ВЫЖИВШАЯ ПОСЛЕ РАССТРЕЛА

Любовь Андреевна стояла возле могилы и не могла вымолвить и слова. Эта могила… предназначалась и для нее. Здесь лежат ее мать, отец, сестра и брат. И еще восемь ее односельчан, которых в апреле сорок третьего года расстреляли немцы. В руках женщины дрожит листок с текстом, но что-то не дает ей читать. На бумагу одна за другой падают слезы. Влажными от слез становятся и глаза присутствующих… В день открытия в селе Городок Луцкого района памятного знака на месте расстрела — Любовь Качинская (в девичестве — Денега) так и не смогла говорить. Написанное ею прочитал сельский голова.

Уже потом, дома, когда немного унялась душевная боль, она рассказала нам о тех страшных событиях, в который раз густо смочив свои воспоминания слезами.

— Немцы ворвались в хату и приказали всем собираться, — вспоминает Любовь Андреевна. — Ничего не объясняли. Забрали из дома пять человек — маму, папу, сестру, брата, меня — и погнали к машине. Старенькая мать не могла идти, ее били ногами. По пути собрали людей целую машину и повезли в подвал возле церкви. Вели мимо вешальницы. Помню: петли, стол, табуретка…

Поставили нас на цементе на колени, и мы так, будто уже мертвые, стояли. Только отец все целовал меня в плечо и шептал: "Любонька, как бы я хотел, чтобы ты осталась. Почему же ты с нами?" Два немца-охранника о чем-то между собой говорили. Среди нас был один человек, который знал немецкий язык, и перевел мне несколько слов: "Как жалко ту девушку". У меня после этого перед глазами потемнело. А один из немцев принес мешок и подстелил мне под колени.

ВСЕМ СМЕРТЯМ НАЗЛО

— Стали нас выводить по двое, — продолжает женщина. — Ушли отец и мама. Взяли брата. А он наклонил голову и говорит: "Бывайте, больше не увидимся". Выстрелов в подвале мы не слышали… Осталась я с сестрой и наша сельская учительница. И нам поступила команда: "Выходите". Выбрались из подвала. А там… Они все лежат мертвые. Мама, папа… Вокруг разбросаны гильзы. "Господи, спаси меня!" — взмолилась я. "Ложись!" — закричали немцы. "Не убивайте меня, я ни в чем не виновата!" — стала умолять учительница. А сестра тем временем шепчет мне: "Ты ложись возле мамы, а я пойду лягу возле брата". "Куда идешь? Ложись здесь!" — не давали опомниться каратели.

Любовь Андреевна на какое-то мгновение замолкает, задумавшись. Нет слов и у нас. Кажется, такой ужас может быть только в кино. Но это не кино. И рядом — живой свидетель тех событий, в глазах которого, будто с экрана, отзеркаливается весь ужас апреля 1943-го. Все тело Любови Андреевны дрожит от волнения.

— Помню, мы долго лежали. Когда слышу: выстрел! Сестру убили... А когда прицелились в меня, я крепко схватила руками лицо и закрыла глаза. Видно, пуля прошла сквозь голову и между пальцами. Дальше ничего не помню. Говорят, что Бога нет на земле, но, видно, есть. Когда начала приходить в себя, мне что-то стало подсказывать: не выдавай себя! Боялась даже шелохнуться. И опять какая-то сила — не знаю что — шепчет: часто дыши, чтобы тебя не заметили. Я так и делала. Сколько так лежала — не помню. Когда опять услышала немецкую речь — шли к нам. Думаю: "Будут закапывать. Господи, всех — хоть неживыми, а меня — живой?!" А они, оказывается, проверяли, не выжил ли кто. Чувствую, мама дернулась, это ее ногой немец пнул. Потом меня... И они уехали.

Люба лежала до тех пор, пока не услышала плач людей. Но и тогда не сразу рискнула выдать себя. Потому что узнала по голосу человека, который, как она говорит, мог добить. Не немца, а своего односельчанина.

— Когда пришли советы, он — к ним служить, а когда же нагрянули немцы, то взял в руки нагайку, — объясняет женщина. — Я попробовала подняться, только когда услышала голос своей соседки...

