Профессор ДНУ: "Донбасса не существует – здесь будет либо Украина, либо ничего"

Доктор исторических наук, профессор Донецкого национального университета Елена Стяжкина во время своего выступления на конференции TEDxKyiv 2014 "За обріями" рассказала о своем видении причин произошедшего в Донецке. По ее словам, "сейчас Донецк похож больше на изнасилованную женщину, чем на европейский город".

Приводим фрагмент ее выступления, опубликованного в журнале "СОДА":

"Несколько базовых позиций, которые я хочу обозначить, прежде чем поговорить сегодня о голосах с территории войны. Вот это – Донецк (прим. – показывает на фото проукраинского мартовского митинга в Донецке) и это – Украина. И Донбасс – это тоже Украина. И это не просто мое желание. Это социология, которая и в марте, и в апреле, и в мае показывала всегда один и тот же результат – 65-67% признавали свое желание жить в Украине. Треть, чуть больше, хотела в Советский Союз, в Россию, в "ДНР".

Деоккупация юга страны – как украинские военные отвоевывают территории

Запрет на передвижение по стране для военнообязанных – все детали

Ракетные удары по мирным украинским городам - июль 2022

Ядерный терроризм россии

Мы не можем понять, что это что это за люди. Кто эти 20% участников вооруженных формирований Российской Федерации? Там нет гражданской войны, мы понимаем это, это война России против Украины. Но 20% участников из местного населения, конечно, есть. Что это за люди? Американский социолог Франц Боас выдвинул очень интересную гипотезу, что в одно и то же время одно и то же общество может жить в разных хронологических порядках. Так вот, тот голос, который мы слышим сейчас – это голос присваивающего хозяйства. Это голос, в терминах Энгельса, хозяйства, которое ничего не производит, воспринимает окружающий мир как враждебную природу, которая может давать, а может не давать. Здесь канализационный люк – такая же пища, как банан. Кладбищенская оградка, металлические конструкции заводов – все это можно спилить и продать. Здесь нет и не может быть вопроса собственности и понимания собственности. Природа дает, мы берем, мы – не воруем. Кто может ограничить, если нет вопроса собственности? Тот, кто сильнее. Вождь. Он же – милиционер. Если с вождем поделиться, принести ему жертву – охота будет удачной. Здесь нет завтра, как такового, здесь нет рефлексии будущего. День прожит – и хорошо, проживем еще. А может быть умрем – рефлексии смерти нет тоже. Есть враждебный мир – природа, есть враждебные некие другие, но совсем нет самовидения себя. Здесь нет вопроса "кто я?" и ответа на него тоже нет.

Здесь есть боги, выбившиеся из вождей, милиционеров, – прокуроры, судьи. Они все – система присваивающего хозяйства. К ним нельзя подходить с вопросом совести, морали – это другой способ освоения пространства. Боги бывают разными, но точно не добрыми. Точно так же, как в античной Греции. Зевса язык не повернется назвать добрым богом. Так и здесь: подлые, хитрые, пьющие, отвратительные, но боги. И надо жертвовать, надо голосовать за них, и тогда они улыбаются с плакатов, и тогда, наверное, будет умиротворение, и завтра будет очень успешная охота. А может быть и не будет – ну, тогда они разгневались и нужно жертвовать еще и еще.

У этого мира есть свой "золотой век". Как у каждого присваивающего общества. В том "золотом веке" были шахтеры и металлурги. И верховный вождь сидел в Кремле, он был суров, ужасно суров. Но тогда было хорошо, и тюрьма – это тоже хорошее место. Потому что там кормят, там можно жить, там тепло, в конце концов. Тот "золотой век" помнится уже не всеми, уже в легендах. В том "золотом веке" была Великая Победа, сакральная, совершенно выхолощенная в смысловом отношении – когда "наши" победили "не наших", фашистов, какие мы тогда были молодцы.

И дальше случается, что второе пришествие богов с новыми прекрасными средствами еды. Войны тоже, но в первую очередь, еды. Потому что когда танк закончит свою работу, его сдадут на металлолом. Это еда. Это бог принес еды и это здорово.

Можно ли здесь победить, можно ли чужому богу стать своим? Милосердному нет. Потому что добра здесь никто не видел. В добро здесь никто не верит (я все еще говорю о 20%). Его никто не узнает в лицо это добро. Есть история, будем считать ее легендой этой войны. В июне месяце один из небольших шахтных поселков, который не захватила Российская Федерация, был защищен блокпостом украинской армии. Каждую ночь из разных домов этот блокпост обстреливался: то из автоматов, то из минометов. Один из воинов украинских был местным и сказал: "Я решу эту проблему". Он сделал виселицу, поставил её возле блокпоста на площади. Утром местные жители принесли блокпосту кашу, вареники, колбасу и сказали: "Ну хлопці, шо ж ви не сказали, шо ви – влада?" Тот, который был из местных, спросил: "Ребята, убирать будем?" Они посовещались и сказали: "Ні, нехай постоїть, а то забалуємо". Так вот, сначала виселица, а потом школа. Вот так сюда может прийти чужой бог.

Но есть тезис, что замороженные, голодные эти люди поймут, что им с Украиной было хорошо, и они вернутся. Нет. Им не было хорошо. Они жили очень плохо. И так, как они живут сейчас, они могут жить сколь угодно долго.

Заканчивая, хочу сказать, что в еврейских молитвах есть такое окончание "До встречи в Иерусалиме". И много тысяч лет евреи так заканчивали свою молитву. Я хочу сказать дончанам и луганчанам, и тем украинцам, которые хотят не только любить Украину, но и делать для нее что-то – до встречи в Донецке. Донбасс не вернется в Украину, потому что Донбасса не существует. Здесь будет либо Украина, либо ничего. До встречи в Донецке".

По окончанию речи Елены Стяжкиной люди плакали и рукоплескали стоя.