Выпуск газеты Сегодня №144 (399) за 05.08.99
КНИГА ПОЛУЧИЛАСЬ ЛУЧШЕ, ЧЕМ САМИ АРТИСТЫ
"БУДЕШЬ ПОТОМ РАССКАЗЫВАТЬ, КАК ВЕЛИКИЙ ТАРАПУНЬКА УМЕР НА ТВОИХ РУКАХ"
Для Тарапуньки и Штепселя мы с Александром Каневским писали без малого 26 лет, до самой смерти Юрия Тимошенко в 1986 году. Нас связывали очень теплые человеческие отношения. Юрий Трофимович был человеком высочайшей культуры. Он много гастролировал, напряжение -- сумасшедшее. В последние годы жизни он очень страдал от ишемии и даже боялся оставаться один в номере: вдруг ночью начнется приступ. Поэтому приглашал меня составить ему компанию. После вечернего концерта мы обычно немного болтали "о том, о сем", и он спокойно засыпал.
Как-то Юрий Трофимович отдыхал перед концертом -- лежал, вытянувшись на кровати -- крупный, огромного роста. И вдруг говорит: "Представляешь, Роба, через много лет, когда меня давно не будет, ты будешь сидеть в окружении молодежи, и они с трепетом в голосе спросят тебя: "А правда, что вы были знакомы с самим Тарапунькой?" А ты им ответишь: "Ха! Знаком! Да он умер у меня на руках!"
Тарапунька любил "режиссировать" собственные похороны: "Ты знаешь, Роба, я хочу, чтобы на моих похоронах было весело. Никаких лабухов, никаких жмуров. Собрались, помянули, посмеялись... Хочу, чтобы звучали мои любимые мелодии из "Серенады солнечной долины" и "Моей прекрасной леди". "Репертуарный" список постоянно пополнялся. В конце концов, я не выдержал и обвинил эту его "программу" в эклектике. Юрий Трофимович обиделся и выпалил: "Это же мои похороны!" Но потом сказал: "Знаешь, ты прав. Пусть звучит только одна мелодия -- вальс Свиридова к повести Пушкина "Метель".
ТАРАПУНЬКА И БЕРНСТАЙН
Юрий Трофимович хорошо знал английский язык. Когда-то сам Александр Довженко подарил ему хороший словарь, и 27-летний Тимошенко начал по нему изучать язык. Потом нанял учителя, и всегда приставал ко всем иностранцам -- совершенствовал разговорную речь. Многие принимали его за "стукача". Не стал исключением американский композитор и дирижер Леонард Бернстайн, приехавший в начале 60-х в Киев с концертами.
Тимошенко показывал ему Киев, щедро угощал то пивом (причем покупал сразу целый ящик), то какими-то пирожками -- всем, что для Бернстайна было экзотикой. Тот был с ним приветлив, но не сомневался, что Юрий из КГБ. И только когда в ресторане народ стал приветствовать любимого Тарапуньку и присылать ему в подарок вино, подозрения маэстро рассеялись. Когда подошло время расставаться, у обоих слезы стояли в глазах.
Прошло больше 20 лет. Тимошенко в составе делегации собирался в Америку. Как он готовился к встрече с другом! Купил в подарок булаву, украшенную янтарем. (Бернстайн -- "бурштын" -- означает янтарь). Встретились они со слезами. Отобедали. "Я долго думал, что тебе подарить, дорогой Юра", -- сказал Бернстайн... Юрий Трофимович рассказывал мне, что, как все "совковые" туристы, был "на мели" и втайне рассчитывал на денежную помощь, просить ему было неудобно, надеялся, что Леонард поймет. "И вот я, наконец, придумал, -- продолжал Бернстайн. -- завтра я буду дирижировать оперой Доменико Чимарозы, и я достал тебе билеты! Поверь, это было очень нелегко: все билеты были проданы задолго до премьеры".
Огорошенный Тимошенко не знал что делать: с одной стороны он терпеть не мог оперу, а с другой неудобно: не пойдешь -- друг обидится. А билет стоил $300! Пришлось отказаться от интересной поездки со своей группой. А дети Бернстайна на спектакль не пришли...
"ТЕПЕРЬ И УМИРАТЬ НЕ СТРАШНО"
Юрий Тимошенко и Ефим Березин |
ЗДРАВСТВУЙ, МОСКВА!
"Тарапунька и Штепсель" сыграли 5 полнометражных спектаклей , причем каждый был исполнен от 1700 до 2,5 тысяч раз. Почему-то считалось, что Тимошенко и Березин были любимцами властителей -- Сталина, Хрущева и Брежнева, поэтому им многое позволялось. Мы пользовались этим, вводили в тексты "острые" моменты. Публика ждала их, ловила каждое слово. И понимала, что это критика не отдельного директора бани, а системы в целом.
В 1960-м году эстраду впервые включили в программу Декады украинского искусства в Москве. Мы должны были написать приветственный монолог. Чего проще было "сляпать" банальный текстик: "Здравствуйте, мы так рады, что приехали к Вам..." У нас получился совсем другой: фронтовик мысленно как бы встречается с погибшими боевыми друзьями. Сквозила мысль, что погибли-то самые лучшие... В зале все плакали! Правда, после этого номера ни о каком юморе не могло быть и речи. Вот вам и "Здравствуй, Москва".
Этот монолог стал самым большим нашим успехом. Режиссер Яков Сегель в 1962 году снял на "Белорусьфильме" картину по нашему сценарию. Правда, концовка там счастливая (в советском кино не могло быть трагического финала). Тимошенко и Березин с тех пор "влюбились" в нас. Мы были фактически другим поколением -- на 12 лет моложе, даже говорили на другом языке. Тем не менее, они прислушивались к нам, были благодарны.
Когда я показал дуэту свою книгу о них, Ефим Березин начал делать какие-то замечания. А Тимошенко сказал: "Роба, никого не слушай: книга получилась лучше, чем сами артисты."