ЕСЛИ УЖ РАСПИСЫВАТЬ СТЕНУ -- ТАК БЕРЛИНСКУЮ

Антон Лобанов -- художник модный. Это бесспорно. Он, что называется, попал в струю. Его изысканные картины (декоративные по форме, грустные -- по настроению) выставляются во многих странах мира; его сценография в спектаклях разных театров -- яркая, стильная и эффектная; он -- главный художник самого шикарного в стране международного театрального фестиваля, львовского "Золотого Льва", при этом работы с монограммой "АЛ" украшают многочисленные столичные "Макдональдсы".

НЬЮ-ЙОРК -- ГОРОД БЕЛИЧЬЕГО ХУЛИГАНЬЯ

Конечно, причина всеобщей любви -- не только в его художественных талантах. Антон Лобанов -- персонаж удивительно обаятельный. Эдакий огромный плюшевый мишка, необыкновенно общительный, мягкий, веселый, готовый расхохотаться в любую минуту -- ну очень большой ребенок. Особенно забавно было наблюдать, как этот большой дядя заботился о тамагочи своей восьмилетней дочурки, "подкармливая" игрушку и в мастерской, и в метро, и в театре. И искренне восхищался: "Смотри-ка, она поправилась на 800 грамм!" -- к великому удовольствию окружающих.

Чтобы прочесть материалы из его портфолио, мне пришлось изрядно поднапрячь мозги: там статьи все больше по-английски... Есть, правда, статейка по-японски -- но от этого не легче. А тут еще у Антона промелькнула фраза: "Как говорят у нас в Америке". Пришлось добиваться, о чем это он...

-- Папанька мой поехал в Америку и там зацепился. Ну и вытащил меня, чтобы я тоже этой идеей соблазнился и там остался.

-- И как, соблазнился?

-- Не-е, мне там ужасно не понравилось! Я ехал с большим чемоданом иллюзий и думал, что лучше места в жизни нету. Нас с детства так воспитывали, что Америка -- это Мекка. Все эти "голоса", радио "Свобода" и прочее. В общем, у меня было феерическое представление, и с первых шагов по американской земле иллюзии рушились одна за одной. Во-первых, я не получил никаких туристических впечатлений как от нового места: все очень знакомое, родное, какие-то помойки... Разве что, гуси летают прямо по Нью-Йорку и бешеные белки бегают в колоссальных количествах. Жирные, наглые -- носятся, ругаются, падают тебе прямо на плечи, что-то хапают из карманов! Хулиганье беличье с поломанными хвостами и погрызенными ушами!

-- Там и выставки были?

-- Я все-таки и работ попривозил, и денег со славой хотелось заработать. Таскался из галереи в галерею, предлагал себя. Но они всем этим ужасно затоварены, говорят: "Приходите завтра", -- а звучит как будто: "Пошел ты на...". Уехал я в Бостон. Там вроде чуть повежливее люди, которые арт-бизнесом занимаются, да и город культурный, много молодежи, университеты, Гарвард. И неожиданно "выходил" я выставку на фешенебельной Ньюберри-стрит -- эдакой улице для богатых с магазинами "от кутюр". Я понял, что там можно чего-то добиться -- но не понял, зачем это надо. Было такое ощущение, что я нахожусь на периферии мира... Нам там делать нечего, и незачем туда соваться. Разве что приехать с именем "Пикассо", намолотить кучу денег -- и быстренько свалить. Все-таки, мы -- люди европейские.

Вот в Германии... Меня пригласил туда с выставкой Райнер Хильдебрандт -- дядечка непонятного возраста, от 80 до 150. Правозащитник, такой "немецкий Сахаров", организатор Музея Берлинской стены. Он ко всему еще и владелец этой Стены, продает ее по кусочкам на сувениры. Он дал мне расписать два квадратных метра и я... наковырял сувениров на шару. (Делает вид, что смущен).

-- Там лучше, чем в Америке? Все-таки Европа...

-- Конечно! Там люди не такие сумасшедшие, можно сесть, пообщаться за пивом... А через неделю, по возвращении из Германии я попал в Англию, в Кардифф, на театральный фестиваль. Три моих выставки там было: в Брайтоне, в Кардиффе и в Лондоне -- в Банке реконструкции и развития.

-- В ЕБРР? Они, когда в Киеве заседали, в гости не зашли?

-- Не-ет, тут такая мафия была!.. (Вдруг задумчиво). А чего с ними тут встречаться? Там надо!

ПОСЛЕ КАЖДОЙ ТРЕТЬЕЙ СТРОЧКИ У МЕНЯ НАСТУПАЛ ТОКСИКОЗ

-- Как художник Антон Лобанов стал сценографом?

-- Самый первый театральный опыт -- "Когда лошадь теряет сознание" в театре "Сузір'я". По-моему, Рушковский пригласил меня от безысходности: никто не хотел туда идти (я ж не знал, почему!). Сказали: "Придумывайте, что угодно -- все будет!". Потом оказалось, ни на что денег нет, и надо делать из того, что есть. А был только голубой диван. В общем, нарисовал я им три картинки: лошадь, собаку и портретик предка -- на этом все закончилось. Но это было через скандалы, оры, и мне так жутко не понравилось, что я думал, в театр уже никогда не попаду.

Хотя, косвенно -- началось со Львова, с института. Было у нас что-то вроде кафе творческой молодежи. Я там познакомился с артистами, с Ярославом Федоришиным (ныне -- худрук львовского театра "Воскресіння" и директор фестиваля "Золотий Лев" -- Н.Х.). Дружили, пили вместе. Пришлось иногда и на спектакли заходить -- неудобно все-таки. А потом я уехал в Киев, и как-то дружба оборвалась. Работал я в Монументальном цехе художественного фонда Украины, ваял какие-то панно типа "Родина-мать"...

