.00 ждала, хотя мы думали, что нас госпитализируют. Доктор дал нам список кабинетов, которые необходимо пройти для уточнения диагноза. Я возила сына на коляске, ждали долго в очередях, прошли лишь трех специалистов. На большее не было сил — ребенок уже третью неделю не принимал пищи, только 100—200 гр. воды или сока в сутки. На основе пройденных анализов доктор дал заключение, что нет необходимости в госпитализации и, сославшись на занятость, попросил выйти из кабинета. Даже не подумав, сможет ли ребенок выдержать обратную дорогу. Я просила дать сыну хотя бы успокаивающий укол, и медсестра вынесла из кабинета шприц и ввела ребенку димедрол. В три часа дня мы уехали в Вознесенск. Уже при подъезде к городу у Виталия начались судороги и он стал задыхаться. Этот ужас продолжался более двух часов.

— Да, я помню этот случай: у мальчика была сложная операция — опухоль вросла в ствол головного мозга. Мальчик очень тяжело шел на поправку. Прошел у нас курс реабилитации — это капельницы и массажи, — утверждает врач института Юрий Орлов. — . Второй курс он должен проходить у себя в больнице по месту жительства. Мы написали в выписке, что такой курс рекомендован. Мать должна была обратиться в райбольницу непосредственно с нашей выпиской или в поликлинику, чтобы получить направление там. Подобным образом мы выписываем всех наших пациентов.

Мать звонила им несколько раз, и нейрохирурги предложили приехать в Институт на новый восстановительный курс, хотя смысла ехать не было — те же уколы можно получить и дома, утверждает Юрий Александрович. Однако она почему-то привезла сына в Институт, хотя операция ему не была показана. Орлов утверждает, что мать говорила, что не может найти общий язык с местными медиками, потому просится в Киев.

А нам непонятно другое: почему вознесенские медики не зашли вместе с мальчиком к столичным докторам и не проконсультировались, если у них были вопросы? Орлов утверждает, что бывшему пациенту пошли на встречу, провели короткий курс реабилитации и мать увезла его домой.

— Вот уже 22 месяца наша семья живет в этом кошмаре, — плачет Ирина Николаевна. — Ребенок прикован к постели, потерял слух, и частично речь. 22 месяца я борюсь за жизнь своего сына, из них 8 месяцев мы провели по стационарам. Проблемы остались: головные боли, отказ от пищи и воды, зрение 40%, но он пытается читать и писать. Пытается сесть на постели, стать на ноги и падает. Эти попытки бесконечны, надо его поддерживать, чтобы не расшибся. А мальчику 15 лет, рост 180 см.

Сегодня моему ребенку нужна грамотная реабилитация и лечение. Мы не знаем, кто может оказать такую помощь и где взять деньги — мы уже потратили все наши сбережения. Надежда была на Институт, но получается мы для них — отработанный материал?! Ответственности за последствия операций никто не несет. Такая у нас система. Мы остались наедине с горем. Подскажите, посоветуйте, кто может помочь в лечении и реабилитации?