В АФГАНИСТАНЕ КОРРЕСПОНДЕНТ "СЕГОДНЯ" СПАС ОТ РАССТРЕЛА... СОВЕТСКУЮ МИНУ

Лучик утреннего солнца, рассеянный противомоскитной сеткой, лениво ползет по моему лицу. Рань несусветная, а дышать уже нечем. Потягиваясь на койке, наблюдаю за двумя "моджахедами", которые хозяйничают в моих кроссовках. Это рыжие скорпиончики, которых канадцы из натовского лагеря ISAF, в расположении которого я сейчас нахожусь, так назвали. "Моджахеды" осматривают мою обувь по всем правилам военной науки: пока один мужественно преодолевает лабиринты шнурковых узелков и петель, второй стоит в боевом охранении, выражая всем своим видом готовность отразить атаку. Впрочем, пора вставать. Из-под горы, где мечеть, доносится утренний стон муллы-муэдзина, которому вторят уже запущенные двигатели бронетранспортеров.

СЕГОДНЯ Я — PATROL

На часах 5.30. На градуснике — 60. С тоской поглядев на открытые сандалии, иду отвоевывать кроссовки у "моджахедов". Погрозив жалами, они шустро ретируются в складки палаточной ткани. Извините, ребята, но сегодня мне нужна надежная обувь — я один из тех, к кому местные жители, да и все обитатели базы относятся почтительно и тревожно. Я — PATROL.

Камера, фотоаппарат, диктофон — вот и вся экипировка. Солдатам из нашей группы, с их боевой "выкладкой" тяжелее. Ну, на то они и солдаты. Справа от моей палатки, стоящей на краю жилого блока лагеря, находится санузел. О комфортабельности здешних биотуалетов с множеством уютных кабинок рассуждать не буду. Нашей армии такое и не приснится! А вот еще один домик действительно заслуживает внимания: это небольшой пластиково-алюминиевый комплекс из душевых и умывальников. Краны-смесители управляются с помощью ножной педали, горячая вода подается круглосуточно, полотенца бумажные — рулонами, освежители воздуха, вентиляторы-кондиционеры…

На всю эту роскошь у меня пять минут. Столовая — еще пятнадцать. Завтракаем вдвоем с капитаном Ангусом Матесоном, моим старым другом и коллегой по многочисленным зарубежным военным учениям и по службе в 95-й Житомирской аэромобильной бригаде. Ангус знает, что я в "советско-афганскую" служил здесь, но все равно шутит с подколочкой: "Михаэль, не страшно?" И растягивает губы в заокеанской улыбке.

Мы направляемся в автопарк. Двигатели канадских БТРов коптят голубое кабульское небо, солдаты возле палаток чистят оружие (с удивлением узнаю, что здесь это делают перед выходом в патруль, а не после). Группой командует капрал Робертс. Ангус, как мой сопровождающий, становится временно рядовым бойцом, а я — "почетным охраняемым гостем", лицом штатским. Наверное, это правильно, так как по прибытию сюда я дал подписку, что, если вдруг что-то случится, канадская армия и контингент НАТО за меня не отвечают.

ДВОРЕЦ ПОЛИТИЧЕСКИХ СТРАСТЕЙ

Маршрут движения, как признаются сегодняшние мои коллеши, уточняется по карте, составленной еще во времена Советского Союза. Только названия населенных пунктов на ней написано не по русски, а по-английски. Я занимаю место на броне БТРа. Это последствия личного опыты, приоретеного в годы афганской войны: в случае прямого попадания или наезда на мину у тех, кто внутри бронированной машины, шансов практически нет.

На КПП нас останавливает охранник — моя оранжевая футболка и такая же кепка-бейсболка, подаренные накануне Ангусом, подозрительно "революционны". Но рядовому что-то внушительно говорит старший, и солдат делает шаг назад.

Чтобы выбраться за город, надо проехать несколько кварталов. В который раз окидываю взглядом дворец королевы Дарламан. Даже в разрушенном виде после талибановских атак и натовских бомбардировок он выглядит величественно. Объезжаем по периметру ограждение из колючей проволоки, поднимаемся на пригорок, и дорога начинает кружить серпантином к подножию дворца Таджибек.