-- Ой, и где можно увидеть эти нетленные произведения мастера?

-- Ну не успе-ел я много наваять! Помню в Черкасской области одно село: типовой клуб, рядом церковь. Председателю колхоза надо было шой-то такое шандарахнуть, чтоб людей от церкви отманить. И шандарахнули могучим "панном", метров 8х15. А дни уже -- перестроечные, совет требует произведение искусства по большому счету! А председателю подавай строго "Аврору", "Днепрогэс" и этапы большого пути. Он кричит: "Я деньги плачу!.." Еле нашли компромисс: нарисовал я какую-то абстрактную Родину-мать с абстрактными космонавтами... Был еще заказ в Смеле, в пищевом техникуме: композиция на тему переработки буряка на сахар... (диктофон издает рыдания. Угадайте, чьи?)

А потом все это закончилось, и я стал писать коммерческие полотна на продажу -- натюрморты с антиквариатом. Вдруг появился Андрюшка Александрович: "Да что ты рисуешь?! Ты на что свою жизнь тратишь?!" -- и подвигнул меня на первый шедевр. Стали из меня выходить какие-то театрализованно-костюмированные картинки. Потом объявился Федоришин, познакомил с Виталием Малаховым. А Малахов посмотрел мои картины, во-первых, купил две штуки. И че-то у него была пожарная ситуация, срочно требовалась сценография под готовый спектакль, "Маленькие трагедии" Пушкина, для поездки к Пирамидам, в Каир. Он мне очень долго рассказывал, что они будут играть прямо на песках. Придумали мы, что вся декорация должна состоять из тканей (я им метров сто расписал!), все будет зарыто в пески, и из песков будет вдруг появляться, статую Командора отроют... А когда Театр на Подоле вернулся -- оказалось, никаких песков не было, а был деревянный помост, и зарывать было негде. Но через какое-то время Малахов пригласил меня к себе главным художником.

Федоришин все хотел меня загрузить, чтобы мы с ним сделали какой-то спектакль. И вот наконец в прошлом году -- состоялось. Вывел на большую "Дорогу в Дамаск". Как ни странно, получился неплохой спектакль.

-- Почему "как ни странно"?

-- Да потому что пьеса была такая, что у меня во время ее чтения после каждой третьей строчки наступал страшный токсикоз! Надо было спать несколько часов -- потом опять три строчки. И т.д.

-- А вообще художнику надо читать пьесу?

-- Да вроде бы. Хотя есть разные варианты. Федоришин требует, чтобы художник знал назубок весь текст, все реплики.

-- И Малахов требовал?

-- У него и текста-то не было! На ходу сочиняли. Когда "Вия" ставили, сыграли всего спектаклей пять -- и в каждом был разный финал. Первый кончался тем, что автор-рассказчик сам становился вурдалаком. Конечно, было эффектно, когда свет гас и вдруг у него глазки загорались, но наши деятели сказали, что у сказки должен быть хэппи-энд... Так в последнем варианте у них Панночка уходила в монастырь замаливать грехи...

НАРОД ИЗ "МАКДОНАЛЬДСА" КАРТИНЫ ПО ДОМАМ РАСТАЩИЛ

-- Антон, в нашей стране художник может жить, только продавая свои картины?

-- Вообще, поездив по миру, могу сказать, что ни в одной стране художники на деньги от продажи своих картин не живут. Все как-то еще работают: кто на стройке, кто таксистом, кто бухгалтером, кто -- в рекламе. Это у нас еще по инерции чуждаются пойти работать. Предпочитают голодать и жаловаться. В дворники и мусорщики идти никто не хочет.

-- Кстати, как Ваши картины попали в "Макдональдс"?

-- Да случайно как-то. Есть у меня приятель, у которого своя строительная фирмочка. Его "Макдональдс" подряжал чего-то не то строить, не то ломать. Он узнал, что запланированы картины, и привел меня. Пообщался я с этими людьми, все вроде хорошо, попросили прийти через пару дней. Прихожу -- а у них весь офис завешан таким количеством всевозможнейших картин, что мне стало плохо. Я-то расслабился, думал, уже все! А они говорят: "Ты извини, мы тут конкурс объявили!.." Ну а когда я их таки склонил на свою сторону -- вот тут-то все и началось! Пришлось было делать 20-25 картин... за неделю. Ужас какой-то! Я не успевал даже думать, что делаю. Привезли мне рамочки и как пошел конвейер! Лена (жена) бегает, стекла протирает, пакует, те приезжают, частями забирают... Потом сходу заказали еще в один ресторан, потом еще в один -- на Севастопольскую площадь. Я им сделал -- а они не повесили. Поразбирали по домам! (Бормочу: "Н-да, я их понимаю..." -- Н.Х.). Они меня все стращали, чтоб я не зарывался с ценами: "Мы ж купим репродукции!"

-- А вот интересно, как Лена терпит жизнь рядом с таким мастером?

Лена: Очень хорошо! Очень люблю его и счастлива, что я -- его жена. У меня ведь -- два гения дома: у нас дочка занимается художественной гимнастикой в школе Дерюгиной, чемпионка Киева. Я забросила институт, чтобы как-то облегчить жизнь и Антону и Насте.

Когда я выходила замуж, мне Антон сразу сказал: "Ты знаешь, что Ван Гог при жизни продал всего одну картину? Вот, учти!" Так я теперь все время радуюсь: такой великий Ван Гог -- и единственную картину продал. А тут Антон Лобанов... Я думаю: "Какой класс! Значит, нам не так уж плохо, как Ван Гогу! Он, бедный, одной селедкой питался..."

-- (задумчиво) И уши себе резал...