"Я БРОСАЛСЯ НА ПОЭТА С ТОПОРОМ"

Сколько по миру разбросано вышедших из-под рук Александра Токарева "Лениных" и "Свердловых"! Не сосчитать. Скульптор был втянут в бесперебойный конвейер по выполнению госзаказов с гарантированной зарплатой и объемом работ на два года вперед. И только перестроечные времена принесли скудость в доходах, какую-то растерянность и… всплеск творчества.

Токарев сам предложил поставить в городе еще один памятник Александру Сергеевичу. Его идею приняли. Как и каждый художник, он хотел создать именно своего Пушкина, и в то же время -- для всех. Со свойственной ему горячностью, когда зуд в руках, когда жажда работы неутолима и никого уже не существует, "впился" в работу. Первый вариант был готов за две недели. Не то, решает автор, не выразительно, незавершенность какая-то. Мучается, ночей не спит. То складку "поправит", то висок "подотрет"… И уже готовую скульптуру полностью ломает -- рубит топором, быстро, до основания, чтобы не передумать. И снова с нуля. И опять ломает.

-- Я на Пушкина бросался с топором, -- сокрушается Токарев. -- Все вроде бы на месте, а не чувствую ничего. Нет человека. Хочу, чтоб настроение города, его кураж отразился в пленнике-поэте... Только с четвертым Пушкиным нашел общий язык, -- удовлетворенно говорит Токарев.

Мастер бережно, как любимое дитя, "распеленывает" еще влажного Пушкина. В полный рост, изящный, молодой, с узнаваемыми баками, в цилиндре, он как будто на миг остановился у дома на Пушкинской, 13. Уже вечер, за ним зажглись бронзовые фонари, их блеск отражается в бронзовых воротах -- все это одна композиция. Он стоит без постамента, прямо на тротуаре, и как бы решает -- то ли к Воронцовым пойти, то ли на Думскую, к "самому себе", памятнику, который ровно на сто лет старше.