Это чудо французско-афганской архитектуры неразрывно связано с историей всех политико-правительственных страстей, трагедий, катаклизмов Афганистана 80-х. Здесь, в преддверии "апрельской революции" 1978 года, в подвальной комнатке был задушен первый президент страны Тараки — по приказу своего ученика Амина. Здесь, во время банкета, был отравлен вместе с гостями по заданию КГБ , а потом застрелен советским капитаном во время штурма дворца и сам Амин. И здесь во время операции "Шторм" пали от пуль и снарядов своих же советские офицеры: врач-советник, спасавший Амина от отравления, полковник Кузнеченков и командир групп КГБ "Гром" и "Зенит" полковник Бояринов, командовавший штурмом.

Я уже рассказывал, как красив и богат был некогда Таджибек. Сейчас он выглядит удручающе: взрывом многокилограммовой бомбы обрушены балконы с западной стороны, в здании ни одного целого стекла, ни одного деревянного перекрытия. Сейчас здесь разместился венгерский наблюдательный пост — человек шесть. Мы здороваемся с ними и, пока военные общаются, я успеваю пробежаться по дворцу и сделать несколько снимков.

"РАШЕН МИНЕН"

Дальше наш путь лежит мимо лагеря подготовки афганских солдат, построенного американцами на месте бывшего штабного военного советского городка. Оттуда добираемся до так называемого "ресторана отдыха храбрых афганских офицеров" (ресторана Амина). Здесь тоже все изменилось к худшему. Обгорелые, обстрелянные стены, срезанные деревья… Только бассейны для плавания, как раньше, сияют лазуритом — в краску была подмешана пыль этого дивного камня. Сейчас здесь тоже наблюдательный пункт, где круглосуточно находятся трое-четверо афганских солдат. Кровати под открытым небом, нехитрый скарб, "калашниковы".

Узнав, что я русский, солдаты вступают в контакт: "Здравствуй. Карашо. Как дела? Калашников, Шурави, домой!" Знакомимся. Один из моих собеседников капитан, другой — капрал. Он уже год в армии, недавно перешел на контрактную службу, зарплата 3 тысячи афгани (около 100 долларов), мечтает учиться на офицера. А до этого был учителем в школе. Капитан, что любопытно, тоже из учителей. Под форменным, американского покроя камуфляжем показывает мне на груди глубокий, до 70 сантиметров рубец чуть выше сердца. Во время советско-афганской войны он руководил отрядом у полевого командира Абдулы Вакиля из армии Ахмет Шах Массуда. Специализировался на обучении партизан-зенитчиков, а в конце 1987 года лично сбил "стингергом" возле кабульского аэропорта советский вертолет. И даже направление показал, где это было. Мы бы поговорили еще, но звучит команда: "На броню!" БТР трогается, взбивая облака пыли.

Огромные участки каменистой территории справа и слева покрыты галькой либо зарослями верблюжьей колючки. Небольшие стада коз и овец, сопровождаемые, как обычно, мальчиком или стариком-пастухом, возникают и исчезают, как миражи среди волн горячего воздуха. Огромные участки огорожены проволокой с красными треугольничками "minen". Там, где нет натовских табличек, белые и красные булыжники — разметка афганских минеров. Белый булыжник — безопасная сторона, красный — опасная. Американский шеф-сержант Крейчмар (дальше — Крейчман?!), инструктор афганцев, присоединившийся к патрулю в "ресторане", кричит мне на ухо: "Рашен минен!" и показывает на освобожденные ветром от песка знакомые изделия отечественной военно-инженерной промышленности. Мой переводчик Наджибулла Зазай рассказывает, что в год на таких "минен" гибнут два-три пастуха. Не считая животных...

