БОЛЬШИЕ БУКВЫ БОРИСА ЕГИАЗАРЯНА

Борис Егиазарян

Синие львы, золотые птицы, рыбы, замершие в небе, люди, скользящие по пространству грез -- в мире живописи Бориса Егиазаряна все возможно и никогда не уходит детство.

Метафоры, даже самые неожиданные, здесь естественны, потому что они, кажется, живут в памяти нашей -- от сказаний прапрапрадедов, от собственных ранних живописных "шедевров", когда радостно сияли глаза, а локти и нос были вымазаны краской в творческом самозабвении.

Для Егиазаряна каждая работа -- целая жизнь, со всеми ее "возрастами": "Ой как мне тяжело, когда я начинаю работать! Всегда начинаю с неумения. Потом вроде что-то начинает удаваться, а потом вдруг чувствуешь, что ты гений, -- это когда наступает "подростковый возраст". Затем -- полное разочарование: все, что сделал -- ерунда, уже было прежде и ты не сказал ничего из того, что хотел. Руки опускаются. Но в конце концов начинаешь понимать: работаешь ведь не для того, чтобы чего-то добиться. Есть что-то Светлое, к чему тянешься в жизни -- счастье, красивая картина, гармония цвета, Бог".

Егиазарян всему придает ясность и цельность. Он словно пишет одну большую лирическую поэму, но по своему правописанию: начиная с большой буквы каждое слово, которое для него значимо. "Я не могу себе отказать в удовольствии всегда писать некоторые слова с заглавной буквы -- Красота, Добро..." В его произведениях живет наивная вера в сказку и отточенный веками византинизм -- традиция иконы и драгоценных эмалей. Оттого они легки и совершенны, разнообразны и узнаваемо-постоянны.

В рисунках, составивших выставочную экспозицию в "Галерее 36" (Андреевский спуск, 36) художник вдруг решился показать себя иного. Набросок с натуры, кажется, является самым сокровенным в ремесле художника. Здесь нет чувственной силы живописи -- только чистая линия, почти прозрачная на белом листе бумаги. Но мы видим человеческое лицо глазами Бориса Егиазаряна: "плоть, почти ставшая духом", огромные глаза, -- художник снова и снова пишет "с большой буквы" то, что для него значимо.