НЕТ НИЧЕГО ИНТЕРЕСНЕЕ ЧУЖИХ ПИСЕМ

Когда Александр Дюма рассказывал о Бородинском сражении его участникам, один старик воскликнул: "Да я там был! Все происходило совсем не так!" Невозмутимый Дюма ответил: "Вы там были, но ни черта не видели".

Изучают события историки, ищут причины философы, изображают -- литераторы. История часто переписывается и нередко искажается. "Факты следует искать в мемуарах -- свидетельствах и воспоминаниях современников", -- считает киевский коллекционер Виктор Павлович Постовойтов.

Шесть тысяч томов хранятся в обычной квартире, хотя квартирой это жилище назвать трудно -- по периметру обеих комнат от пола до потолка на массивных стеллажах аккуратно расставлены книги.

-- Почему только мемуары? -- первый мой вопрос.

-- Софья Андреевна Толстая писала: "Лев Николаевич захотел писать о декабристах -- сел за мемуары". Ей вторит жена Алексея Толстого: "Алеша работает над книгой о Петре I, днями-ночами читает мемуары". Так и я -- валю трех зайцев сразу: мемуары -- это и литературные произведения, и факты, и история.

-- А художественная литература, классика?

-- Мне это неинтересно уже с шестнадцати лет. Взялся, к примеру, за "Спартака" Джованьоли: ближе к концу -- муть, все придумано. Хорошо, надо сказать, придумано, но по сути -- вранье. Особенно не терплю фантастику.

-- Мемуары тоже не всегда документальны...

--Согласен, память может подвести, -- оппонирует Виктор Павлович. -- Но наличие фактов в мемуарах не ставится под сомнение, а подтвердить или опровергнуть их практически невозможно. Возьмем, хотя бы, переписку. Еще Исаак Бабель сказал, что нет на свете ничего интересней чужих писем. Я пишу вам сегодня о том, кого встретил, с кем общался, почем на рынке мясо, а завтра это уже история.

-- Когда вы начали коллекционировать книги?

-- В армии. Я сразу "оккупировал" библиотеку -- сначала перечитал все мемуары, потом проштудировал классику -- Толстого, Шолохова, Горького... А что делать? Четыре года в авиации -- время летит, приходилось читать все, что попадало под руку. Сослуживцы смеялись: "Ну сколько можешь читать одну книгу? Какой-то дурковатый ты у нас". Я в долгу не оставался: "Сами такие, -- говорю, -- это уже двадцать шестой том, просто переплеты одинаковые".

ГОРЬКИЙ -- МОЙ КУМИР

-- Я своеобразный чемпион по посещению квартиры-музея Горького. В моей квартире из окна выглянешь -- ремонт, трубы ржавые валяются, а у Горького в Качалово напротив дома -- церковь, в которой венчался Пушкин. Какая прелесть!.. Сидим в гостиной, где Алексей Максимович встречался со Сталиным, Ворошиловым. За тем же столом. Работники музея меня спрашивают: "Вы горьковед?" "Я -- карбюраторовед, -- отвечаю, -- инженер-автомобилист, а о Горьком знаю из мемуаров".

Зашла в гостиную Марфа Максимовна, внучка писателя. А я к ней: "Разрешите вас поцеловать в щеку" (есть фотография, где Горький ее целует). Это я сейчас такой боевой, а тогда, в конце 60-х, Марфа Максимовна была замужем за сыном Берии. Получалось, что правнуки Горького -- внуки Берии. Так я целовал невестку Берии? За это можно было и поплатиться.

Горького безумно люблю. Он, кстати, был хорошо развит физически -- крестился двухпудовой гирей, а по утрам любил по две бадьи теста замешивать -- вручную. Но удивительно, что при росте 185 сантиметров носил обувь тридцать восьмого размера.

Горького последнее время недолюбливают, хотя именно он первым заговорил о вреде советской власти: "Посмотрите, чего вы добились? Разве этого хотели?" Состояние страны стало для Горького причиной личной трагедии. Он пытался покончить жизнь самоубийством.

Старший брат Якова Свердлова был приемным сыном Горького. Зиновий Пешков позже стал послом Франции в Японии, другом президента Шарля де Голля. Когда входил Пешков, президент вставал (Пешков был старше по чину). "Устав есть устав", -- шутили друзья.

...Слушать Виктора Павловича -- одно удовольствие, он и сам признает, что может говорить о великих бесконечно.

-- Я всеяден, -- смеется. -- В библиотеке много книг о жизни спортсменов, художников, артистов, политиков... Неисчислимый перечень имен.

БАРАБАНЩИК КОТОВСКОГО И АРТИСТ ЦИРКА

-- Многие артисты-пенсионеры устраивались на предприятия охранниками. Однажды я ждал друга возле проходной завода, разговорился с охранницей о цирке. Долго болтали, а потом старушка сокрушалась: "Всех помню, но когда вы в цирке выступали?" Приняла меня за артиста.

В 80-м циркачи привели прямо к Никулину. Он в Киев на гастроли приезжал. Один из его друзей, зашедших в гримерную, где мы беседовали, спросил Никулина: "Вы что, начали мемуары писать? Чего ж тогда Постовойтов пришел?"

Но самая забавная история произошла в 1963 году. Стою на автобусной остановке, рядом -- мужчина в форме, явный отставник, а на поплавке (значок такой у военных) написано "Академия имени Фрунзе". Разговорились. Спрашиваю: "В каком году академию окончили?" "В тридцать девятом", -- отвечает. "При Веревкине-Рохальском? Помните, как Тухачевский приезжал в академию, а тактику в то время Корсун читал?" Все вспомнил отставник. Расцеловал меня, обнял, пригласил в гости -- впервые после войны встретил однокашника. Я не стал его расстраивать -- вроде как обманул человека. Вот что могут мемуары...