Внезапно мы останавливаемся. Крейчмар вытаскивает из кобуры огромный пистолет, похожий на наш "маузер", и целится в мину. У меня перехватывает дыхание. Перед тем как звучит выстрел, успеваю подбить руку американца снизу, и пуля уходит в горы. Облегченно вздохнув, объясняю Крейчману и всем остальным, что осталось бы от нас, попади он в советскую противопехотную кумулятивную мину направленного действия МОН-100.

Теперь дыхание перехватывает у них... А Крейчман даже ежится, будто ему холодно.

До кишлака Каланджар несколько километров едем молча...

"РУССКОМУ ЗДЕСЬ НЕЧЕГО БОЯТЬСЯ"

В кишлаке все так же, как было во времена "интернациональной миссии". Такой же волчьей цепочкой, как 17 лет назад во время операции "Осмотр", мы идем через глинобитный поселок. Такие же мальчишки бегут по селу, только кричат не "Шурави", а "Сэр", и вместо "Дай" выкрикивают "Give me". И все так же предлагают "Чарльз" — вариант афганской марихуаны. Все те же могилы с исламскими флажками-треугольниками на ветках-прутиках, те же ручейки канализационных канавок вдоль глинобитных стен и витающий над всем этим жуткий запах. "Шанель N5", — шутим мы с Матесоном и веселим всю группу.

Посреди кишлака своеобразный кирпичный заводик. Кирпичи делаются из глинистой пыли, которая под ногами, и "обжигаются" под пылающим афганским солнцем. Чуть дальше плантация конопли. Через переводчика спрашиваю у местного: "Почему такая низенькая?" И тот же ответ: "Солнце!" Крестьяне убирают урожай не таясь. Объявление нынешним президентом страны Хамидом Карзаем производства и торговли наркотиками "национальным позором" никого не смущает.

Проходим небольшой рынок вдоль дороги, ведущий от кишлака к городу. Здесь можно купить все — от магнитного китайского браслета для регулировки давления до... жены. На рынке полно малолетних менял. Я поразился: у мальчишек каких только купюр нет! Японские иены, австралийские доллары, русские рубли и даже... 200 наших гривен — своими глазами видел!

Я бы еще здесь побродил, но пора возвращаться. "Эгей, Михаэль! Как дела? Как патруль? У вас так было?" — окликает меня Ангус. Качаю головой: "Нет, не так! Нас постоянно обстреливали. Ракеты "земля—земля", минометные мины, постоянные взрывы: "Бум-бум!" — я жестикулирую, пытаюсь передать свои чувства.

На этот раз солдаты почти силой затягивают меня в салон БТРа. По дороге переводчик Наджиб рассказывает, что сейчас русскому здесь нечего бояться — в бронетранспортеры не стреляют из гранатометов, как раньше. Оказывается, мне приготовили сюрприз: капрал Робертс вручает изумительно красивый и дорогой афганский свитер из верблюжьей шерсти, Наджиб — афганский флаг, тоже купленный на том пестром рынке. "Это как русский орден, — поясняет Ангус, — что мы живы". Крейчмар (Крейчман?!) под аплодисменты снимает со своей руки браслет и обнимает меня за плечо: "Thank you, Михаэль, спасибо!" А ведь, и правда, могли не вернуться...

Солнце в горах садится стремительно. "Афганец" — черный вечерний пыльный ветер гонит меня в палатку. Бегло осматриваю камеру, фотоаппарат — все в порядке. Перед тем, как отправиться в душ, переобуваюсь и аккуратно ставлю кроссовки в том же углу палатки, где норка "моджахедов". "Good night, рыжики, я тут в гостях, я с миром!"


ИСТОРИЯ ВОПРОСА
Недавно исполнилось 17 лет со дня окончания войны в Афганистане, которая не принесла ничего, кроме боли и крови. Журналист и телеоператор Михаил Будилов, в прошлом военный журналист, знакомый нашим читателям по ряду материалов, посвященных как прошлому, так и настоящему Афганистана. В настоящее время он работает над пятисерийным документальным фильмом "Афганистан, прости", а также одноименной книгой, в которую войдет рассказ о том, как автор ходил в патруль с войсками НАТО. Но прежде он публикует свой репортаж в "Сегодня".