"В ЭТОЙ СТРАНЕ НУЖНО БЫТЬ ЛИБО БОГАТОЙ, ЛИБО ИЗВЕСТНОЙ"

Недавно народная артистка России Светлана Крючкова была удостоена санкт-петербургской премии "Люди нашего города" в номинации "Драматическая актриса года". Воспользовавшись этим весьма торжественным случаем, я разговорилась со Светланой Николаевной в закулисной обстановке. Слухи о ее тяжелом характере оказались несколько преувеличены. Крючкова обаятельна, умна, остра на язык и, как истинная женщина, пристрастна в оценках. Люди, годы, жизнь в ее интерпретации лишены светского лоска, зато подсвечены иронией и печалью, которая, вопреки всему, светла.

-- Светлана Николаевна, вы -- актриса БДТ имени Товстоногова. Случалось ли вам играть любовные сцены с партнером, вызывавшим у вас брезгливость?

-- Я вам вот что скажу: в театре -- как в операционной. Например, вы хирург, и вам не нравится этот человек. Вы что, будете плохо делать ему операцию? Я отбрасываю все. Нет ни одного человека, в котором при желании вы не нашли бы массу хорошего. Более того, я уверена: при вашем прикосновении этот человек повернется к вам по-другому.

-- Вы пели в "Большой перемене", что привыкаете к несовпаденьям. А в жизни как?

-- Вы знаете, эта песня меня всю жизнь преследует. Готова ли я привыкать к несовпаденьям? Мне кажется, я уже ко всему привыкла. За то и страдала -- ну и очень хорошо, пошло на пользу. То есть моей профессии пошло на пользу, мне-то самой это никак на пользу не пошло. В фильме "Фантазии Фарятьева" об этом точно сказано, очень точно. Вот когда моя героиня говорит: все правильно, только не по адресу. Где-то нарушился порядок, просто с самого начала кто-то пропустил свою очередь. И все пошло вкривь и вкось. Один пропустил -- и пошли несовпаденья, и пошли, и пошли...

-- А вы верите в судьбу?

-- Верю. Все будет так, как должно быть, даже если будет иначе. Бывает, гребешь к себе счастье руками и ногами, хватаешься за него -- а у тебя все рушится. Ты подпорки ставишь, пытаешься что-то сделать -- и ничего не выходит. А потом ложишься на спину и говоришь себе: да пропади все пропадом, ничего не буду делать. И вдруг разверзаются небеса -- и на тебя падает счастье. Кто-то ведет нас по жизни. Об этом я играю мамашу Кураж в спектакле нашего театра. Кураж, понимаете? Для меня между словами "кураж" и "жизнь" стоит знак равенства. У меня есть какая-то безоглядность в натуре. Это плохо для меня как для человека, а как для актрисы -- хорошо. По-человечески я понимаю, что надо бы тормознуть, приостановиться. И если бы я была просто женщиной, работающей в другой профессии, я бы очень во многом себе отказывала, во многом себя ограничивала. Но как актриса я понимаю, что не имею права не отпустить себя на волю -- это было бы преступлением. Потому что дар дается Богом, а не исполнить данного Богом -- грех. И вот вам ножницы: как человек ты не должен этого делать, а как актер -- обязан. Женю Миронова спросили, что бы он выбрал: быть веселым и грешным или скучным и праведным? И Женя ответил: я артист -- это совершенно особая мораль.

-- Вне сцены эта мораль тоже правомочна?

-- У нас такого нет -- на сцене или вне сцены. Вот я сейчас сижу и с вами разговариваю. А откуда вы знаете, какой крутеж идет у меня в голове? В одном полушарии у меня прокручивается одно кино -- не скажу какое. А в другом -- крутится мамаша Кураж. А в сердце у меня нечто третье. Представьте себе, я лежала на операционном столе -- и о чем думала? Как жалко, что сейчас нет камеры, чтобы снять мой крупный план, а потом на это лицо наложить сон, который приснится мне под наркозом. Мне бы думать, как не помереть, а я размышляю о том, как смонтировать лицо с моими ощущениями. Я перед операцией волосы подстригла до полутора сантиметров: думала, умру -- так чтобы хоть не расчесывали потом. Пришли девочки-медсестры. Я им говорю: девочки, одну минутку, я только в душ заскочу, чтобы умереть красивой и свежей. Заскочила, выскочила -- ну все, поехали. Как перед спектаклем, так и перед операцией. Так поступают все в нашем театре -- это как бы закон. Не зря ведь театр храмом называют. И мы обязательно душимся перед выходом на сцену: есть деньги -- духами, нет денег -- туалетной водой. Обязательно ручки нужно подушить, потому что партнер их целует и ему должно быть приятно.

-- А если у партнера на ваши духи аллергия?

-- Он может сказать, если это так. Вот у нас в этом смысле Владислав Игнатьевич Стржельчик, царство ему небесное, был удивительным партнером. Он всем мужчинам театра подавал такой пример! Всегда безукоризненно чист, душист, но напарфюмерен не до сумасшествия, а легко, изящно.

-- Светлана Николаевна, у вас случались театральные романы?

-- Никогда. Причем я не шла на это сознательно. Хотя со всеми ведущими актерами нашего театра я играла любовь. С Олегом Борисовым, Юрой Демичем, Геной Богачевым, Владиславом Игнатьевичем Стржельчиком, Кириллом Юрьевичем Лавровым. Со всеми. Но если бы, не приведи Бог, когда-нибудь с кем-нибудь из них у меня были бы близкие отношения... Представляете, я играла бы не то, как мой персонаж любит другого персонажа, а как я, Светлана Крючкова, -- со всеми своими комплексами, обидами или презрением по отношению к этому человеку... Все бы сразу вылезло. Это мешает. Тут как в операционной -- нужно в перчатках. Романы? Сколько угодно, только не в театре. Только не когда ты играешь любовь. Иначе вмешивается посторонняя интонация. А на сцене человек голый. Поэтому я никогда не говорю и не слушаю ничего плохого о мужчинах нашего театра.

-- А если партнер не преподнесет вам букет, полученный от поклонницы, вы на него разозлитесь?

-- У нас в театре такого не бывает. Во всяком случае, на моих спектаклях. Но если вдруг так произойдет, то я знаю: у него есть на это причины. Но уж ручку поцелует обязательно. Я была тронута до слез тем, сколько цветов подарили мне недавно в филармонии. А одним цветком просто была убита наповал. В проходе сидела девочка-подросток в инвалидной коляске. Папа подвез ее к сцене, и она протянула мне цветок. Мне тогда чуть плохо не стало.