Биеннале как она есть. Часть вторая

Если в Джардини преобладали какие-то очень светлые выставки, то в Арсенале, видимо, роль играло и боевое прошлое места, и некий его антураж. Огромное мрачное, сознательно запущенное помещение "без окон, без дверей", поистине бесконечное. И экспозиции как на подбор мрачные, "социальные", тревожные и, если можно так выразиться, "политизированные".

Там мне понравилось несколько американских работ. Одна из них – динамичная: на больших экранах транслируется бесконечная арт-деятельность в реальном времени. На гипсе водой рисуют разные лица, исключительно при помощи чередования "света-тени". Законченное было лицо тает на твоих глазах, и огромная кисть рисует следующее, рядом. Наблюдать можно бесконечно, но к тому времени у меня сели батарейки в камере, и снять это на видео я уже не смогла, к сожалению.

Еще один, казалось бы, насквозь политический проект (а я этого в искусстве терпеть не могу) тронул не на шутку. Огромная стена. На ней – множество крошечных квадратиков. На каждом квадратике (обычная желтоватая плотная бумага из блокнота) – самым примитивным образом срисованное с фотографии лицо. Это – лица американских и иракских солдат, погибших на войне и "неучтенных". Чуть поодаль – картотеки, где "личные карточки" солдат разделены рубрикаторами по штатам. И – раскрытые тетрадки, листы которых тоже сплошь покрыты такими же маленькими портретиками.

Деоккупация юга страны – как украинские военные отвоевывают территории

Запрет на передвижение по стране для военнообязанных – все детали

Ракетные удары по мирным украинским городам - июль 2022

Ядерный терроризм россии

Очень славный и яркий американский зал посвящен эпохе хиппи. Под потолком – множество хитроумных неоновых конструкций. Внизу – большие матрасы, покрытые довольно неряшливыми покрывалами. Имитация "хипповского" лагеря такая. Посетители на матрасы ложились, осматривались, а на самом деле, подозреваю, просто давали отдых ногам. Я же, хотя и устала дико, прилечь там не захотела: эпоха хиппи всегда вызывала у меня весьма спорные эмоции в виду дичайшей, по моим подозрениям, антисанитарии.

Теперь признаюсь вам в страшном. Я очень устала и выполнить свой долг до конца не смогла. Поэтому дойдя до, кажется, бразильского, но не факт, павильона, где стены были увешаны почему-то автоматами, я плюнула, да и пошла обратно. Как оказалось впоследствии, до конца оставалось всего чуть-чуть…

Но зато я попала в сувенирный зал. Где мне немедленно захотелось поселиться. Или денег, что ли, иметь с собой побольше. Там были, во-первых, каталоги в больших количествах. Во-вторых, каждая страна-участница (а таковых было, на секундочку, 76) представила книги, монографии, альбомы, – и все это роскошно изданное и невероятно привлекательное. В-третьих, там были всякие вещи с символикой Биеннале – футболки, сумки и так далее. Я, вообще-то, такое не люблю, но не в данном случае: надписи там были, в основном, забавные и милые, примерно следующего содержания: "я, конечно, не профессионал и рисовать толком не умею, но мне этого хочется, поэтому даже не думайте мне запретить".

Еще там были всяческие вполне функциональные предметы быта – вазочки для мороженного, фартуки, пластиковые корзины, бокалы и прочее, но все они были выполнены именно как артефакты и представляли собой вполне достойные произведений искусства. Ну, и, конечно, блокноты-пастельки-карандашики… Тут хотелось буквально рыдать. Такой себе оплетенный выкрашенной мешковиной блокнот для эскизов, с нарочито неровным обрезом и плотной бумагой. Самый маленький, размером меньше ладони – порядка 20 евро. Думала украсть. Не решилась.

Пока ждала у входа Лань, в отличие от меня выполнившую журналистский долг до конца (до конца ангара, я имею в виду), нашла возможность посидеть – вообще-то в Арсенале присесть негде в принципе. Там была такая лавочка, а перед ней – экран и наушники. Я надела наушники и изобразила напряженное созерцание и слушание, попутно разувшись и с наслаждением ощутив босыми ступнями холодный каменный грязный пол.

На экране какие-то дамочки-феминистки из разных американских университетов, характерно ненакрашенные и увешанные довольно странной бижутерией, вещали о женском вкладе в современное искусство, который, ежу понятно, многократно превосходит мужской, соответственно. Я немножко послушала, заскучала и стала рассматривать посетителей.

Мамочки, какие же среди них попадались удивительные! Особенно мне нравились африканцы (африканский павильон открылся впервые) – стильные, очень ярко одетые… Несколько дам с типичными нескладно-тяжеловесными фигурами и короткими "афрами" на голове – и в вечерних платьях, например…

Или группа испанцев, безвкусно, но невероятно притягательно одетых и очень оживленно жестикулирующих. Девушка, дико похожая на Шинед О’Коннор, бритая наголо и болезненно худая, почему-то я решила, что она англичанка… Страшно хотелось понять, о чем они все говорят. Вероятно, о том же, о чем говорили мы сами. Но казалось почему-то, что о чем-то гораздо более интересном.

Из Арсенала мы вышли, отчетливо понимая, что имеют в виду старики, когда протяжно жалуются, что "ноги гудят". Они действительно гудели…

…И продолжали гудеть, пока мы покупали сувениры. И пока перекусывали в ресторане на набережной, разглядывая прохожих, рассказывая друг другу о своих газетах и старательно не смущая излишним вниманием Дениса, азартно ухаживающего сразу за обеими сестрами Завальскими за соседним столом. А потом мы опять гуляли, снова без карты, снова – наугад. Я с изумлением и радостью поняла, что уже вполне ориентируюсь. И так бы мы ходили еще долго, если бы не осознали вдруг, что опаздываем на последний автобус до гостиницы, который отправляется в 12 ночи.

Ринулись к ближайшей станции вапаретто и узнали, что толпа на остановке, штурмующая "не резиновый" трамвай, – явление, знакомое не только Украине. Японцы, американцы, итальянцы толкались, переругивались, отказывались следовать "порядку живой очереди" и норовили посыпаться в воду, но подступов не сдать. На автобус мы успели. И даже спровоцировали появление небольшой толпы на остановке нашего маршрута. Все спрашивали у нас на разных языках, будет ли еще хоть один последний автобус, мы, сами не зная, неопределенно пожимали плечами, и люди оставались ждать с нами.

День снова закончился отлично. Потому что в дверях отеля курил на ночь последнюю сигарету советник Виктора Пинчука Никита Потураев. "Хотите пива, девчонки?" – устало спросил он. "Да", – не менее вяло ответили мы. И дальше как-то так вышло, что мы втроем залезли на крышу отеля и пили там пиво до пяти утра, разговаривая о: язычестве, христианстве и исламе; честности и продажности; о "не продается вдохновенье, но можно рукопись продать"; о детстве; об инквизиции и охоте на ведьм; о том, можно ли жить в Венеции всегда; о том, сколько денег нужно для счастья; о пиаре; об украинском павильоне; о наших олигархах; о пессимизме как жизненной стратегии и о группе "Воскресенье"; о семьях и предках (у каждого из нас троих в прадеды-деды затесался какой-нибудь профессор); о мощах; о священных войнах и еще не помню, о чем. Почему-то казалось, что где-то неподалеку – море и пустые шезлонги на пляже, что впереди еще как минимум неделя спокойного курортного отдыха и что жизнь вообще, может быть, не самая плохая вещь…

Смотрите также: Фоторепортаж Все флаги в гости к нам