Люди стояли в оцепенении и не могли поверить своим глазам. Просто молча наблюдали, как "мертвая" Люба пытается встать на ноги. Шатаясь, она поднялась на колени. Но не устояла — упала. "Умерла?!" — еле слышно вымолвил кто-то из толпы. Нет — снова поднялась. И опять сначала на колени. Замерла на несколько минут. Собралась с силами и — поднялась. Сама. Никто не решился помочь. "Немцев нет?" — спросила и сама себя не услышала. Все лицо опухло. "Нет", — ответил кто-то. "Воды", — попросила. Хотела умыться, но нащупала на лице "какое-то мясо" и одернула руку. Попросила полотенце перевязать рану. Какая-то женщина принесла жакетку, чтобы согреть меня. А дальше...

— Куда идти, думаю? — рассказывает Любовь Андреевна. — Никто мне ничего не говорит, не приглашает к себе. Все боятся, что если возьмут, то и их расстреляют... Пойду, думаю, к Куртам — соседям. Их тоже должны были расстрелять. Но их мать знала немецкий, что-то наговорила немцам, и их не тронули. Может, убедили, что имеют немецкие корни...

Так и поплелась — медленно, шатаясь, под горку. Ее провожали только взглядами.

Курты не испугались — приняли. Вера, хозяйка, напоила молоком, и Любовь забылась в тяжелом сне. А на следующий день Григорий — брат мужа Веры — отвез Любовь, спрятанную в соломе на телеге, к дяде в соседнее село.

Дядя тоже сначала испугался расправы. Услышав его отказ, девушка упала в обмороке. Но слова Григория Курта таки убедили дядю: "Кто теперь на свете остался роднее для нее, как не вы?"

Никто тогда не ведал, что после войны братьев Куртов убьют в застенках НКВД...

КТО КОМПЕНСИРУЕТ СТРАДАНИЯ?

Ночью Любовь металась в горячке и кричала: "Немцы, немцы, стреляют!" Так было и в луцкой больнице, куда вскоре отвез ее дядя. Конечно, и туда наведались люди из гестапо. Но опять какая-то невидимая сила, какой-то ангел-хранитель прошептал Любе: "Говори, что не знаешь, кто в тебя стрелял, что попала в перестрелку немецких солдат с какими-то неизвестными". Как только гестаповцы ушли, врач без какого-либо наркоза сделал ей операцию и сказал, что дальше в больнице быть небезопасно.

— Я долго стыдилась своего шрама на лице, — продолжает Любовь Андреевна. — Думала, кому я нужна такая изувеченная? Часто плакала. Спрашивала Бога, почему я не ушла с родителями вместе? Зачем мучиться? Но вот попался мне на жизненном пути Василий — мы вместе уже 51 год. После замужества стало мне немного легче, потому что появилась своя семья, заботы.

На место расстрела Любовь Качинская впервые решилась прийти только после войны. Много воспоминаний, бессонная ночь и слезы-слезы. В следующий раз наведалась, когда советская власть открывала здесь памятник расстрелянным. Она боялась этого места — оврага, где похоронены ее самые родные люди.

Несколько лет назад в Городок приехали из Соединенных Штатов братья Петро и Михаил Каркоцы, которые в тот апрельский день 43-го каким-то чудом смогли убежать от немцев. "На этом месте должны были быть и мы", — сказали они и дали Любови Качинской тысячу долларов, чтобы она поставила новый памятник погибшим односельчанам. С годами советский постамент уже обветшал. Остальные деньги собирали сами сельчане. Любовь Андреевна со своей и пенсии мужа отложила две с половиной тысячи гривен.

Братья Каркоцы сообщили Любови Качинской и имя немца, который ее расстреливал и говорил по-русски, — Роулинг. И посоветовали не молчать, обращаться со своей историей в международные организации. Ведь она — одна из тысяч, кто выжил после таких испытаний. Она — живой свидетель преступлений фашистов. И кто, как не она, заслуживает теперь хотя бы на какую-то компенсацию с немецкой стороны. Любовь Андреевна обратилась с письмом в немецкое посольство, но пока — без ответа.

Единственный раз за время разговора на лице Любови Андреевны появилась улыбка. В тот момент, когда она рассказывала о двух дочерях и зятьях, пятерых внучатах и шестерых правнуках. Многие из них присутствовали на открытии памятного знака. В конце торжества все вместе сфотографировались возле памятника. Символически, что в центре на этом фото стояла Любовь Качинская — женщина, которая выжила всем смертям назло.